Значит, знали о намерениях Петра раньше самого Петра! Но ведь и это не было толчком для создания Санкт-Петербурга, так как прошло ещё несколько лет, в которые Пётр действовал в традиционно южном направлении — против турок-мусульман, стремясь утвердиться на южном море. Факты говорят и против схемы: «не получилось здесь — получится там!», так как Пётр буквально сделал таинственный переворот во всей внешней (а за ней — и во внутренней) политике даже для ближайших, «посвященных» птенцов гнезда Петрова, и фактически без обученных войск бросился на Север.

Известно, что не многие в Церкви поддерживали Петра — он был очень одинок. Поэтому особенно странно, что с ним были такие почитаемые иерархи, как Св. Дмитрий Ростовский и тот же св. Митрофан Воронежский (и что ценно,― поддерживали в главном, критикуя за гнев и другие человеческие качества; чем подчеркнули, что дело касается не их личной безопасности или власти). Св. Митрофан ещё в «тихие годы» отдал в казну (1695 г.) свои деньги, очень большие по тем временам — 6000 рублей, жертвовал большие суммы в 1700, 1701 гг. и в последующие годы. Когда он скончался в 1703 г. в день памяти Александра Невского, Пётр сам нёс гроб его из собора до усыпальницы. Он сказал тогда: «Не осталось у меня больше такого святого старца».

И Пётр построил Город, где соединялось материальное и духовное, как эманацию Центра, как космический центр весов, регуляции и воли. При коронации он уже причащался в Алтаре подобно священникам. Он довёл бинарность космического и земного до своего логического завершения. Но довёл ли? На Поместном соборе 1917/18 гг. прозвучала мысль, что «царство» и «священство» до сих пор в России было объединено в царской власти. Но ещё Патриарх Никон протестовал против называния царя «подобием Божиим», так как это канонически соответствует только для епископа (и патриархи, и папы римские — епископы, такие же, как, например, епископ рязанский).

Другой

«Плотский образ Иисуса нам неизвестен», — сообщал Св. Иреней Лионский уже у конце II века. «Мы совершенно не знаем лица Его», — уверял и Блаженный Августин. Антонин-Мученик, паломник VI в., вспоминает, что не мог увидеть, как следует лика на одной нерукотворной иконе потому, что «Лик перед глазами смотрящих на него постоянно меняется». Странный эпизод дошёл до нас из апокрифа «Деяния Иоанна».

Речь идёт о первом призвании учеников Иоанна и Иакова, сидящих на Генисаретском озере — «Что ему нужно от нас, этому мальчику? Зачем он зовёт нас на берег? — сказал мне (Иоанну) брат мой, Яков. И я спросил его: — Какой мальчик? Он же ответил мне — Тот, кто кивает мне головой. Свету тебя помутился в глазах, брат мой, Яков, от многих бессонных ночей, проведённых нами на озере. Разве ты не видишь, что перед нами высокого роста муж, с прекрасным лицом. Когда же пристали мы к берегу, он сам помог нам привязать лодку. И, когда шли, он казался мне старым, лысым, с длинной густой бородою, а брату — юношей. И мы не разумели, что это значит… и весьма удивлялись. Часто, бывало, и потом являлся он мне в ещё более дивных образах…»

Ещё более затемняет проблему А. Безант, заявляя, что «дитя родилось в Палестине на 105 лет ранее принятой даты рождения Иисуса Христа, во время консульства Публия Рутилия Руфа и Гнея Маллия Максима».

Выведя идею реинкарнации из сферы рассмотрения, Церковь в лице Ватикана встала перед трудной проблемой — оставить догмат о двух естествах Иисуса Христа — человеческом и божественном, каждое из которых обладает своей волей, в «нераздельном и неслиянном единстве» и дать этому теологическое объяснение. Кончилось всё запретом для мирян читать Библию и инквизицией. Даже ещё в XVI в., по распоряжению Триденского собора (1545–1563 гг.) была уничтожена масса книг, признанных «вредными и ложными» (так значение «апокриф» из «тайного» превратилось в «ложное»).

Но каждый человек несёт в себе в разных жизнях Божественную частицу, и различные воплощения и служат для увеличения этого начала. В простых словах древнего памятника «Вознесенье Исайи»[

Об этом есть намёк в 4 Евангелии, где говорится: «Исайя видел славу Его…».

] (в эфиопском переводе) читаем: «Исайя впал в восхищённое состояние, в котором он поднимался от мира к миру до 7 неба. Бог приказывает Божественному существу спуститься через 7 небес[

Пока упуская всю греческую традицию 7-сферного Космоса, можно хотя бы напомнить, что у Беды Достопочтенного (Англия, VIII в. н. э.) вселенная — тоже 7-сфера. В талмудической традиции 7 небес имеют даже имена — Вигон, Ракия, Шхаким, Зебул, Маон, Махоп, Аработ. Иногда мир рассматривался 10-мерным (Данте) в силу складывания нашего 3-х-мерного „видимого мира“ с 7-м невидимым. Современная наука в последние десятилетия пришла к тем же результатам (в первую очередь в области математики — Теория Калуца-Клейна).

]. Для этого, чтобы на пути через низшие сферы он не был узнан существами, которые там живут, ему пришлось принять облик этих существ, т. е. как бы „реинкарнироваться вниз“, сохраняя в каждом последующем шаге всю полноту (плерому).»

«И я видел его спускающимся на небо и превратившегося по внешности в одного из живущих здесь. Они не славили Его, ибо у него был вид такой же, как у них (и так на всех „этажах мира“). И снова спустился Он на небосвод, где пребывал Князь мира сего и он сказал пропускное слово[

Каждый звук имеет свою форму в невидимом мире, а комбинации звуков создают сложные фигуры, наши невидимые тела, подобно физическому, находятся в постоянном вибрирующем движении, причём вибрации меняются с каждой мыслью и с каждым желанием. Наши тонкие тела должны быть настроены на ту основную ноту, которой отличаются вибрации призываемого для того, чтобы дать возможность его влиянию свободно проникать в проводники призывающих. Вот почему музыка составляла всегда необходимую часть богослужения, и известны определённые музыкальные созвучия, которые, тщательно сохраняясь, передавались из поколения в поколение. В каждой религии имеются определённые звуки, называемые „Словами могущества“, в которых звуки чередуются особым способом. В этом кроется причина, почему в католической церкви сохраняется латынь. Происходит это не потому, что это — „мёртвый язык“, а для того, чтобы вызвать известные вибрации в невидимых мирах, которые не могут быть вызваны пением на современных языках, если изречения составлены не посвященными. Вот почему и русская православная церковь не заменяет уже малопонятный нам церковно-славянский язык богослужения. Перевести на обычный язык — это значит заменить „Слово могущества“ обыкновенным изречением. Изменённые звуки создадут новые вибрации и иные звуковые формы. В произведениях древних есть указания на те же факты одинаково верные как тогда, так и теперь. В египетской „Книге мертвых“ описывается посмертное странствование души, где на различных ступенях её останавливают, бросая ей вызов. Этот вызов исходит от Охранителей Входа в каждый последующий мир, и Душа не может переступить его границы, если она не знает двух вещей: она должна произнести „Слово могущества“ и подать „Знак Мудрости“. Это относится и к человеку, добровольно покидающему своё тело во время посвящения. Известно, что к ним часто прибегали египетские жрецы и фараоны.

] тем, что были слева от него, и вид его был такой же, как у них. И я видел его нисходящим и принявшим облик ангела воздуха, и он был одним из них. И я увидел Его сыном человеческим, живущим в мире. И они не узнали Его».

Эфиопская церковь — несторианская, признающая лишь Божественное в Христе, поэтому здесь нам важен один из процессов образования Единого в различном. Но пока Плерома как бы реинкарнировалась «вниз», маленькая часть Целого в разлитых жизнях поднималась духовно вверх (а последняя и была при консульстве Публия Руфа и Гнея Максима). Образовалось Единое Целое в двух естествах. И родился младенец, действительно никогда раньше не рождавшийся. Именно это и описано в «Деяниях Иоанна»: «Было то в одном Генисаретском доме, где мы ночевали с Учителем, и, укрывшись с головой одеждой, наблюдал за ним, что Он делает, и сначала услышал, как Он говорит мне: „Иоанн! Спи“.»