Мысли о матери, вновь спровоцировали позывы к затылочной боли. «Ладно, на сегодня пожалуй все, домой надо идти, полежать. Ох, и тяжкий получился день…»

Звонок телефона. Подполковник, болезненно поморщившись, с досадой берет трубку:

— Кто там еще!?

— Товарищ подполковник, вас начальник штаба полка, — отчетливо звучал в трубке голос дежурного телефониста.

— Федор Петрович, ты!? — тут же послышалась надтреснутая скороговорка полкового НШ. В голосе чувствовалась озабоченность.

— Слушаю Ратников!

— Здравствуй, срочное ЦУ, слушай внимательно, а лучше запиши.

Ратников машинально пододвинул к себе блокнот:

— Я вас слушаю.

— Сейчас из корпуса мой шеф звонил. У них там в Алма-Ате какая-то сильная заваруха. Комкор срочно свернул свой визит и уже к себе назад вылетел. Ты меня хорошо слышишь?

— Да, конечно. А что именно случилось-то?

— Точно сказать не могу, но вроде какие-то студенты-казахи в количестве нескольких тысяч бузу на площади Брежнева затеяли, демонстрацию с лозунгами.

— Какими лозунгами? — не смог сразу «врубиться» Ратников.

— Ну, ты что, Петрович, с луны свалился, не знаешь, что мы с тобой в чуркестане живем, и что они там кричать могут? У тебя, кстати, кто на коммутаторе сидит? — вдруг забеспокоился начальник штаба.

— Рядовой Линев.

— Это который ростом с колокольню?… Ну тогда не страшно… Линев ты слышишь? — тут же осведомился начальник штаба.

— Так точно. Мне по обязанностям положено прослушивать разговор, контролировать качество связи, — с обидой в голосе, видимо на «колокольню», отозвался с коммутатора Линев.

— Слушай, но о том, что сейчас услышишь пока не трепись. Понял!? — грозно предупредил начальник штаба.

— Так точно, — с готовностью отвечал связист, явно польщенный тем, что ему доверяют какую-то важную тайну.

— Так вот, Петрович, лозунг у них у все один: «Русские убирайтесь в Россию». Были столкновения с войсками и милицией, имеются жертвы.

— Но почему, с чего это… вроде бы никаких предпосылок…

Ратников был просто ошарашен известием, он отказывался верить начальнику штаба. Этот подполковник пришел в полк откуда-то из Узбекистана и, похоже, еще не осознал, что казахи и среднеазиатские нации далеко не одно и то же. Если среди узбеков, туркмен и таджиков действительно в ходу был лозунг «Русские убирайтесь в свою Россию», то в Казахстане за исключением крайнего юга русские и казахи сосуществовали относительно мирно, и таких слов из уст казахов услышать было невозможно.

— Как почему ты, что телевизор не смотришь, газет не читаешь?

— Да нет, в последнее время как-то не до того было, — несколько смутившись, признался Ратников.

— Так ведь пленум ЦК Казахстана прошел. Кунаева от должности освободили. Такие вот пироги.

— И что, они из-за него что ли? — удивился Ратников.

— Да нет, кому он нужен, чтобы из-за него на демонстрации выходить. Дело в том, что на его место не казаха назначили, а русского, Колбина, бывшего первого секретаря Ульяновского обкома. Вот этого-то они и не смогли перенести, вышли с протестом. В связи с этим спущено устное распоряжение в войска округа, никого из этих «хозяев страна» сегодня и в ближайшие дни, до особого распоряжения, в караул не ставить, и вообще от оружия подальше держать. Понятно?

— Понятно… Но вы можете поточнее сказать, что же там все-таки случилось?

— Пока сам толком ничего не знаю, так в общих чертах, что была демонстрация, которую разогнали, есть жертвы, а более ничего. Ну ладно, мне еще другие подразделения обзвонить надо. Давай, действуй.

Ратников буквально застыл, позабыв про трубку, которую сжимал в руке, будто сведенной судорогой. Привычка, однако, взяла свое, заставив рефлекторно начать выполнять поступившее распоряжение.

— Дневальный, книгу нарядов ко мне! — приказал, открыв дверь канцелярии, Ратников.

Принесли книгу.«Двух человек с караула снимать надо, Омарова и Касенова. А как им это объяснить? Что это за советская власть такая, которая вдруг им, своим гражданам, оружие не доверяет, потому что в Алма-Ате беспорядки были на национальной почве? Нет, кто угодно, только не они… наверняка это какие то диссиденты, у которых мозги набекрень. Не может быть, чтобы семьдесят лет советской власти не оставили для них никакого следа. Ведь воевали вместе, целину поднимали вместе, и вот на тебе дожили, вот те и единый советский народ. Не хотят казахи, чтобы в Казахстане русский рулил, лучше плохой, но свой… И там в Кремле, что совсем одурели от Перестройки этой, думают, что эти все стерпят, дескать казахи не кавказцы, за ножи не схватятся. А у них вон тоже предел терпению есть… Теперь Стрепетов не должен не вспомнить, что я ему здесь втолковывал, ведь как раз когда мы тут с ним говорили, та самая демонстрация и случилась. Теперь может и до него дойдет, что я не просто воздух сотрясал, а имел основания…»

26

И в этот вечер 17-го декабря Ратников пошел домой только к десяти часам вечера, едва держась на ногах. Анна уже не раз подогревала для него ужин, и заранее загнала спать не только Люду, но и упорно противившегося Игоря. Она хотела, было, по обыкновению, отругать за опоздание мужа, но увидев, в каком он состояние сразу остыла.

— Садись ешь, и сразу ложись, на тебя смотреть страшно.

Ратников так и сделал… Лишь в постели он смог в общих чертах поведать жене о случившемся в Алма-Ате. Анна сказала, что по телевизору, в новостной программе «Время» не сказали об этом ни слова. По ее тону чувствовалось, что в отличие от Ратникова, она не видит в случившемся ничего особенного и совершенно не обеспокоена. Более того, она сразу перевела разговор на куда, по ее мнению, более важную тему:

— Слушай Федь, пока не уснул, я тут хотела с тобой посоветоваться. Тебе не кажется, что нам надо Ольгу Ивановну как-то отблагодарить?

— Ты же отвезла ей продукты, — ответил, словно отмахнулся Ратников, находящийся целиком и полностью под впечатлением оглушившей его новости.

— Да нет, это не то. Она ведь не просто нам оказала услугу, она ведь и еще помочь может не раз. У нее ведь и авторитет в поселке, и связи. Сам видел, какой она вес сейчас имеет. И в школе от нее многое зависит. Игорю же аттестат скоро получать, — лицо Анны выражало озабоченность.

— Что же ты предлагаешь? — всем своим видом Ратников показывал, что не желает сейчас обсуждать эту проблему, к тому же его уже основательно клонило ко сну.

— К ней надо еще съездить, а лучше привезти сюда, к нам. Я её в магазин отведу, и пусть там она сама себе выберет, что захочет. Ну, и как водится, к нам пригласим, стол накроем, угостим. Неужели ты не понимаешь, что она сейчас очень нужный нам человек, — Анна была далека от «глобальных» мыслей беспокоящих мужа, ее волновали куда более приземленные вещи, касающиеся непосредственно её семьи.

— Ладно, после Нового Года подумаем, — решил «отложить на полку» это дело Ратников.

— Не после Нового Года, а завтра, или, в крайнем случае, послезавтра, её надо привезти сюда, пока у меня в магазине последний привоз не разобрали, — решительно возразила Анна.

Ратников, не сказав ни слова в ответ, отвернулся, но Анна бесцеремонно повернула его лицом к себе и негромко, но упорно стала втолковывать необходимость вынашиваемого ею «мероприятия»… пока, наконец, и он был вынужден согласиться, что на данном этапе судьба семьи и детей важнее судьбы страны.

— Надо ж… если бы кто несколько лет назад вот так бы мне сказал, что я буду наряду с директором совхоза и прочими местными тузами искать расположения обыкновенной учительницы, да еще с таким махровым белогвардейским происхождением и соответствующим поведением… Я советский офицер, коммунист, из крестьян, — Ратников чуть слышно рассмеялся. — И кто меня к этому подталкивает, собственная жена, так сказать, боевая подруга, тоже стопроцентный советский человек. Ну и докатились мы с тобой Аня, — совершенно безо всякого сожаления говорил Ратников, поправляя подушку под головой, и тут же намереваясь под тот же веселый тон потрогать то ли полные матовые плечи жены, то ли ее пухлый подбородок, как он делал довольно часто лежа в постель.