Эмили уставилась на него, стараясь сохранять на лице бесстрастное выражение, хотя сердце у нее забилось быстрее при виде его обнаженной груди.

— Нет на свете такой кровати, где я могла бы находиться далеко от вас.

Он взял в руку прядь ее темно-рыжих волос, рассыпавшихся по плечам.

— Боишься меня?

Она вырвала прядь у него из руки.

— Когда имеешь дело с развратным мерзавцем, следует соблюдать осторожность.

— Вашей добродетели ничто не угрожает. — Он посмотрел ей прямо в глаза. И как только он умудряется сохранять на лице выражение совершеннейшей искренности? — Я уже говорил вам об этом. Ни разу в жизни мне не приходилось принуждать женщину терпеть мои злодейские знаки внимания. Прошу вас, поверьте, я вовсе не желаю причинять вам зло.

Эмили почувствовала, как тело ее содрогнулось от желания — желания, которое явилось из мира грез и категорически отказывалось уступать реальности, даже если та стояла совсем рядом. Она не сводила взгляда с его лица, так как ей страшно было смотреть на его голые гладкие плечи и эти забавные черные завитки волос, которые начинались пониже ямки под шеей.

— Простите, но я не верю ни единому вашему слову.

Он дотронулся пальцем до кончика ее носа.

— Я понимаю, что ты испытываешь некоторое недоверие ко мне, учитывая обстоятельства.

Эмили шлепнула его по руке.

— Вы мой враг, милорд Негодяй. Делайте что хотите. Ничто не заставит меня думать иначе.

Он усмехнулся, и в глазах его заплясали озорные огоньки.

— Ты настолько храбрая, что позволишь мне попытаться?

Саймон стал расхаживать по спальне. Эмили не сводила с него глаз.

— О чем вы говорите?

— Не бойся. Я не кусаюсь.

— Я не боюсь. — Она дернулась, когда его рука легла ей на плечо. — Но что вы…

— Расслабься. — Он поднял тяжелую массу ее волос и перекинул ей через плечо.

Она почувствовала жар его тела за спиной и вдруг поняла, что не может вздохнуть. Воля к сопротивлению ослабла.

Он схватил ее за плечи, когда она попыталась вскочить.

— Я-то думал, ты не робкого десятка, Эм. Неужели ты трусиха? Не может быть!

Эмили стиснула зубы.

— Я не трусиха.

— Тогда нечего удирать от меня, как перепуганный крольчонок.

— Это я-то крольчонок?!

— Именно. — Руки его легли ей на плечи, у самой шеи. — Больно не будет.

— Я не боюсь. — Можно было только надеяться, что он не почувствует, как трепещет ее тело от каждого его прикосновения. — Просто мне не нравится… — Она умолкла, когда он начал массировать ее затекшие мышцы. — Ах, просто мне не нравится, когда меня… бесцеремонно лапают.

— Обещаю обращаться с тобой со всей церемонностью. — Его длинные пальцы стали потихоньку разминать сведенные мышцы.

Блаженный вздох сорвался с ее губ. Она испуганно прижала ладонь к губам, надеясь, что он его не услышал.

— И долго ты еще собираешься спать на этом диванчике, Эм?

Она прикрыла глаза, прислушиваясь к своим ощущениям. Тепло его ладоней проникало в ее кровь.

— Пока не найду способ избавиться от вас.

— Значит, мне следует опасаться за свою жизнь?

— Предумышленное убийство — прекрасная идея. — Она наклонила голову, чувствуя, как воля ее ослабевает от его жарких прикосновений. Он разминал и разминал ее плечи, пока боль не прошла.

— Я еще раз предлагаю тебе спать вместе на кровати. Нечего опасаться меня.

— Поверить не могу! Неужели вы все еще надеетесь, что я соглашусь лечь с вами в одну постель?

— Ведь все уверены, что мы спим вместе.

— В мои намерения не входит жить супружеской жизнью с негодяем, что бы там ни думали «все».

Он принялся массировать большими пальцами ее шею, забираясь все выше и выше.

— Друзьями мы вряд ли станем, но я надеялся на перемирие.

— «Вряд ли» — не то слово. — Эмили вздохнула. — Вы мой враг.

— Жаль. Твой отец говорил мне, что в пристройке дома у вас устроена настоящая баня — с бассейном и горячей водой из подземного источника. Я мечтаю посетить ее. — Он коснулся губами ее уха. — И надеялся, что ты ко мне присоединишься.

От этого нежного прикосновения у нее по плечам побежали мурашки. Напуганная тем, как ее тело реагирует на него, она резко вскочила, ударив его плечом по подбородку.

— Да как вы посмели вообразить такое? Неужели я стану мыться вместе с вами?

Он потер ушибленный подбородок и усмехнулся, нисколько не смущенный ее гневным взглядом.

— А что? Я бы тебе спину потер.

— Нет, вы, вы… — Руки Эмили сжались в кулаки. — В жизни не встречала такого наглого мерзавца.

Он засмеялся, и его рокочущий грудной смех вывел ее из себя. Она вдруг поняла, что он просто дразнит ее.

— Ах так! — Она схватила подушку с диванчика и, размахнувшись, ударила его в плечо.

— Я ведь безоружен, — пролепетал он, давясь от смеха.

— Негодяй! — Она снова замахнулась подушкой.

Он вскинул руки, отражая удар, который на сей раз был нацелен в голову. Пухлая подушка шмякнулась о его предплечье. Его хохот подстегнул ярость, полыхавшую в ее душе.

— О-о-о! — Она размахнулась подушкой — и промазала, так как он нырнул за изящное кресло и кинулся к кровати.

Она ринулась за ним. У кровати он замешкался на мгновение, чтобы тоже вооружиться подушкой.

— Подлец!

— Мегера! — Он повернулся и вмазал ей пышной подушкой по бедру.

— Мерзавец! — Удар в грудь.

— Ведьма! — Он ответил ей ударом по плечу. И захохотал, услышав ее яростный визг.

Она вскоре поняла, что он бьет ее отнюдь не в полную силу, однако сама продолжала лупить его почем зря. Долгие месяцы, измученная неопределенностью, не зная, что ждет ее в будущем, она была на грани нервного срыва, и теперь с каждым ударом напряжение покидало ее.

Тихий стон сорвался с его губ, когда удар подушки пришелся по виску. Он сделал шаг назад, наткнулся на край кровати. Эмили изловчилась, ударила его подушкой в грудь и толкнула так, что он потерял равновесие и повалился назад, прямо на пуховую перину.

Она замахнулась подушкой и опустила ее ему на грудь с такой силой, что шов чехла под полотняной наволочкой треснул. Белый гусиный пух фонтаном взметнулся вверх и полетел во все стороны.

Эмили чуть не задохнулась. Она смотрела на своего врага сквозь метель белых перьев, бессильно опустив свое выпотрошенное оружие. Саймон кашлял, отмахиваясь от перьев, а они все сыпались и сыпались, покрывая, словно снегом, его черную шевелюру и широкие плечи, застревая в черных завитках на груди.

Саймон чихнул, и пух полетел во все стороны. И Эмили рассмеялась. Впервые за долгие месяцы. И никак не могла остановиться.

— Вы… только… посмотрите на него… — выговорила она наконец сквозь смех. — Милорд Негодяй… и весь в перьях! Жаль, смолы под рукой нет.

— Смейся, смейся, чертовка! — Он вдруг вскочил с кровати, взметнув новый вихрь перьев, и не успела она опомниться, как его руки сомкнулись на ее талии. Он подхватил ее, повалил на постель и всем телом прижал к перине.

— Негодяй… — не переставая хихикать, проговорила она.

— Искусительница.

Эмили ощущала жар его тела и горячее дыхание.

Грудь ее прикасалась к его широкой груди. От огня, полыхавшего в полуночных глубинах его глаз, сопротивление ее таяло.

Ей захотелось вновь ощутить вкус его губ, утонуть в его объятиях. Его сердце билось в такт ее собственному.

И вдруг она вспомнила, что этот мужчина — враг. Но не оттолкнула его. Казалось, он околдовал ее, лишил воли.

Он тот единственный, кому суждено наполнить ее сердце райским пением.

Нет, иллюзия.

Он враг, негодяй, он может уничтожить ее. Она оторвалась от его губ и отвернулась, тяжело дыша.

Он приподнялся и стал пытливо вглядываться ей в глаза.

— В чем дело, Эм?

— Слезай с меня!

Он не шелохнулся.

— Не ты ли говорил, что ни разу в жизни насильно не укладывал женщину в постель?

Он коснулся ее щеки, это было нежное прикосновение — пальцы лишь скользнули по коже.