В «Похищенном письме» речь идет о пропавшем документе, от которого зависит судьба весьма влиятельного лица. Публикация письма вряд ли может вызвать переполох среди правительств Европы, но тем не менее это важный документ. Полиция подозревает в похищении одного министра. В его доме устраивают тщательнейший обыск, но безрезультатно. Дюпен же, исходя из характера подозреваемого, убежден, что коварство можно победить лишь коварством. Он наносит министру визит и обнаруживает письмо, вывернутое наизнанку и небрежно положенное на полку на виду у всех.

Здесь мы имеем дело с обратным вариантом правила № 2, упомянутого выше[8], с методом психологической дедукции и решением загадки с помощью формулы «самого очевидного места». Этот трюк — предшественник попытки спрятать бриллиант в рюмке с водой, убийства человека в гуще сражения, он же лежит в основе сюжета рассказа Г. К. Честертона «Человек-невидимка» (почтальон — фигура столь привычная, что на него никто не обращает внимания) и еще целого ряда подобного рода уловок.

Третий рассказ с участием Дюпена, «Тайна Мари Роже», вызвал гораздо меньше подражаний, но, пожалуй, наиболее интересен для знатоков. Он всецело состоит из газетных вырезок, связанных с исчезновением и убийством продавщицы, и комментариями по этому поводу Дюпена. В рассказе нет разгадки тайны — и, стало быть, отсутствует формальная концовка, на что есть свои основания. Происшествие имело место в действительности, оно произошло в Нью-Йорке с некой Мери Сесили Роджерс. Подлинными, хотя приведенными с незначительными изменениями, были и газетные вырезки. Газета, напечатавшая этот рассказ По, не решилась опубликовать заключение. Впоследствии было признано, что его аргументация была в целом справедливой, хотя в последнее время на этот счет и высказывались иные соображения. По, бесспорно, один из немногих авторов таинственных историй, которые не боятся приложить свои детективные методы к решению проблем, придуманных самой жизнью.

Что касается других детективных рассказов По, то новелла «Ты еси муж, сотворивый сие» сочетает поверхностность замысла с несколько раздражающим легкомыслием в его разработке. Произошло убийство; человек, славящийся своим добродушием и честностью, с наивным лукавством названный автором мистером Душкинсом, обвиняет в убийстве мистера Шелопайна. Тогда повествователь сооружает в гробе покойного нехитрое приспособление, которое заставляет покойника в определенный момент восстать из гроба, отчего истинный убийца признается в злодеянии. Им оказывается мистер Душкинс. Этого и следовало ожидать. Тем не менее в этой новелле есть еще два мотива, изрядно с тех пор поработавшие в детективной прозе: цепь ложных улик, подстроенных настоящим убийцей, и разгадка, где виновником оказывается наименее подозреваемое лицо.

Пятый рассказ — это «Золотой жук». В нем герой находит шифр, который помогает ему отыскать запрятанный клад. Шифр несложный — одной цифре в нем соответствует одна буква, а разгадка местонахождения клада типа «отметь-где-падает-тень-и-сделав-три-шага-к-востоку-копай». Этот рассказ — полная противоположность «Тайне Мари Роже»: повествователя немало удивляют выходки его друга-детектива, он понятия не имеет, что тот задумал до того момента, пока не удается обнаружить клад, и только потом упоминается (а затем и объясняется) шифр. Многие, впрочем, считают, что «Золотой жук» — лучшая из детективных историй По.

«Золотой жук» и «Тайна Мари Роже» как бы образуют два полюса, между которыми располагаются три другие новеллы По. Автор оказывается на развилке дорог, которыми затем продвигался детективный жанр. Он стал основоположником двух главных направлений в детективе — романтического и классического, или, если воспользоваться терминами, менее скомпрометированными неточным употреблением, чисто сенсационного и чисто интеллектуального. К первой категории относятся произведения, где за одним сногсшибательным событием следует другое, где мистификация сменяет мистификацию, где читателя снова и снова озадачивают, пока в последней главе все одним махом не растолковывается. Эта школа славится драматизмом интриги и колоритом, к ее слабостям следует отнести многочисленные неувязки и тенденцию опускать логические звенья, объяснения тут не всегда объясняют, и если в таких сюжетах не бывает скуки, то порой хватает бессмыслиц. В произведениях второго типа — чисто интеллектуальных детективах — все основные события, как правило, случаются в первой главе, а затем расследователь потихоньку движется от улики к улике, пока не разгадывает загадку. Что касается читателя, то он участвует в расследовании наравне с великим сыщиком и имеет возможность самостоятельно потрудиться над разгадкой. Сила этого направления в остроумии и разнообразии аналитических методов, слабость — в монотонности, в помпезности, в способности героев слишком распространяться о сущих пустяках, а также в отсутствии движения и эмоций.

Чисто сенсационный детектив не является такой уж редкостью: тому подтверждением служит творчество Уильяма Ле Ке, Эдгара Уоллеса и других. Чисто интеллектуальный детектив, напротив, весьма редок: слишком немногие авторы развивали принципы, заложенные в рассказе «Тайна Мари Роже», когда читателю предоставляется весь наличествующий материал, с условием чтобы он сам брал на себя функции расследователя.

Так, впрочем, писал М. П. Шил, автор трилогии «Принц Залески», в причудливо-изысканных пассажах, фразах-арабесках которой угадываются интонации Эдгара По. Принц Залески, «жертва Любви, мимолетной и несчастной, воспоминание о которой не в состоянии затмить блеск трона», коротает время в одиночестве в полуразрушенной башне, «где царит полумрак, и только открытый светильник-курильница, свисающий с куполообразного, расписного потолка, мерцает слабым зеленоватым светом», а вокруг — фламандские надгробные украшения из меди, рунические дощечки, миниатюры, крылатые быки, тамильские письмена на лакированных листьях талипотовой пальмы, щедро инкрустированные драгоценными камнями средневековые ковчежцы, изваяния браминских богов, египетские мумии, он сидит, убаюкиваемый «тихим журчанием невидимой музыкальной шкатулки». Как и Шерлок Холмс, он употребляет наркотик —«Cannabis Sotiva»[9], — из которого на Востоке делают гашиш. Его друг приходит к нему с детективными проблемами, которые он принимается распутывать, не покидая своей тахты, на основании той информации, которую ему сообщают (исключение составляет финальная часть трилогии). Свои вердикты он украшает философическими монологами о социальном прогрессе человечества, которые произносит с меланхолическим изяществом и легким чувством интеллектуального превосходства. Его система рассуждений сочетает утонченность с ясностью, зато сами преступления на удивление неправдоподобны — недостаток, который истории Шила разделяют с новеллами Г. К. Честертона.

Еще один автор, пользующийся формулой «Тайны Мари Роже», — баронесса Орси. Ее цикл «Старик в углу» строится именно по этому принципу. Я видела французское издание, где после того, как читателя вводят в курс дела, напечатан призыв: «Подождите немного — а вдруг вы сможете догадаться, в чем дело, сами, еще до того, как узнаете вердикт Старика». Эта формула очень походит на ребус и, естественно, имеет свои границы. Из современных авторов чаще других прибегает к ней Фримен Уиллс Крофтс, сыщики которого всегда ведут «честную игру» и, найдя новые улики, добросовестно уведомляют об этом читателя. Читатель-интеллектуал может это только приветствовать. Задача автора в таких детективах состоит в том, чтобы читатель, дочитав до конца, не говорил бы: «Ну вот, я же сказал, что дело обстоит именно так!» — или: «Черт побери! Разве тут можно догадаться!», а воскликнул бы: «Господи! Ну какой же я глупец! Ведь разгадка-то была у меня под носом!» Драгоценное признание. Как стараются заслужить его авторы. И как редко это удается!

В целом, однако, современная просвещенная публика очень строго следит за тем, чтобы авторы «играли честно», а сенсационный и интеллектуальный детективы расходятся сейчас все значительней.