V

Когда упали первые головы, и несколько англичан, хорошо осведомленных об иностранных делах, сказали, что волнение французов, которому сначала никто не придавал значения, может стать кровавым, Сиддонсы переехали пролив и привезли своих дочерей домой. Пока Париж, следуя по непреодолимой кривой, переходил от Мирабо к Робеспьеру, — эти девочки превратились в женщин.

Восемнадцатилетняя Салли унаследовала всю красоту своей матери, ее правильные черты, нос Кемблов, темно-бархатные глаза и, главным образом, манеры, решительные и мягкие, придававшие облику миссис Сиддонс нечто столь привлекательное. Мария была на четыре года моложе сестры; она обладала угловатой и дикой грацией своего возраста, прекрасными глазами и необычайной живостью. Обе отличались хрупким здоровьем, и это причиняло беспокойство их матери, так как болезни легких часто встречались в семье ее мужа.

Их дом, как и раньше, посещали принцы и артисты; Лоуренс пришел сейчас же повидать своих приятельниц. Красота Салли его поразила; он находил в ней то единственное в своем роде совершенство линий и форм, к которому он был столь чувствителен и которое так трогало его в миссис Сиддонс, когда ей было двадцать лет. Он проводил целые вечера, глядя на Салли с восторгом. Да и она сама почувствовала, как в ней пробуждается ее прежнее восхищение им. Как только он попросил ее руки, она радостно дала свое согласие. Это было искреннее дитя, серьезное и доброе; она не признавала комедии притворства, в которой находят удовольствие более вульгарные существа.

Миссис Сиддонс, подруга и поверенная своих дочерей, узнала на следующий же день о предложении Лоуренса и об ответе Салли. Она не могла отрешиться от некоторого беспокойства. Она знала Лоуренса в течение десяти лет и понимала, каким изменчивым и буйным стал его характер. Талантливому человеку приходится часто наталкиваться в своей жизни на снисходительность, оказываемую обыкновенно тиранам; его капризы исполняются; закон не препятствует его фантазии; его жене, его любовнице надо обладать героическим самоотвержением. Под вечной улыбкой Лоуренса скрывалась душа эгоистичная и требовательная.

Но миссис Сиддонс была такого высокого мнения о качествах своей дочери, что она считала ее способной руководить даже этим прихотливым характером. В Салли сочетались глубокая серьезность с самой очаровательной веселостью. Она была совершенна, и ее мать, глядя на нее, вспоминала некоторые женские типы Шекспира, степенные и вместе с тем очаровательно ребячливые. Она согласилась на этот брак, но, отдавая себе отчет в молодости Салли и считая в то же время необходимым испытать прочность чувства Лоуренса, она потребовала, чтобы свадьба была отложена надолго и чтобы в течение некоторого времени Сиддонс не был посвящен в это событие. Она привыкла оберегать и свою жизнь и жизнь дочерей от довольно плоских комментариев своего мужа.

Благодаря покровительству миссис Сиддонс обрученные могли видеться довольно часто. Они совершали вместе длинные прогулки по садам и паркам Лондона. Иногда Салли посещала ателье Лоуренса, набрасывавшего с нее тысячи эскизов.

Мария, проводившая до сих пор все свое время в обществе сестры, теперь часто находилась в одиночестве. Она глядела на счастье Салли с довольно смутным душевным чувством. Она больше чем кто-либо сознавала всю красоту и глубину характера своей сестры, она нежно ее любила, но не могла удержаться, чтобы не позавидовать ее победе над человеком, которого они обе с раннего детства считали неподражаемым. В течение нескольких месяцев в ней произошла поразительная перемена; при сравнении с божественным совершенством своей матери и сестры она удивляла чем-то диким и страстным, чего не хватало, быть может, тем двум женщинам.

Есть нечто опьяняющее для молодой девушки в упоении собственным очарованием. Она — переходит внезапно от темной незначительности детства к сознанию безграничной власти. Она приводит в смущение самых сильных мужчин. Она чувствует, что одним лишь словом, одним жестом она может заставить их побледнеть. В этом заключалось наслаждение, и как только Мария познала его, она почувствовала, что никогда не захочет от него отказаться. Ее не сдерживало, как ее сестру, глубокое моральное и религиозное чувство. Она мало размышляла; у нее были движения молодого животного, игривого и задорного. Когда ее мать хотела говорить с ней о предметах серьезных или возвышенных, то она какой-нибудь лаской искусно отделывалась от этих бесед; она была легкомысленна, очаровательна и неспособна к жертвам.

Ах, как ей хотелось испытать свою власть над Лоуренсом! По некоторым совершенно неприметным признакам ей казалось, что он поддался бы ей. Салли, неосторожная, слишком ясно давала понять, как любит она этого ужасного человека, не выносившего отсутствия препятствий. Поцелуи, которые она ему разрешала, стали для него уж слишком обычными и порождали в нем разочарование. Художник, страстный поклонник женской красоты, ощущал восхитительное удовольствие, наблюдая за лицом этой юной девушки и пробуя рассмотреть в легких, незаметных движениях облик ребенка. Он хотел бы запечатлеть на полотне ее живую и нежную грацию. Он часто говорил, что большим достижением для него было бы умение изобразить румянец стыдливости, выступавший порой на щеках молодых девушек, но он признавался, что ни один художник не мог еще этого достичь.

Несколько раз он просил свою невесту взять Марию с собой на прогулку, и Салли в простоте душевной охотно соглашалась на это, а Мария принимала приглашение с радостью, молчаливой и тревожной. Ее наивная хитрость возбуждала любопытство Лоуренса. Казалось, что искусство кокетства, столь чуждое Салли, было у Марии естественным и как бы врожденным. Салли, отдав свое сердце, желала только счастья своему возлюбленному. Мария предлагала, как бы играя, тысячи ласк, в которых она потом отказывала, внезапно оскорбленная жестами, ею же самой вызванными. Лоуренс, мастер кокетства, увлекался этой игрой. Эти новые актеры драмы постепенно низводили Салли к роли зрительницы, снисходительной и наивной. В течение долгого времени она не замечала, что любовь, подготовляющая мизансцены, дьявольские и фантастичные, отобрала у нее ее роль.

И вскоре бессознательное сообщничество соединило Лоуренса и Марию. Во многом их вкусы сходились и противоречили тому, что нравилось Салли. Она любила простые платья, классические, не бросавшиеся в глаза формы. Лоуренс и Мария не чуждались необыкновенного, и им доставляло удовольствие вызывать у людей изумление. Оба жаждали роскоши, пышных приемов, салонов; Салли мечтала о маленьком домике, детях, о тесном кружке избранных друзей. Она не стремилась к деньгам и хотела, чтобы Лоуренс писал каждый год лишь несколько совершенных по своей законченности портретов. Мария же, скорее, поощряла природное влечение молодого художника к блестящим портретам, быстро выполненным, хорошо оплачиваемым. Несмотря на то, что Салли была от природы сдержанна и старалась не касаться никогда самого сокровенного, ей каждый раз приходилось вступать в споры со своим женихом. Мария, не имея на этот счет определенного намерения, переводила всегда беседу на темы, столь опасные для счастья своей сестры и столь выигрышные для нее самой.

Лоуренс стал нервным, раздражительным, резким. По отношению к Салли он выказывал иногда невероятную жестокость. Он себя упрекал потом за это. «Право, — говорил он себе, — я сошел с ума! У нее нет ни одного недостатка. Но как могу я допустить, чтобы та, другая, ускользнула от меня?» Он, как почти все мужчины его породы, ревновал всех женщин. Стремление к обладанию безграничному и многократному главным образом и вызывало его нерешительность в выборе. Но он был готов скорее отказаться от Салли, чем от Марии, так как был убежден в своей власти над старшей сестрой. Любовь Салли была способна перенести измену, и эта уверенность для такого человека, как Лоуренс, усугубляла желание изменить.

Однако эти чувства были настолько неопределенны, что он не осмеливался признаться в них даже самому себе. В минуты просветления он себя строго осуждал и, стоя перед зеркалом, смотрел на себя без всякого снисхождения взглядом, привыкшим разбирать чужие лица. «Да, — думал он, — что-то решительное есть в губах и подбородке, но эта решительность, не обоснованная рассудком — сладострастна и слишком животная». Враждебно настроенный по отношению к самому себе, он старался обуздать свои желания. Но мужчины неискусны в этом, и сдерживаемая чувственность, принимая тысячи различных форм, не может обмануть влюбленную женщину.