Я взглянул на карту, прикинул расстояние: от Босовки до Звенигородки всего лишь 26 километров…
Через час три конных группы разведгруппы вышли на задание. Одну из них возглавил я сам. Сравнительно легко удалось пробраться через немецкие боевые порядки. Дальше продолжили движение на максимальной скорости. Миновали Лысянку. А вечером километрах в десяти севернее этого районного села, в небольшом лесочке обнаружили до батальона вражеских танков. Невдалеке еще лес — там тоже два батальона. Даже укрыться нам негде было. Хорошо, что сумерки уже плотно окутали землю.
С наступлением темноты танковые подразделения противника вышли из укрытий, вытянулись в колонны и двинулись параллельными маршрутами в направлении Бужанки.
Ранним утром 13 января мы разыскали штаб нашей дивизии в хуторе на подходе к Репкам. Я доложил Череднику о результатах разведки. Из добытых разведданных было видно, что противник готовится нанести мощный танковый контрудар…
— Вот вам и “сюрприз”… — мрачно сказал майор В.И. Петров, склонившись над картой.
— Да… — протянул озабоченно подполковник П.Ф. Хамов, — положение — хуже не придумаешь.
Действительно, дивизия в ходе наступления понесла большие потери, людей осталось 25—30 процентов штатного состава, боеприпасы и горючее на исходе, противотанковых средств крайне мало. Как назло, к тому времени не успел перевооружиться 134-й отдельный истребительно-противотанковый дивизион. В ноябре 45-мм пушки были переданы в стрелковые полки, а взамен их новые 76-мм ЗИС-3 еще не поступили. Остались в дивизионе 10 противотанковых ружей да стрелковое оружие.
В.И. Петров произвел какие-то расчеты по карте и сказал:
— Немецкие танковые колонны могут выйти в район Босовки утром четырнадцатого января. За сутки мы успеем кое-что сделать.
— Кое-что, конечно, — поддержал М.Ф. Чередник. — Но, по-моему, ситуация предельно ясна: своими силами такую танковую армаду не сдержать.
— Надо просить у командира корпуса противотанковый резерв, — согласился В.И. Петров.
К 20 часам 13 января 1944 года части дивизии, как и планировалось, сосредоточились в районе Босовки».
Босовка — село в Лысянском районе Черкасской области Украины. Расположено на северо-западе от районного центра пгт Лысянка на расстоянии 18 км и в 60 км от железнодорожной станции Ватутино.
ПНШ-1 старший лейтенант Лебединцев во второй половине дня 13 января был направлен в штаб дивизии за получением боевого приказа:
«После обеда последовала команда прибыть в штаб дивизии за получением боевого приказа лично командиру полка или начальнику штаба. Так как оба “приняли” за обедом, то не осмелились ехать в таком виде и послали меня. Я понимал, что получу за это взбучку от начальника штаба дивизии. Так и получилось. Начальник штаба дивизии подполковник Хамов Петр Филиппович отругал меня за то, что я сослался на “простуду” командира и начальника. Но тем не менее под свою роспись я получил боевой приказ на наступление. Прочитав его, я сообщил, что в полку только одна рота из девяти, да и та численностью со стрелковый взвод — не более тридцати человек. Начальник штаба ответил, что и в других полках не больше, а приказ выполнять нужно. “Когда вернешься в полк, непременно сообщи по телефону о прибытии”, — приказал оп. Это подтверждение доставки приказа в полк всегда требовалось на всякий случай “для прокурора”.
Возвращаясь, в селе Босовка я увидел в одном из дворов Кошелева. Дымила кухня с ужином, и я зашел, чтобы предупредить его о полученном приказе и о том, что завтра с утра полку предстоит наступать. Весь его “батальон” с минометной ротой, противотанковым взводом, хозвзводом и связистами вместились в одной хате и летней кухне. “Можешь по котелкам пересчитать всю мою численность”, — сказал комбат. Я очень хорошо знал Алексея Варламовича, который мог в шутку разыграть Бунтина, Ершова, чтобы они поволновались, но меня он никогда не обманывал, тем более в трудные часы боя. Он пригласил поужинать вместе, но я спешил в штаб, разместившийся на юго-восточной окраине села. Здесь я застал уже спящими командира и начальника штаба и приложил немало усилий, чтобы растолкать их и рассказать о содержании боевого приказа. Оба понимали важность приказа, так как только в редких случаях они сами вызывались в штаб за его получением.
По приказу требовалось в течение ночи вести разведку и делать засечку целей. Я хорошо понимал, как измучены солдаты батальона в предшествующих боях и на марше, и предложил направить на исходный рубеж роту автоматчиков, которая являлась последним штатным резервом командира полка. Ею командовал старший лейтенант Ораз Бердяев, туркмен по национальности, исполнительный и храбрый офицер. Автоматчики тоже не меньше устали, но могли днем отдохнуть. У них тоже из сорока положенных было не более двадцати человек.
Бердяев понимал всю сложность возлагаемой на него задачи. У него не имелось даже пулеметов в роте, и я не мог ничего дать ему для усиления, так как это заняло бы время до утра. Я подчинил ему только двух телефонистов, чтобы они навели ему проводную связь».
Из боевого донесения штаба 48-го стрелкового полка:
«В течение ночи в границах полка действовала рота автоматчиков. Выдвинувшись к 20.00 13 января к восточной окраине Франкивка, рота “напоролась” на вражеское боевое охранение, которое, не приняв боя, отошло в населенный пункт. Вскоре гитлеровцы контратаковали роту и оттеснили на пятьсот метров. В течение ночи в этом населенном пункте отмечались пожары, пускались осветительные ракеты. На протяжении всей ночи был слышен гул работающих танковых двигателей, лай собак.
В 6.00 14 января подразделения полка выступили на смену 258-го стрелкового полка 136-й дивизии для занятия исходного рубежа. КП полка — юго-восточная окраина Босовка. Тылы полка — Шубены Ставы».
Как припомнит ПНШ-1 старший лейтенант Лебединцев, в этом «донесении не был отражен один факт, имевший место в ту ночь. Неожиданно появился бравый капитан, который представился командиром роты штрафников, которая поступала в распоряжение полка. Я очень обрадовался такому неожиданному подкреплению, но капитан попросил не строить особых иллюзий, так как это была рота из “эсэсовцев”. Так особисты и юристы называли самострелов-членовредителей, сокращенно “СС”, простреливавших себе обычно руку, чтобы попасть в госпиталь. В минувшие годы их иногда расстреливали по приказам командиров свои же товарищи без суда и следствия перед строем. А с 1943 года это делалось решением Военного трибунала дивизии, который определял им расстрел с заменой на штрафную роту, в которой они могли искупить свое преступление получением в бою ранения или боевой награды за отличие» А если погибали, то с них судимость снималась посмертно. Командир роты так и сказал, что завтра половина из них будет расстреляна в бою: или за отказ подняться в атаку или при самовольном отходе — за бегство. Очень неприятно было выслушивать такую откровенную браваду командира роты, которому за один год командования таким подразделением засчитывалось шесть лет выслуги, а нам только три года. Он пытался представиться командиру полка, но тот так и не проснулся, поэтому задачу ему ставил я сам. О ее действиях ни я, ни комбат Кошелев ничего потом так и не узнали».
2
Вспоминает командир разведроты лейтенант Зайцев:
«А утром 14 января гитлеровцы нанесли контрудар и прорвались к околице села. Подполковник П.Ф. Хамов приказал начальнику инженерной службы майору P.P. Эшенбаху организовать прикрытие штаба дивизии. Мне на ходу бросил:
— Зайцев, со своими разведчиками — в распоряжение майора!
Как сейчас помню холодное снежное поле, простиравшееся от крайних хат села, и немецкие танки, неторопливо выползающие из утренней морозной мглы, а за ними — густую цепь пехоты. И перед всей этой зловеще движущейся черной стеной, изрыгающей шквал огня, виднелись на снегу серые пятнышки. По мере приближения врага они медленно откатывались назад. Некоторые оставались на месте, словно растворяясь в снегу… То были бойцы одного из полков нашей дивизии. Мы бежали к ним на помощь. Четверо разведчиков держались кучкой возле меня. Совсем рядом — Володя Седых с автоматом на груди и бутылками с зажигательной смесью в руках.