"По правде сказать, только немногие Их признают. А другие как-то только после ухода одумаются. И тогда опять начинают ждать. Глупые люди, когда что приходит — не соглашаются, а только стоит уйти, как начинают опять ждать".
Мы спросили: "А если Они приезжают, то где Они останавливаются?"
"Иногда и в своей палатке, а то больше куда-то уезжают, и никто о Них толком не знает, из-за каких гор и куда ляжет их путь. Но умные люди ждут Их, сильно ждут. А уж если пройдет слух о проезде, то повсюду как бы пролетит радость. От аила к аилу скачут гонцы. А не успеет собраться народ, Он уже и уехал. Конечно, говорят, что у Них есть и подземные ходы, но только этого никто не знает. Когда Они появляются в середине пустыни, то можно подумать, что откуда же и как сделан этот долгий безводный путь? Может прийти в голову, что где-то и есть ходы подземные. Даже находили такие долгие-долгие пещеры, и конца краю не видно. Может быть, что-то и есть в них, но никто в этой тьме пещерной не нашел хода".
Мы спросили: "Все это из давнего прошлого или же и теперь бывает?"
"И было, и есть, и будет. Они берегут людей. Они держат справедливость. Они посылают новые мысли. И недавно, и теперь, а может, и сегодня покажется Всадник. Или один, а не то и вдвоем, никто путей Их не знает".
Мы спросили: "А есть ли какие-нибудь признаки их приезда?"
"Вот уж никаких, никогда. Да ведь и все чудное бывает нежданно. Уж так нежданно, что и уму не помыслить. Но сердце, может быть, и чует. Когда надлежит Им приблизиться, может быть, и тоскует, и стремится сердце, и летит навстречу. Сколько раз, как птица, трепещет сердце, а ведь, может быть, что Они проезжают поблизости. Сколько раз конь заржет, неведомо от чего — может быть, Их коней зачуял. Сколько раз собаки насторожатся и уйдут назад; потому пес на Них не залает. И в караванах бывает, на ночлегах. Увидит, что будто едет кто-то, а начнут слушать — ничего не слыхать. Бывает, что особый запах замечательный, как от лучших цветов, пронесется среди песков. Тоже говорят, что это от Их приближения. Видели как-то и белую собаку, будто бы борзую. Старые люди говорили, что это Их собака. А бежит она одна, как бы за делом. На зов не отзывается. Наверное, поспешает. Тоже говорят, что видели иногда белых птиц, как бы голубей. Думают, что Ими они посылаются. Вообще, много знаков и в нашей пустыне. Уж такие иногда замечательные камни находим. Не иначе, что кто-то заложил их. Потому обделаны они иногда с надписями, а иногда как бы круглые, что твое яйцо".
Мы сказали: "Вот вы видите много знаков в пустыне, а для проезжих все одна дичь и мертвенность".
"А потому, что вы не знаете наших языков пустынных. Вы и ветра не разберете, и запахов не услышите, да и Они, если проедут, то вы Их не признаете".
Мы добавили: "А как же Они из себя? Ведь видели же Их люди".
"А так, как по месту нужно. Так, чтобы людей понапрасну не удивлять. Вот мне говорили, что в одном становище Их приняли за торговцев, а в другом — за табунщиков, а где-то еще — за военных людей, каждый судит по-своему. Но Они нашим суждениям не обижаются. Один признавший допытывался, а как ему понять, что он сделает так, как нужно. А Он ему ответил — все равно, как нужно, тогда и сделаешь. Об этом не беспокойся, но твори добро всегда и во всем. Они всегда учат добро делать".
Мы опять спросили: "Но почему же Они терпят пустыни неплодородные?"
Собеседник посмотрел на нас очень хитро и сказал: "И это придет вовремя. И реки подымутся, и леса встанут, и трава побежит всюду. Всему срок. Как ушло по погрешности людской, так и придет по Держательской мысли. Они пошлют, когда нужно, когда мы сумеем опознать и принять".
Мы спросили: "А нет ли у кого каких-нибудь знаков или вещей от Них?"
"Может быть, и есть. И даже, наверное, имеется. Но только, если кто получил их, тот о них уже не скажет". Мы спросили: "А имена Их знаете ли?"
"Они могут быть под разными именами, но, опять же, если кому выпало счастье знать имя, то он никогда никому не повторит его. Никто не преступит это уложение".
Собеседник замолчал и долго следил за какой-то двигавшейся точкой на дальних барханах. Может быть, он думал, а вдруг! В глазах его загорелась нежданная жданность. Виделось, что он знает, слышал и видел и еще многое. Но сколько же нужно посидеть у одного костра, чтобы растворилось сердце. Даже если бы оно и хотело раствориться, то воля знает, насколько эти врата могут открыться проезжему. Для нас, для проезжих, не сказаны многие тайны пустыни. Она их может поведать лишь своему, лишь тому, в ком есть окончательная уверенность. Тому, кто может мыслить спокойно и о прошлом, и о будущем, кто может довольствоваться тем малым, которое даже не учтено для нынешней роскоши.
Пустыня приняла тот лик, в котором видит ее проезжий, чтобы сокрыть свое значение и свое величие. Серединная Азия притаилась со всеми своими богатствами, со всеми глубоко захороненными знаками, а сыны ее умеют беречь заповеданное.
9 Апреля 1935 г.
Цаган Куре
"Врата в Будущее"
Вехи
Другу моему жаловалась одна знакомая: "Всю жизнь жду я знака. Посылаю лучшие мысли и не имею ответа. Справедливо ли?"
Друг мой попросил ее рассказать ему ее жизнь. Оказалось следующее: "Я была очень богата, и это давало мне возможность помогать людям и поддерживать очень многих. Затем не по моей вине пришло разорение. Правда, я еще не голодаю, но уже лишена возможности приносить прежнюю помощь. И в этом мое постоянное горе. И я не могу понять, зачем нужно было лишать меня средств и тем самым поставить меня в вечную жалобу на невозможность помочь".
Мой друг разъяснил ей: "Видите, жданный Вами ответ уже состоялся. Но Вы не поняли его. Вы приняли совет блага за несчастье. Ведь Вы, к сожалению, вообразили, что помощь может быть лишь денежной. Тем самым Вы уничтожили самое ценное сознание о том, что духовная помощь может достигать гораздо больших результатов, нежели просто денежная. Сознайтесь, что Вам было приятно давать от избытка, не подвергая себя ни лишениям, ни опасностям, ни затруднениям. Вот и сейчас, ведь вовсе не все от Вас отнято. Вы далеко не голодаете. И, казалось бы, могли еще больше помогать людям Вашим жизненным опытом, Вашим сердцем, Вашим состраданием. Сколько новых полезных советов Вы могли бы давать. На собственном опыте Вы могли бы указать на ничтожность материальных средств, если они так легко разрушаются. Но если Вы будете считать ваше теперешнее положение несчастьем, то какой же дальнейший ответ Вы можете ожидать? Только когда Вы осознаете полезность Вашего теперешнего состояния, когда поймете, что деньги как таковые были извращены в Вашем прошлом представлении, тогда придет и дальнейшее".
Тот же друг мой рассказал и другой случай. Ему было указано показать одной особе в Чикаго известный портрет. Особа эта необыкновенно взволновалась при виде портрета и сказала: "Откуда Вы знаете о драме жизни моей? Однажды в Париже мы были с нашими американскими друзьями и сидели в маленьком кафе. Неожиданно вошел тот самый, портрет которого Вы мне показали, и, сев около двери, начал пристально смотреть на меня. Я поняла моим сердцем, что должна подойти к нему, и в этом будет заключаться цель моей жизни. Но, с другой стороны, условности приличия шептали мне, что было бы недопустимо на глазах моих друзей подойти к незнакомцу. Большая борьба происходила во мне, а он продолжал смотреть, ожидая, как я решу судьбу мою. Прошло еще некоторое время, условные приличия приковали меня к месту, а незнакомец встал и вышел. Я поняла, что не сумела ответить на зов и решила судьбу свою по условным приличиям. В этом драма моей жизни".
Другой мой друг рассказал мне еще одну примечательную веху. Ему было указано открыть в одном городе просветительное учреждение. После всяких поисков возможностей к тому он решил переговорить с одной особой, приехавшей в этот город. Она назначила ему увидеться утром в местном музее. Придя туда, "в ожидании" мой друг заметил высокого человека, несколько раз обошедшего вокруг него. Затем незнакомец остановился рядом и сказал по поводу висевшего перед ними гобелена: "Они знали стиль жизни, а мы утеряли его". Мой друг ответил незнакомцу соответственно, а тот предложил ему сесть на ближайшую скамью и, положив палец на лоб (причем толпа посетителей — это был воскресный день — не обратила внимания на этот необычный жест), сказал: "Вы пришли сюда говорить об известном Вам деле. Не говорите о нем. Еще в течение трех месяцев ничего не может быть сделано в этом направлении. Потом все придет к Вам само".