…После того как я без всякого аппетита уничтожила огромную тарелку со всеми видами злодейски умерщвленной и выброшенной на рыхлый берег спагетти морской фауны (по всей видимости, составитель меню в свободное от основной работы время писал романтические стихи, ибо ничем иным объяснить название блюда — «Стелла дель мара» — я не могла), прыщавый гарсон неопределенного возраста, чем-то удивительно напоминавший Билли Бонса, обнажив в приветливой улыбке клыкастые желтые зубы, поставил передо мной микроскопическую чашку с «эспрессо».

— Мадам не желает десерт? — поинтересовался гарсон, продолжая активную демонстрацию зубов.

— А что вы можете мне предложить?

— Коктейль из креветок, тунец с ананасами, желе из макрели под лимонным соком…

— У вас что сегодня, рыбный день?

— Простите, мадам?

— Насколько мне известно, рыбу на десерт не едят.

— Где, мадам?

— Что «где»?

— Где не едят рыбу на десерт?

— Нигде не едят рыбу на десерт! — отрезала я. — Понимаете, сударь, ни-где!

— Совершенно верно, мадам! — Гарсон улыбнулся еще шире и от удовольствия даже плотоядно клацнул клыками. — Нигде, кроме Кайенны, мадам! Вы, наверное, из провинции? Парижанка, да?..

«Не раскрывай без необходимости свой рот!» — вспомнила я наставления Паулины и озверела еще больше.

— Мы, в провинции, привыкли к другому десерту.

— Это ваше право, мадам.

— Скажите, а ОБЫЧНЫЕ пирожные у вас есть?

— Конечно, есть, мадам!

— С кремом?

— А разве бывают пирожные без крема?

— Крем, надеюсь, не из трески?

— Простите, мадам?

Здесь я вовремя сообразила, что коренное население Французской Гвианы вполне могло не знать названия самого популярного советского рыбопродукта, и сразу успокоилась.

— Пожалуй, я воздержусь от десерта.

— Как вам будет угодно, мадам…

Понимая, что одна из главных установок Паулины — ОСТОРОЖНО ЗАСВЕТИТЬСЯ — еще не выполнена, я как могла пыталась растянуть процедуру принятия вовнутрь нескольких капель черного как деготь кофе, однако спустя минуту была вынуждена капитулировать: в чашке оставалась только гуща, которую можно было съесть, но никак не выпить, еще раз общаться с клыкастым гарсоном и заказывать второй подряд «эспрессо» мне почему-то не хотелось, чтобы изобразить поглощенность недельной давности номером парижского «Фигаро» нужно было обладать актерским дарованием Сары Бернар, а до посадки на рейс в Сан-Пауло оставалось еще добрых полтора часа. Уткнувшись в статью о причинах забастовки служащих французских почт, я мучительно размышляла, что делать дальше.

— Мадам?

Голос явно принадлежал мужчине, но не имел ничего общего ни с противным тенором гарсона, ни с баритоном молодящегося Бошара.

И я медленно подняла голову…

19. ЛОНДОН. ЖИЛОЙ ДОМ НА ЛЕКСИНГТОН-РОУД

Март 1978 года

Лондонский резидент Главного разведывательного управления Генерального штаба Советской Армии подполковник Станислав Волков, работавший в Великобритании уже четыре с половиной года под именем Реджинальда Бакстона, владельца небольшой конторы по торговле недвижимостью неподалеку от Сохо, люто ненавидел страну своего пребывания за три вещи — неизменно мерзкую погоду, левостороннее движение и пристрастие англичан к пиву.

Закончив в свое время с отличием МВТУ им. Баумана по специальности «Проектирование ракетно-двигательных установок», Волков, получивший уже на пятом курсе официальное предложение остаться на кафедре и писать кандидатскую диссертацию, совершенно неожиданно был приглашен для беседы в Главное разведывательное управление Министерства обороны. Седой великан в мундире генерал-майора танковых войск, встретивший Стаса в кабинете заместителя начальника районного военкомата, куда Волков, как и все призывники, время от времени получал повестки, с таким любопытством рассматривал молоденького выпускника МВТУ, словно именно в этот момент решал мучительный вопрос, выдавать ли за этого симпатичного парня в неопределенного цвета ущербном костюмчике отечественного производства свою единственную дочь. Стас же, воспитанный в семье обычных московских интеллигентов, тративших с трудом отложенные рубли на книги, а свободное время — на нескончаемые разговоры об идиотской сущности развитого социализма, перед военными никогда не робел и, в свою очередь, чтобы хоть как-то заполнить мучительную паузу, пытался определить ширину алых лампасов на генеральских галифе, заправленных в роскошные хромовые сапоги.

— Ну и сколько? — неожиданно спросил генерал.

— Что «сколько»? — Стас даже вздрогнул от неприятного ощущения, что седой генерал угадал его мысли.

— Сколько, Волков, ты будешь получать, когда напишешь свою диссертацию?

— Н-ну, — Стас облегченно вздохнул и поскреб коротко остриженный затылок. — Думаю, рублей двести пятьдесят — двести восемьдесят. Плюс десятка за знание английского.

— Стало быть, — подытожил генерал, — кругом бегом получается триста?

— Да вроде так.

— Причем не сегодня, а через три года.

— Точно.

— А хочешь пятьсот в месяц?

— Через три года?

— Сразу.

— Предлагаете уйти в «оборонку»?

— Сначала ответь на мой вопрос.

— Конечно, хочу! — хмыкнул Стас. — Только за что мне такие блага? Я ведь, товарищ генерал, своими руками еще ни одной баллистической ракеты не сделал.

— Знаешь, что такое ГРУ?

— Знаю, — кивнул Стас. — Военная разведка.

— Хочешь поработать у нас?

— А что мне придется делать?

— Что скажут! — жестко отрубил генерал.

— Тогда не хочу.

— Не уважаешь дисциплину?

— С самого детства, когда с ребятами в прятки играл, всегда проигрывал. С тех пор предпочитаю играть с открытыми глазами…

— Тебя научат выигрывать, Волков. Это у нас хорошо делают.

— То, что вы предлагаете, совсем новое дело для меня, товарищ генерал… — Стас еще раз поскреб в затылке и виновато улыбнулся. — Даже не знаю, чем я смогу быть полезным… Да и потом, зачем я тогда пять лет учился? Нелогично как-то…

— Ты учился в НАШЕМ учебном заведении, — внятно отчеканил седой генерал. — Тебя научили разбираться в вещах, до которых простым людям дела нет и быть не может. Теперь пришло время решить свое будущее: не захочешь — вернешься к своим пульманам и чертежам, неволить не стану. Но я предлагаю тебе дело стоящее, для настоящего мужика. Предлагаю, кстати, тебе единственному, Волков. Единственному со всего твоего курса.

— За что же мне такая честь, товарищ генерал?

— Придет время — отвечу…

Ровно через три месяца Стас сказал родителям, что получил приглашение на работу в «почтовый ящик», причем таким таинственным голосом, что у родителей-интеллигентов, не просто помнивших — живших временами, когда неосторожно оброненное слово могло обернуться десятью годами лагерей, моментально пропало желание выяснять подробности. Такие, например, где находится этот самый пресловутый почтовый ящик и чем там будет заниматься их единственный сын. А Стас к тому времени уже два месяца как учился в Институте военных переводчиков на факультете романских языков. Все в этом закрытом учебном заведении было обставлено как в самом заурядном советском вузе — сессии, экзамены, зубрежка в библиотеках и даже зачетные книжки. Вот только графы учебных дисциплин, против которых преподаватели с незапоминающимися лицами ставили оценки, принципиально не соответствовали изучаемому предмету. Так, на лекциях по истории западноевропейской литературы XIX века на самом деле изучались тонкости взрывного дела, «пятерка» по испанской грамматике означала, что студент великолепно разобрался в тайнах шифрования и дешифровки, а лекции по научному коммунизму и вовсе проводились в гигантском подземном тире, где будущие «военные переводчики» учились поражать идеологического врага из всех существовавших в природе видов огнестрельного и холодного оружия…

После завершения вуза Стаса почти сразу направили на «практику» в Испанию, где он задержался на долгие пять лет. Предъявив на родине Веласкеса фундаментальную «легенду» и не менее основательные документы на имя выпускника Технологического колледжа Тегусигальпы Энрике Сибилласа, молодой «специалист из Гондураса» устроился на работу в конструкторское бюро при крупной авиастроительной фирме, выполнявшей серьезные заказы министерства обороны Испании…