На упомянутом совете обсуждали несколько предложений. Большинство высказывалось за то, чтобы не нарушать обещания, касающегося личной безопасности короля, тем более что король соглашался сохранять мир на тех условиях, что записаны в договоре; другие желали просто, без всяких церемоний посадить короля под стражу; третьи же предлагали немедленно призвать его брата герцога Нормандского и заключить новый мир к вящей выгоде всех принцев Франции. И казалось этим последним, что в случае заключения такого мира столь могущественный король, испытав сильное унижение, смирится и если к нему приставить охрану, то он вряд ли когда-либо сможет восстановить свои силы. Дело зашло так далеко, что я видел уже человека, совсем одетого и готового ехать к герцогу Нормандскому в Бретань; у него было несколько писем к нему, и он дожидался лишь письма герцога Бургундского. Однако этот план был отвергнут.
Король тем временем приступил к переговорам и предложил выдать в качестве заложников герцога Бурбонского с его братом кардиналом, коннетабля и некоторых других, чтобы после подписания мира он смог вернуться в Компьень, где немедленно заставил бы льежцев раскаяться в содеянном или же объявил бы им войну. Названные королем лица сами предлагали себя в качестве заложников, по меньшей мере на людях, но не знаю, так ли они говорили промеж себя. Думаю, что нет, ибо, по правде говоря, я уверен, что он бросил бы их и не вернулся бы назад.
В эту третью ночь герцог совсем не раздевался и лишь два или три раза прилег на постель, а так все ходил по комнате. Он всегда так делал, когда был взволнован. Той ночью я спал в его комнате и несколько раз прохаживался вместе с ним. К утру он пришел в еще большую ярость, чем раньше, сыпал угрозами и готов был совершить все что угодно. Однако он ограничился тем, что принял такое решение: если король поклянется соблюдать мир и отправится с ним в Льеж помочь отомстить за епископа Льежского, своего близкого родственника, то он будет удовлетворен. И он неожиданно направился в комнату к королю, чтобы сказать ему это.
У короля был один друг, который его предупредил обо всем и убедил, что если он примет эти два условия, то беды не будет, а если нет, то навлечет на себя такие несчастья, что хуже и быть не может. Герцог, появившись в его присутствии, был настолько взволнован, что у него дрожал голос и он готов был в любой момент взорваться. Внешне он был сдержан, но жесты и голос выдавали гнев, когда он обратился к королю с вопросом, намерен ли он придерживаться мирного договора, уже составленного и написанного, и соблаговолит ли поклясться в этом. Король ответил, что да. В действительности этот договор почти ничем не отличался от договора, заключенного под Парижем, в том, что касалось герцога Бургундского. Но в отношении герцога Нормандского он был сильно изменен, так как в нем говорилось, что герцог отказывается от Нормандии и получит в удел Шампань, Бри и другие соседние земли.
Затем герцог спросил, соблаговолит ли король отправиться с ним к Льежу, дабы отомстить за измену льежцев, которую те совершили по его вине, и напомнил ему о его близком родстве с епископом Льежским, происходившим из дома Бурбонов. На это король ответил согласием, сказав, что, как только будет принесена клятва и заключен желанный мир, он с удовольствием поедет с ним в Льеж и поведет с собой сколько ему угодно людей. Эти слова очень обрадовали герцога. Был немедленно принесен текст договора о мире и взят из королевского сундука настоящий крест святого Карла Великого, называемый крестом победы, на котором они и дали клятву. В городе сразу же ударили в колокола, и весь народ возликовал.
Впоследствии королю было угодно оказать мне честь: он сказал, что я хорошо послужил делу восстановления мира.
Герцог немедля сообщил эти новости в Бретань и послал дубликат договора, свидетельствовавшего, что он не отрекся и не бросил своих союзников. Таким образом, монсеньор Карл Нормандский оказался в выигрыше, если учесть, что по договору, заключенному им в Бретани, у него оставалась, как вы слышали, одна лишь пенсия.
Филипп де Коммин. Мемуары. М., 1986. С.62–71.