Это понимал и пленник, говоря, что в Америке бы его все рано убили. На острове 13 км шириной и 19 длиной с ним прибыло всего 27 человек, включая поваров и слуг. Сюда входили гофмаршал двора Бертран с женой, знавшие Буонапарта с египетской компании. 24-летний слуга Маршан, всю сознательную свою жизнь проведший при «Его Величестве». Аристократ Ла Каз, пожелавший отправиться «на край света» для написания вместе с бывшим властелином Европы его историю. Граф де Монтолон, генерал, ни разу не участвовавший в сражениях и далекий от императора человек, но после Ватерлоо, появившийся рядом с Наполеоном и добившийся включения в свиту себя и своей жены.
И, наконец, Фр. Сиприани, человек, близость которого к Наполеону до конца не осознана до сих пор. Он знал Бонапарта с детства, с Корсики, и, по словам вернувшихся со Св. Елены, был там их «министром иностранных и внутренних дел». Он был самым ценным личным агентом императора еще на континенте с обширными каналами информации, к которым относились итальянские карбонарии с их ложами и вентами.
Именно от него император получил сведения, что его собираются отправить с о. Эльба на Св. Елену, и предпринял отчаянную и уже обреченную заранее попытку уйти от такой судьбы, вернувшись во Францию. Можно назвать также артиллериста Гурго, по его словам, спасшего жизнь Наполеону в России. Далее, женщины — Альбина де Монтолон с двумя детьми (третий родился на острове), жена Бертрана и другие.
В «книге записей» острова Св. Елены от 17 октября 1815 г. значится: «Прибытие на борту „Нортумберленда“ генерала Наполеона Буонапарте и некоторых лиц в качестве государственных пленников». Трудно сказать, специально ли судно пристало к острову именно в этот день (хотя вполне возможно). Дело в том, что символика этого числа в этом месяце исключительно особая, в ней как бы сконцентрировалась вся дальнейшая судьба человека, «в котором сконцентрировалась вся революция». Ложа «Астрея» (куда входил и Пушкин) имела символический меч, в рукоятке которого помещалась голова орла. В октябре солнце входит в созвездие Скорпиона, имевшего по древнеегипетскому начертанию Зодиака символ орла, того орла, крылья которого были приданы сфинксу, и который был символом империи Наполеона.
Но вот тут имеется тонкость, которая в полной мере раскроется лишь в конце всей ожившей здесь истории. По сказанию египетской мистики, затем орел «пал» и был заменен скорпионом. Еще со времен Египта орел — символ эзотерической власти. Скорпион же — символ смуты, революции, десакрализации.
Скорпион революции, вознесший Наполеона на борьбу с эзотерической (и в этом единой) властью, основанной на «крови священной», сверг старых орлов. Но новая империя и династия не только разрушили государственные границы, но и перемешались со старой кровью. В то время, когда Наполеону отказывали на острове в признании императорского звания, его сын («Орленок») в Вене, у тестя австрийского императора имел все права. Маршал Бернадот, став королем Швеции, основал доныне существующую династию. Поэтому каббалистическое иносказание, означающее «Per anqusta ad auguste» (через препятствия к августейшему) и выражаемое именно как «17 октября», имело в данном случае перевернутый смысл — «августейшие, уничтоженные революцией, через тернии движутся к новому августейшему». В июне 1816 г. на остров приезжают комиссары союзных держав: Россию представляют граф Александр Больгиэн. Все, что происходит в далекой Атлантике, в Санкт-Петербурге узнает Александр I (и не только от Больгиэна). В это время Бонапарт два раза отказывается от предложения одного английского капитана организовать ему побег. Ему рассказывают, что испанские колонисты в Америке готовы взбунтоваться и просить его брата Жозефа стать их королем. Но все эти разговоры вели к одному — побег должен вернуть Наполеона в политику. А вот того он не хотел, и даже не кривил душой. Он говорил: «Если бы вся нация призвала меня, то тогда…, а иначе мне пришлось пролить море крови».
И предпочитал ждать смены правительства Англии, или смерти принца-регента и воцарения принцессы Шарлотты, его поклонницы. Тогда, легально вернувшись в Англию, он как частное лицо сначала пассивно, а потом, возможно, и активно снова стал бы участником мировых событий (такой «путь-ожидание» проделал позже генерал де Голль после войны).
Но связь с Европой поддерживал через несколько лиц — вездесущего Сиприани, Ла Каза, друга Альбины де Монтолон, английского офицера Бэзила Джексона и многих других. Роль одного из самых приближенных к императору графа де Монтолона уже выяснена стараниями Бена Вейдера и Дэвида Хэпгуда, он и появлялся в свите так странно, после Ватерлоо, имея задание постепенно отравить Наполеона мышьяком. А процесс отравления был доказан с удивительной точностью еще в 60-е годы XX в.
С 1958 по 1961 г. в радиоспектральной лаборатории в Глазго и в лаборатории Харуэлл радиоактивационным методом были исследованы волосы Наполеона, срезанные в разное время пребывания на острове. Волосы облучались 24 часа пучком нейтронов в ядерном реакторе, затем кусочек волос исследовался на содержание As16 — радиоизотопа, который образуется из обычного мышьяка. Но история отравления, которое действительно совершалось как минимум с 1816 и по 1821 гг., имеет гораздо более интригующее содержание. Доказано, что с сентября 1820 г. и до смерти 15 мая 1821 г. отравление шло большими порциями и часто. Смертельная серия началась 18 сентября, исследователи выявили 6 приступов в этот период (18–21 сентября, 10–18 октября, с 25 октября по 1 ноября, 28–30 декабря, 26 января—29 января и 26–27 февраля). К середине апреля наступило некоторое облегчение — продиктовано завещание — после этого наступает агония, которая длится около двух недель до смерти.
А вот анализ волос, срезанных 16 марта 1818 г. и 14 января 1816 г. показывает, что порции давались редко и были незначительны, во всяком случае, до сентября 1817 г. Наполеон чувствовал себя хорошо. А в 1817 г. после отъезда Ла Каза в конце 1816 г. (то, что мир знает как «мемуары Наполеона», написано им именно до 1817 г.). «генерал без поручений» приближает к себе О'Мира, английского врача. Б. Вейдер приводит данные, что О'Мира давал ему ртуть (!) (О'Мира покинул остров в июле 1818 г., запомним это время). Весь 1817 г. был наполнен событиями и слухами, связанными с попытками, реальными или мифическими, освободить императора или поднять Францию для его призвания. В мае произошли «заговор Рандона» и «дело Дидье» во Франции, ставившие целью возвращение трона Наполеону или его сыну («Орленку»), В Америке бонапартисты тоже не дремали. Французский поверенный в делах Гидде Невий сообщал в Париж, что из Балтимора вышло 16 или 17 судов, которые направляются в Южную Атлантику, и возможно, к острову Св. Елены. Осенью 1817 г. в Техасе бывшие офицеры и солдаты гвардии организовали «подозрительную» сельхозкоммуну, и королевские власти во Франции это с тревогой констатировали.
Большинство слухов из происходящего доходило до Наполеона. И тут в сентябре 1817 г. он впервые серьезно заболевает — «болезнь неузнаваемо изменила его облик». И главное, появляется страх быть отравленным. Бонапарт прекрасно понимает, что «бонапартистская активность» в Старом и Новом Свете лишь подтолкнет его недругов (в первую очередь графа Д'Артуа) к скорейшей его ликвидации. В феврале 1818 г. умирает принцесса Шарлота, последняя надежда на легальное возвращение. Наполеон встает перед дилеммой — побег или гибель. И с начала 1818 г. начинают твориться странные на острове дела: во время обеда мажордом Сиприани падает на пол, крича от боли. Спустя 4 дня он умирает, вскрытия не делают, а в книге гражданских актов даже не регистрируют его смерть.
Весной 1818 г. Наполеон отсылает под предлогом с острова генералу Гурго человека прямого и вспыльчивого. В это же время Св. Елену покидает Бетси Бэлкомб с отцом, с которой император был дружен (любовной связи не было, так как ей исполнилось лишь 17 лет), но через нее Бонапарт передает, по всей видимости, последние указание и согласие, иначе трудно понять особое внимание к ней семьи Бонапартов и их потомков. В 1830 г. в Лондоне Жозеф Бонапарт увиделся с ней и передал ей кольцо с камеей, а спустя много лет Наполеон III (брат по матери Дантеса!) подарил ей даже имение в Алжире.