Наиболее яростное опровержение точки зрения, выраженной в настоящей книге, принадлежит профессору Жаку Барзену. В весьма живо написанной статье 1958 года Барзен оплакивает утрату детективным жанром того направления, в котором «сообщались не только увлекательные факты о rigor mortis[48] или начальных симптомах отравления мышьяком, но также упоминались некоторые абстракции — Интеллект, Эрудиция, а также принципы работы аналитического ума». Что же получили мы взамен? — вопрошал автор. Всего-навсего трясины психологии, «то есть именно то, что в старых детективах как раз тщательно избегалось». Барзен тогда испытывал ощущение, что увяз в «психологии» по колено, а теперь, возможно, его засосало по шею. Современные истории о преступлениях, говорил он, вызывали у него чувство того, что он безнадежно устарел и к тому же обведен вокруг пальца, ибо вся прелесть детектива заключалась в его особом, специфическом характере. Удовольствие от чтения сочеталось с «верой в то, что существуют такие понятия, как благородство, цельность, разум, закон и указующая нам путь наука». Усилиями новых и, как правило, так и не названных им авторов (кроме осужденных Барзеном Хемметта и Чандлера) детектив «утратил свою направленность, а возможно, и свое уникальное место в литературе», «перестал быть средством развлечения и не дал ничего взамен».

Совершенно очевидно, что моя точка зрения настолько отличается от взглядов Барзена (то, что ему кажется увлекательным, меня повергает в скуку), что у нас, по сути дела, не остается точек соприкосновения, делающих дискуссию возможной. Любопытно, однако, что мы сходимся в диагнозе того, что случилось с жанром, если не учитывать, конечно, что он полагает это бегством от интеллектуального и рационального, а я — избавлением от самообмана и движением к реализму. Интересно также, что он и не пытается защитить с художественной стороны вещи, вызывающие его наибольшее восхищение, если не считать его высказываний, что это «хорошее развлечение и вполне достойная литература». Но что такое «хорошее развлечение» и «вполне достойная литература»? Многие из поделок тех ремесленников, что он именует «хорошими развлекателями», я бы не взялся читать даже в занесенном снегом отеле в горах или на необитаемом острове, а что касается их литературных достоинств, то похвала Барзена носит весьма двусмысленный характер, ибо «достойной литературой» их считают не критики, а политические деятели. Что же касается современных детективных авторов, то лучшие из них, как не раз отмечалось, умеют писать хорошие романы с интересной криминальной интригой. И в этом смысле между прошлым и настоящим жанра нет того различия, на которое ссылаются Барзен и некоторые другие; разрыв кажется огромным только тем, кто рассматривает Коллинза, Конан Дойла и Ле Фану главным образом как предшественников детектива, то есть того жанра, который по-настоящему процветал лишь с начала 20-х годов до начала второй мировой войны.

Мне представляется более разумной другая схема развития. Криминальная литература развивалась в том же направлении, что и другие прозаические формы, в непосредственной связи с социальной жизнью общества.

1. Романы о преступлении как форма социального протеста — у Годвина, Литтона, Бальзака. Преступник выступает как герой или как жертва социальной несправедливости.

2. Произведения, где сыщик выступает как защитник общества, как интеллектуальный супермен. Линия, начатая По, затем продолженная Коллинзом и Габорио.

3. Идея, по которой лишь детектив-супермен имеет право стоять вне или над законом, впервые получившая воплощение в образе Шерлока Холмса.

4. Переход от новеллы к роману, продиктованный коммерческими соображениями, а также появление авторов-женщин, чьи герои-сыщики действовали по методу Холмса и в произведениях которых подчеркивалась важность сохранения социального статус-кво (было бы любопытно проследить связь между незыблемостью правил детективного жанра с этой насущнейшей социальной задачей).

5. Попытки поломать «правила» отчасти потому, что рождавшиеся на их основе произведения отличались унынием (Френсис Айлс), отчасти потому, что эти правила были весьма нелепы (Хемметт, Чандлер).

6. Развитие криминального романа, жанра всеядного, где сочетаются комедия и трагедия, реалистический образ общества в целом и экскурсы в психологию отдельной личности, а также удивительный расцвет шпионского романа как самостоятельной литературной формы.

Примерно такова сегодняшняя ситуация в жанре. Что же показывает нам магический кристалл на завтра, то есть на ближайшие десять лет?

Ничего сенсационного он не показывает, все, в общем, остается как прежде. Если исходить из тенденций развития, какими они видятся нам сегодня, то результаты будут следующие:

Падение спроса. Детективы по-прежнему будут создавать­ ся, но по мере того, как творения мастеров и мастериц жанра будут отходить в прошлое, произведения новых авторов будут все менее и менее удовлетворять вкусы поклонников золотого века. Обращение к «увлекательным фактам насчет rigor mortis» или даже к той уникальной роли, что играют в расследовании волоски или шерстинки ковра, будет выглядеть малоубедительным в качестве существенных моментов в детективной интриге. Улики такого рода будут (как, собственно, и сейчас) материалом для деятельности ученого-криминалиста, а не частного сыщика. Не будет в книгах планов дома или усадьбы, запертые комнаты перейдут в ведение писателей-фантастов. Если понадобятся научные методы убийства, то они будут соответствовать новейшим открытиям (лазерные лучи, отравленные замороженные продукты, а также ядовитые испарения электрокаминов и пр.).

Он также, возможно, испытает период временного спада — если не в количественном, то в качественном отношении. Будет гораздо меньше историй о работе разведок в Европе, действие все чаще и чаще будет переноситься в малоисследованные области — особенно Дальнего Востока и Южной Америки. После мрачностей Ле Карре можно ожидать более жизнерадостных интонаций у его последователей. Вопрос: почему у французов так мало удач в этом жанре? Им должна импонировать эта форма, вполне можно ожидать шпионских романов с сильной националистической окраской от Франции, Израиля, Аргентины.

Постоянное повышение спроса. Многие из тех авторов, что ранее писали бы детективы с очаровательно примитивными героями и обстановкой, теперь переключатся на авантюрный роман. Не исключено, что к ним присоединятся и другие авторы — из тех, что не желают относиться к себе (и своим читателям) слишком уж всерьез, решат попробовать удачи в той или иной разновидности авантюрного романа (авторы-мужчины) или в готическом романе с легким элементом тайны (женщины). В сегодняшних образцах жанра нередко выказывается неплохая эрудиция, как, например, в авантюрных триллерах Дика Френсиса, отменного знатока скачек. Почему бы не ожидать появления подобных вещей, посвященных автогонкам или легкой атлетике?

Тут возможно развитие по самым разным направлениям, в зависимости от творческой ориентации авторов. Если «серьезный роман» будет уделять меньше внимания реалистическим способам повествования, а больше увлекаться экспериментами в области лингвистики, научной фантастики или символического описания внутреннего мира человека (тенденция, прослеживающаяся от Берроуза к Мейлеру и Мердок), то «криминальный роман» может отчасти выполнять его былые функции. Эта форма может привлекать авторов, которые лет двадцать назад писали «серьезные романы», а также читателей, которые бы их читали. Если это произойдет, мы можем ожидать дальнейшее ослабление связей такого романа с детективом типа «что делали шесть кошачьих волосков на блюдечке в холодильнике?», повествование в нем обретет более открытый характер. Но и тогда слишком многие авторы криминальных романов будут сочетать «психологию», улики и социальный критицизм тем самым образом, который так раздражает Барзена.