Кроманьонцы были древнейшим типом европеоидной расы. Они довольно быстро освоили огромные пространства от Атлантики до Байкала, но отнюдь не были единственными обитателями планеты. Их современниками и соседями на территории от юга Франции до Воронежа были негроиды-гримальдийцы, а район озера Байкал стал местом контакта с монголоидами. Впечатление такое, будто род человеческий возник сразу «един в трех лицах», и вопрос, когда и где это произошло.
Спор о происхождении человечества от одного корня или от разных (моногенизм или полигенизм), из одного центра или из нескольких (моноцентризм или полицентризм) достаточно давний. Точку зрения полигенизма отстаивал еще римский император Юлиан. В середине XIX века Жан-Луи Агассиз, американский зоолог и палеонтолог швейцарского происхождения, известный как ярый противник теории Дарвина, учил, что человек произошел независимо в разных зоогеографических зонах. В начале XX века немецкий антрополог Герман Клачч выводил основные расы человека от различных форм высших приматов (говоря словами В. Авдеева, «нам чужих обезьян не нужно, но и свою мы никому не отдадим»). Но наиболее последовательно теорию полицентризма развил Франц Вейденрейх. В 1938 году в своем докладе на Международном конгрессе в Копенгагене он наметил четыре центра эволюции человека: в Юго-восточной Азии она шла от питекантропа к австралийцам, в Восточной Азии – от синантропа к монголоидам, в Африке – от родезийского человека (местная разновидность неандертальцев) – к современным неграм. Четвертым центром была Европа.
Современный французский философ Пьер Шассар (см. перевод его статьи «Человечество» – это миф, не соответствующий действительности» в журнале «Атака» № 777) отмечает, что с точки зрения современной палеонтологии первое разделение человечества произошло в очень отдаленном прошлом. Очевидно, оно началось у вида homo erectus более миллиона лет тому назад и притом как минимум в четырех (как и у Вейденрейха) исходных центрах: Малой Азии, Южной и Западной Африке, Северном Китае и на Зондских островах.
В своей философии П. Шассар исходит из того, что человек в своих поисках конечной всеобщей сути обнаруживает в итоге лишь абсолютное Ничто. Показав все разнообразие макрокосма, микрокосма и биокосма, П. Шассар делает следующий вывод: «Нигде, кроме как в эфемерных плодах воспаленного воображения или склонной к фантазиям мысли, нет ни Единства, ни Единого, ни Всеобщего. Всегда и везде, на Земле и на Небе, есть многообразие и разнообразие. В начале или безначалии того, на чем все основано, уже неизбежно было многообразие и разнообразие, и мир в своих завихрениях, в движении и изменении многообразен и разнообразен. Нет единства строения, основанного на единой сути его основных элементов; нет единства связей, функционирования и цели, характерного для Системы; нет непрерывного Всеобщего и нет, прежде всего, Единого как гармоничного Целого или Космоса без беспорядка всех объектов мира. И в нем нет никакого абсолютного единства человечества, онтологически основанного на неизменной сущности и объединяющей общности». Никакая «божественная монархия» не определяет судьбу: пора покончить с теологиями Единственного и Универсального, равно как и с жалким мифом о человечестве без различий и не давать вводить себя в заблуждение извращенными речами о Едином и Всеобщем. (Pierre Chassard. Les diversites naturelles. Gesamtdeutscher Verlag. Wesseling. 1993. p. 7, 160–161).
П. Шассар совершенно прав, когда он говорит: «Представление об абсолютно однообразном единстве человечества несовместимо с естественными фактами. Это религиозная фикция или идеологическая фантасмагория, доходящая до абсурда, отсюда ее тоталитарные догмы». «Действительное человечество не имеет ничего общего с фиктивным человечеством библейской теократии или идеологического универсализма».
На защиту фикций от науки была мобилизована генетика, ставшая новой «служанкой теологии». Как отмечал на 1-й Международной конференции на тему «Раса: миф или реальность?», проходившей в Москве в октябре 1998 г. Ю. Г. Рычков, «последние 35 лет генетика человека находится в разладе с антропологией по проблеме рас человека. Мотивы этого разлада представляются не столько объективно-научными, сколько идеологическими». «Отрицание генетической реальности рас мотивируется якобы несовместимостью антропологических взглядов на расу… с данными популяционной генетики. Популяционно-генетический подход к биоразнообразию человечества был противопоставлен расоведческому. Аргументом в пользу этого противопоставления послужило измерение своего рода «генетического веса» различных иерархических уровней популяционной структуры человечества. Когда в качестве верхнего уровня популяционной иерархии рассматриваются расы, оказывается, что с ними связана крайне малая доля общего генетического разнообразия, иначе говоря, под расами нет серьезного генетического фундамента».
Тон этому направлению задает американец Л. Кавалли-Сфорца, который приуменьшает различия между большими биологическими группами людей и утверждает, что эти различия на генетическом уровне ничтожно малы. «Ясно, что подобные утверждения диктуются отнюдь не научными мотивами и не имеют под собой научной основы», – возражает П. Шассар. Количественный подход в данном случае совершенно неприменим. Например, всего один процент генов человека отличается от генов шимпанзе. Один процент, всего несколько генов определяют, таким образом, огромную физическую и интеллектуальную разницу между человеком и шимпанзе.
Раз уж мы добрались до шимпанзе, то нам прямая дорога в Африку, тем более, что именно туда нас зовут генетики, указывая на эту часть света, как на прародину человечества. Правда, с хронологией такого радостного события, как появление первых людей в Африке, у генетиков выходит неувязка. Исходя из полиморфизма митохондриальной ДНК, они считают, что это событие произошло 200 тысяч лет назад. Определяя генетические расстояния между расами, Ребекка Канн, Стоункинг и Вильсон пришли к выводу, что первыми отделились от общечеловеческого ядра 120 тысяч лет назад негроиды, а 60 тысяч лет назад произошло разделение европеоидной и монголоидной рас. Однако Ней и Ройчоудхури называют несколько иные даты: обособление негроидов, если верить этим автором, произошло 110 тысяч лет назад, а разделение европеоидов и монголоидов – около 40 тысяч лет назад. Разрывы в десятки тысяч лет наводят на мысль, что генетикам еще придется вносить существенные корректировки в свою хронологию точно так же, как пришлось корректировать датировку с помощью радиуглеродного анализа из-за неточности этого метода на первоначальном этапе его применения.
Г. Л. Хить и Н. А. Долинова тоже считают негров наиболее древней и специализированной расовой ветвью человечества, максимально удаленной от «общечеловеческого» типа (Расовая дифференциация человечества. М. 1990, с. 23–24). Но негроиды никак не могут быть древнейшей расовой ветвью, даже если брать во внимание одни только большие расы. Один лишь колоссальный биологический и энергетический потенциал негроидов говорит, наоборот, о молодости этой расы, у которой все еще впереди. «Ныне наступает период господства черной расы. Править миром будут черные», – пишет Муаммар Каддафи в «Зеленой книге» (М., 1989, с. 139). И не следует воспринимать это пророчество как курьез. У негров степень биологического износа гораздо меньше, чем у других рас. Но дело не только в их потенциале: версия генетиков не укладывается в рамки законов эволюции. Действительно древнейшие, исходные формы были очень лабильными и могли поэтому потенциально развиваться в разных направлениях, но соответственно и очень нестойкими. Они либо совсем исчезли, либо сохраняются в виде реликтов, вроде койсанской (бушменской) или австралийской расы.
Большие расы по сравнению с ними – более поздние образования. В. В. Бунак в свое время объявил расу «историческим понятием» и, как пишет Ю. Д. Беневоленская в своей статье «Расовый и микроэволюционный аспекты краниологии древнего населения Северо-Восточной Европы» (Сб. «Балты, славяне, прибалтийские финны. Этногенетические процессы. Рига. 1990, с. 232), «в настоящее время концепция В. В. Бунака о расе как динамической, исторической категории все более подтверждается благодаря накоплению новых материалов по древним эпохам. Становится очевидным большее разнообразие типов в древнем антропологическом материале, в той или иной мере отличных от современных». Появлению больших рас предшествовал расовый полиморфизм, точно так же как образованию больших языковых семей предшествовала эпоха сосуществования множества диалектов.