А еще я боюсь, что свои игры с оружием Шувалов все-таки не оставил, хотя еще два года назад он твердо сказал:

— Все, теперь я занимаюсь только легальным бизнесом!

Но тогда откуда у него такой авторитет не только в кругах деловых людей, но и среди откровенных бандитов? Сергей, по-моему, без особых усилий обеспечивает мне «крышу», под которой я чувствую себя прекрасно. Мой магазин — это та самая кость, которую не трогают мои соперники и завистники, попросту боясь подавиться.

Шувалов — известный в районе спонсор. Взял под свое крыло прежде беднющий детский дом и теперь почти полностью его содержит. Может, он думает, что, если уйдет из этих мест насовсем, никто из преемников про детский дом и не вспомнит?

Надо сказать, что сначала Сергей Шувалов меня невзлюбил. А может, я его чем-то поразила, поэтому он так своеобразно отреагировал на меня как на женщину. Я в ту пору познакомилась с Федором Михайловским, и он сделал мне предложение руки и сердца, так что другие мужчины для меня не существовали. По крайней мере мне так казалось.

С моим, как я тогда считала, будущим мужем мы говорили о Шувалове. Федор считал, что служащему Российской армии, пусть и бывшему, негоже становиться на преступный путь. Он отмахнулся от моих доводов, когда я напомнила, что армия обошлась с Сергеем не лучшим образом и тот, не из мести, но, наверное, со зла, пошел в огневики к Бойко — проверял поступавшее оружие на качество.

История его увольнения из армии весьма поучительна.

Шувалов получил внеочередное звание полковника в тридцать шесть лет — случай, встречающийся не очень часто. Наверное, не за красивые глаза. Его действительно волновало положение дел в армии, и однажды он написал письмо в министерство обороны, в котором предлагал какие-то меры, чтобы улучшить порядок устройства армии и сделать невозможным для командиров злоупотребление своим служебным положением.

С ним произошло то же, что и с другими правдолюбцами. Мало того что его письму в министерство обороны не дали ход — под надуманным предлогом Шувалова понизили в звании и отправили служить в дальний гарнизон.

— Ну и что ж, что в звании понизили? — презрительно хмыкал Михайловский, когда я пыталась Сергея защищать. — Он командир, он присягу давал служить верой и правдой. Пусть и не надеется, что, когда попадет ко мне в руки, я буду оглядываться на его славное военное прошлое! Как говорил дедушка Крылов: «…A потому обычай мой: с волками иначе не делать мировой, как снявши шкуру с них долой».

Моя несостоявшаяся свекровь — женщина образованная — воспитала у сына любовь к литературе. И я уже не удивлялась, что у Федора на все случаи жизни есть цитаты, чаще всего из столь любимого им баснописца.

Как, однако, быстро все тогда изменилось.

Михайловский гораздо красивее Шувалова. Высокий, стройный, синеглазый, с классически правильным лицом, Федор был похож на голливудского красавца. Сергей… Когда я его увидела, не знаю, что со мной произошло, но вмиг у меня задрожали коленки и пересохло во рту. Я приписала это своим нервам и обстановке, в которой наше знакомство произошло: Сергей с одним из своих товарищей следил за моим домом. Тетя Липа умерла, и он не успел выяснить для себя кое-какие детали одной истории, в которой на них напали неизвестные люди, после чего исчезли три ящика с оружием, а также один боевик из бригады Бойко.

Если в Михайловском все было щедро, то в Шувалове скорее скупо. Короткая, почти под ежик, стрижка в отличие от буйной гривы Федора. Худощавое скуластое лицо с серыми колючими глазами. Скупые жесты. Если бы спросили, кого мне напоминает Сергей, я бы ответила — спартанца. Наверное, они были именно такими подтянутыми и аскетичными, немногословными.

Нет, я не сравниваю этих мужчин, всего лишь пытаюсь объяснить себе, почему я не вышла замуж за Федора и сразу ответила согласием Шувалову. Почти бандиту.

Наверное, именно сегодня я ударилась в воспоминания оттого, что Корней, точно мой ангел-хранитель, все время торчит за плечом. Прямо-таки от меня не отходит. Что-то случилось или только готовится? Конечно, мужчины и не подумали предупредить меня о чем-то необычном, чтобы я заранее не волновалась.

Корнея — от его фамилии Корнеев — комиссовали из армии как офицера, получившего серьезное ранение в ходе боевых действий в Чечне. Он моложе Сергея, ему тридцать восемь лет. Имел звание капитана.

Правая рука бывшего воина плохо гнется в локте, но это не мешает ему не только успешно справляться со всеми своими обязанностями, но и цепко хватать за подолы симпатичных продавщиц, а также официанток, учительниц и вообще женщин, независимо от их профессии, находящихся на расстоянии его вытянутой руки.

Продавщицы сказали мне по секрету, что в локте у Корнея стоят металлические штыри, потому что хирурги собирали его руку по кусочкам и, похоже, нескольких кусочков не хватило. Наверное, поэтому руки у него теперь железные. В прямом и переносном смыслах…

Когда-то Корней служил под началом Шувалова и потому до сих пор называет его «товарищ полковник», из чего следует, что с официальным понижением в звании оба не согласны.

Родители Сергея умерли. Отец погиб на боевом посту — он тоже был военным, а мать, без памяти его любившая, не смогла жить без любимого мужа. Сережа тогда учился в военном училище на втором курсе и тяжело перенес смерть родителей. Он до сих пор очень переживает эту потерю.

Шувалов так нас с Санькой любит, что былая строгость и сосредоточенность теперь все чаще покидают его. Правда, за два года я ни разу не видела, чтобы он хохотал. От души. В тридцать два зуба. Обычно он лишь скупо улыбается. Ничего, научится.

Я назвала сына в честь отца мужа. Надеюсь, мой папа не обиделся. Но если и вторым у меня будет сын, я назову его Сергеем. В честь мужа и своего отца.

Сережка о втором ребенке не заикается. Наверное, думает, что я теперь буду только работать и работать, если уж не хочу дома сидеть.

— Лариса Сергеевна, — вывел меня из задумчивости Корней, — там вас Дорохова спрашивает.

«Там», надо понимать, — в торговом зале. Кажется, Корней, также как и я, Светлану Кузьминичну недолюбливает и потому в кабинет не проводил. Иными словами, к уважаемым людям ее не причислил.

— И что ты ей сказал? — спросила я.

— Сказал, не знаю, где вы, но посмотрю.

Дорохова заведует государственным продовольственным магазином и упорно набивается мне в подруги, несмотря на четверть века разницы между нами. Ее привлекает не столько моя персона, сколько прикрытие, которое обеспечивает мне Сергей.

— Ладно, — вздохнула я, отрываясь от пачки накладных, принесенных на подпись товароведом, — проведи ее ко мне.

— Ларисонька, ты все цветешь! — всплеснула руками Дорохова и посмотрела на меня чуть ли не с материнской любовью. — Повезло Шувалову: жена молодая, красавица, сына родила, дом — полная чаша.

Даже похваливая, не может не уколоть. Конечно, она знает, что Шувалов на семнадцать лет меня старше. И хотя Сережа выглядит молодо, отчего-то для всех остальных важнее всего арифметика, а не внешний вид. Да он сто очков форы даст мужчинам — моим сверстникам, из которых многие уже распустили животы и о таком деле, как утренняя зарядка и бег, не хотят даже слышать.

— Довольно вам нахваливать, Светлана Кузьминична, — усмехнулась я, — а то и правда поверю, что я исключительная. Какая нужда привела ко мне знатного работника торговли?

— Ерунда, касатка, яйца выеденного не стоит.

Но поскольку я выжидающе молчала, Дороховой пришлось перейти от дифирамбов к делу:

— В общем, так, у тебя сейчас шестой склад пустует…

— Не пустует, а оставлен в резерве.

— Как ни называй, а пустует… Сдай мне его в аренду. Всего на месяц. Ежели что, по-всякому прокрутишься…

— Светлана Кузьминична, у вас-то у самой этих складов уйма.

— Вот так и бывает: отдай жену дяде, а сам иди к… В общем, я их тоже сдала в аренду. Жить-то надо. Люди платят такие бабки, что и тебе за аренду отдам, и самой останется. Крутым товарищам свои площади отдала, грех было по максимуму с них не слупить. В твой я хочу печенье положить. То, что мы с московского «Большевика» получаем. Договорные поставки.