Иногда, находясь неподалеку, Уорфилд заезжал к ней. Их отношения закончились, когда женщина вышла замуж за Бруно, мельника, но они по-прежнему оставались друзьями. Олвин обладала даром успокаивать хозяина. В супружестве она обрела счастье, и ее всегда было приятно видеть. Адриан доверял Олвин и, как женщине, мог рассказать то, чем не сумел бы поделиться с мужчиной. Теперь он нуждался в ее участии и доброте.
Мельник – важный человек, поэтому его дом был больше остальных и стоял в некотором отдалении от деревни. Подъехав ближе, Адриан искренне обрадовался Олвин, работающей во дворе. Женщина что-то варила, ее темные волосы упали ей на лоб, когда она склонилась над небольшим чаном, но, услышав стук копыт, подняла голову, и широкая улыбка озарила лицо.
– Здравствуйте, милорд, – весело сказала она. Адриан собрался вести себя, как подобает лорду, но его решение испарилось, как дым, при виде такого сердечного приветствия. Не говоря ни слова, он слез с коня, привязал Гедеона и заключил Олвин в объятия. Поначалу та застыла от изумления, но тут же поняла, что мужчина ищет успокоения, а не физической близости, и ответила на объятие.
– Ах, милорд, что-то случилось, да? – осторожно спросила женщина и мягко погладила его по щеке.
Граф долго не мог произнести ни слова, а только крепче прижимал к себе женщину, нуждаясь в ее тепле и дружелюбии.
Олвин была практически одного роста с ним, пухленькая и миловидная, но когда эмоции чуть улеглись, он обратил внимание, что она казалась полнее, чем обычно. Адриан разжал объятия:
– Ты ждешь ребенка?
– Ага, – счастливо ответила Олвин, похлопав себя по округлившемуся животу. – Кто бы мог подумать, что такая старуха, как я, способна на подобное?
Новость ошеломила Уорфилда. Олвин считала себя бесплодной, подтверждением тому были годы замужества, затем связь с лордом, но Бруно преуспел там, где не смогли другие. Впервые в жизни Адриан усомнился в своей способности зачать ребенка. В черный для него день такая мысль ранила еще больнее.
Но для Олвин, чей возраст перешел тридцатилетний рубеж и потерявшей надежду иметь собственное дитя, это было огромной радостью. Адриан улыбнулся и коснулся губами ее лба.
– Мои поздравления. Я рад за тебя.
– Ты не должен винить себя, что я не смогла зачать от тебя, – как всегда прямо заявила Олвин. – Очевидно, я та кобыла, которую нелегко ожеребить.
Адриан был вынужден рассмеяться.
– Да, ты никогда не изменишься, – бывшая любовница знала его лучше других, понимала тайный смысл сказанного и даже умела отгадывать мысли. – Если хочешь, я стану крестным отцом ребенка.
На лице женщины засияла радостная улыбка, но потом она нахмурилась.
– Это будет великая честь, но люди могут неправильно понять, милорд.
– Тебе лучше обсудить это с Бруно, – согласился де Лэнси. – Даже если я не буду крестным отцом, то смогу оказать помощь позже, когда ребенок подрастет.
– Да, знаю, – Олвин благодарно улыбнулась. – Старший сын Бруно, тот, которому вы помогли попасть в аббатство Шрусбери, стал настоящим ученым. По нему не скажешь, что когда-то он работал как обычный крестьянин.
– Мальчик всегда отличался умом и достоин лучшей участи. Может быть, со временем он вернется сюда уже священником.
– Ого, представляю себе! Но сейчас пока рано говорить об этом, – при булькающих звуках она повернула голову к чану. – Я позволю себе отлучиться на минуту, милорд? Вода закипела, я должна добавить туда солод.
– Давай я это сделаю, – предложил Адриан.
– Не графское это дело, милорд, – вежливо отказалась женщина, смутившись. – Я вовсе не изящная, избалованная леди, не способная поднять ведро.
Адриан хмыкнул и все-таки помог бывшей подруге всыпать солод в горячую воду. Его действиями руководила Олвин, которая опытной рукой помешивала напиток, пользуясь веничком из трав, попутно объясняя, что такое новшество помогло прославиться на всю округу – ее эль был бесподобен. Чтобы не казаться голословной, она налила две полные чаши напитка, и собеседники, усевшись на деревянную скамью, пили чудесный эль. Время от времени Олвин поглядывала на варившийся напиток, поддерживая ничего не значащий разговор.
Именно благодаря бывшей любовнице Уорфилд так хорошо знал английский, ведь в постели быстрее запоминаешь язык любимого человека. Кроме языка, он много знал о жизни простого народа и его мыслях и желаниях, и это знание помогало управлять землями и крестьянами. Другие лорды, живущие среди своего окружения, ограниченного светскими условностями, не могли этим похвастаться. Возможно, Олвин поможет заглянуть в душу Мериэль.
Несмотря на заметно улучшившееся настроение и спавшее напряжение, Уорфилд не мог начать разговор о том, что его мучило, пока за него это не сделала собеседница.
– Когда приехали, вы выглядели обеспокоенным и расстроенным. Это связано с девушкой, живущей в вашем замке?
Рыцарь изумленно взглянул на Олвин:
– Откуда ты узнала о Мериэль?
– Дела хозяина интересуют его слуг, – женщина усмехнулась. – Одна из дочерей Шепрета служит в замке и во время последнего приезда в деревню рассказала всем о вашей новой любовнице. Она надеялась, что сама займет это почетное место, и потому очень ревнует. Хорошенькая девушка, но очень тщеславная.
Адриан задумчиво отпил эль. Он совершенно забыл, что все его деяния находятся на виду, вернее, вовсе предпочитал не думать об этом.
– Мериэль – не любовница.
– Тогда в чем дело?
Мужчина поднял голову и посмотрел в ореховые глаза Олвин.
– Ты очень много знаешь, много понимаешь.
– Я мало что знаю и понимаю, милорд, потому что слухи большей частью оказываются неправдой.
– Не могла бы ты хоть сейчас не называть меня милордом? – спросил Уорфилд, желая почувствовать близость, которая когда-то существовала между ними.
– Хорошо, Адриан, – спокойно ответила женщина, – расскажите мне о своей Мериэль.
– Она не моя Мериэль, хотя я очень хочу, чтобы именно так и было, – лорд заглянул в чашу, словно желая утопить печаль в янтарных глубинах эля. – Я почти ничего не знаю о ней. Она похожа на уэльских женщин, но хорошо владеет и английским. Мне кажется, девушка – не служанка, а возможно, дочь уэльского купца или ремесленника. Мериэль не из этой части Шропшира, потому что я спрашивал о ней в округе, и никто не сказал мне ничего вразумительного. Никто также не помнит ее в аббатстве, где, по ее словам, она останавливалась. Сама она рассказала очень немногое, и ее речь состояла из одной лжи.
– Как она выглядит?
Уорфилд пожал плечами.
– Невысокого роста, прямые черные волосы, огромные голубые глаза, словно глубокие озера, в которых можно утонуть. Не красавица, но очень… – он поискал нужное слово. – …привлекательная.
Олвин немного изменила положение и потерла спину. В ее возрасте неудивительно иметь хрупкое здоровье.
– Я не совсем то имею в виду. Что Мериэль из себя представляет?
Адриан вздрогнул и откинулся на спинку скамьи.
– Это уже труднее. Скажу одно – умная, живая, добрая и приветливая, дружелюбная, но становится злой, когда я начинаю обижать ее.
– Вы обижали ее? – Олвин, видевшая от него только добро, не могла поверить этому.
Мужчина с трудом сглотнул.
– Сегодня днем я чуть не изнасиловал ее, был очень близок к этому. И хотя сумел вовремя остановиться, Мериэль была очень напугана, – Адриан, закрыв глаза, вздохнул, затем продолжил: – Я нашел девушку в лесу, с соколом и охотничьей сумкой. Это послужило предлогом для заключения ее в моем замке. Когда я предложил стать моей любовницей, она оскорбилась и отказалась. Я считал, что со временем девушка сдастся – она призналась, что не имеет ни мужа, ни любовника, ни семьи, ее никто не ждет, – граф вздохнул и потер виски руками. – Я собирался действовать медленно, чтобы она постепенно привыкла ко мне, но чем дольше я с ней общаюсь, тем больше мысль о ее потере приводит меня в бешенство. А в результате я обижаю девушку с каждым разом все сильнее. Она… словно сумасшествие в крови. Но вина не ее, Мериэль неповинна. Это сумасшествие во мне.