Между этими двумя нормандскими семействами — дю Кен де Лонгбрен и Дюкен — нет никакого родства. Одно славилось военными подвигами, другое — древним благородством. И вот они решили породниться. Тут не обошлось без вмешательства случая. В 1714 г. Абраам Дюкен-Гитон был назначен генеральным наместником французских островов в Америке[11] и отплыл на Мартинику. Во время плавания он свел знакомство с юным членом экипажа, мичманом 1-го ранга Пьером дю Кен де Лонгбрен (отцом Клер). Они сочлись родством, обнаружив, что оба родом из Нормандии, и, не долго думая, объявили себя двоюродными братьями.
Это мнимое родство, основанное на сходстве фамилий и на братстве по оружию, породило недоразумения, которые продолжают бытовать до сих пор. К тому же, великий Дюкен возымел “прихоть” поменять свой герб. На прежнем гербе имелся дуб — “quercus” по-латыни и “quesne” на нормандском диалекте; на новом появился лев с разверстой пастью, выписанный чернью на серебряном поле, — “совершенно случайно” он как две капли воды походил на герб дю Кенов де Лонгбрен.
Память об Абрааме Дюкен-Гитоне на Мартинике пережила его. Его потомок, Огюст де Траверсе, сообщает об огромном баобабе, который называют “маркиз Дюкен”; он растет на севере острова, на склоне Мон-Пеле, неподалеку от города Сен-Пьер; восьмидесяти футов в обхвате, он покрывает поверхность в четыреста квадратных футов.
Это гигантское дерево наилучшим образом символизировало сильный характер губернатора Дюкена. Но смогло ли оно выстоять перед лицом чудовищного циклона, обрушившегося на остров в 1891 г., или во время извержения вулкана Мон-Пеле в 1902 г.?
Траверсе по семейной традиции служили в кавалерии. Породнившись с Дюкен-Гитонами, многие из них переняли благородную страсть к мореходству. Из четырех сыновей Жана де Траверсе и Анриетты Дюкен-Гитон двое остались на суше, а двое других посвятили себя морю, в том числе отец Жана Батиста и его дядя Абраам Анри. Они стали первыми моряками из рода Прево де Сан-сак де Траверсе.
В 1754 г., в год рождения Жана Батиста из этого рода оставался в живых лишь один моряк — его дядя Абраам Анж Дюкен -Менвиль. Он находился в плену у англичан. Потомки генерал-лейтенанта Людовика XIV после отмены Нантского эдикта эмигрировали в швейцарский Обонн.
В Войне за независимость Америки примут участие представители рода дю Кен Лонгбрен.
Сорезские бенедиктинцы
Проведя две недели в родовом гнезде, Жан Батист вместе с отцом отправился в конце октябре в училище в Сорезе. В то время школьный год начинался в ноябре.
Сорез стоит у подножья горы Нуар на берегу Соры между Кастром и Мазаметом — это на севере Лангедока (современный департамент Тарн). Этот тихий и малолюдный уголок словно создан для жизни в раздумьях и созерцании. Старые дома, окружившие величественную колокольню XII в., кажутся вышедшими прямо из средневековья. Местное аббатство было основано в 754 г. Пипином Коротким, а в XVII в. бенедиктинские монахи из конгрегации св. Мавра учредили здесь коллеж. В январе 1759 г. он вновь принял учеников после нескольких лет бездействия.
Многие родовитые креольские семейства, такие как Уиг, Корнетт, Ле Вассор де Ворегар, Ассье де Помпиньян, посылали своих отпрысков в это училище, дававшее своим питомцам превосходное образование под руководством Дома Виктора Шевалье де Фужера, педагога божьей милостью.
Именно по его предложению монахи из Сореза — подобно ораторианцам, но еще более решительно — начали серьезную перестройку самого типа образования. Им кажется странным вдалбливать ученикам латынь: идет XVIII век, французский язык завоевал всю Европу. И Жан Батист учит французский. Математика, история, география, астрономия — все преподается на французском. Иезуиты в те же годы продолжают преподавать на латыни. Когда Жан Батист будет в 1764 г. заканчивать Сорезское училище, из двухсот двадцати выпускников тридцать шесть вообще не овладеют латынью; правда, сам Жан Батист выйдет из школы с превосходным знанием этого еще живого языка: в его журнале мы встречаем размышления, написанные по-латыни, с цитатами из Цицерона.
Его воспитание в возрасте с пяти до десяти лет находится в руках самых передовых по тому времени учителей. Бенедиктинцы считают необходимым ввести в свои курсы опытные науки и не отгораживаться от новых идей, выдвинутых философами и распространяемых энциклопедистами. Чутко улавливая перемены в мире, они не объявляют абсолютную монархию единственно возможным или наилучшим способом правления. Они рассказывают ученикам о других видах государственного устройства, давая им взвешенные оценки. Они воспитывают в юных сорезцах критический подход, что позволяет им по-новому взглянуть на жизнь. Жану Батисту исполнилось всего десять лет, когда он покинул Сорез, но он уже приобщился к новому мировоззрению.
Дух терпимости царит в этой бенедиктинской школе, сюда в качестве учеников допускается и немало протестантов: они заносятся в списки просто как “верующие”. По воскресеньям их отпускают в городскую церковь.
Сорезцам дают не только знания, не только пищу уму — их учат также хорошо говорить и хорошо писать. Особый наставник исправляет “местный акцент”, которым отличается язык выходцев из провинций и уроженцев колоний. Почерк также является предметом неусыпных забот: учителя, памятуя о наставлениях Парижской королевской академии письма, стремятся сделать из своих питомцев настоящих каллиграфов. К сожалению, к этому искусству у Жана Батиста явно не было большой склонности: если бы он лучше воспользовался уроками своих мэтров, его письма и записки не нуждались бы в трудах дешифровщиков.
В 1762 г. в программе появилась астрономия. Дом Деспо, не довольствуясь чистой теорией, выстроил маленькую обсерваторию, которую Жан Батист с охотой посещал.
Новаторские подходы бенедиктинцы проявляют и в отношениях с семействами учеников: ничего подобного раньше не существовало. Несколько раз в год Траверсе получают ведомости с полной характеристикой поведения и успехов в учебе их сына.
Дом де Фужера и его преемник Дом Лакруа стараются учитывать ту сферу деятельности, к которой родители хотят подготовить своих сыновей; они также принимают во внимание склонности учеников и помогают им сделать правильный выбор. Господин де Траверсе, конечно, сообщил отцу-настоятелю о своем желании сделать из сына моряка.
В вопросах дисциплины сорезские бенедиктинцы также придерживаются гуманных методов, отвергая телесные наказания. Они наказывают нерадивых или непослушных учеников, лишая их занятий в манеже, уроков фехтования и спектаклей. В Сорезе, как и в некоторых других коллежах, большое внимание уделяется физическому развитию учеников. Физические упражнения занимают важное место в школьной программе. У учеников развивается дух состязания, для этого служат верховая езда в манеже и уроки обращения с оружием — шпагой, саблей и пистолетом. Жан Батист особенно увлекается плаванием, которое с недавних пор также вошло в число обязательных предметов. Ученики занимаются им в просторном бассейне, под который был переделан монастырский живорыбный садок — его остатки видны до сих пор.
У сорезцев есть и школьная форма. В пять с половиной лет Жан Батист с гордостью надевает свой первый мундир: голубой плащ с обшлагами, колет, темно-красные камзол и кюлоты, с пуговицами из симилора[12]. Но парик его раздражает. “Что ни утро, не менее двадцати цирюльников трудятся над нашими головами: зрелище воистину смеху подобное. Сколько терпения требовалось от этих добрых женщин, которым были поручены наши куафюры! Не такая уж малая неприятность шестилетнему дитю носить такое сооружение на голове — тем более весь летний день в удушающей лангедокской жаре”.
В сентябре 1764 г. Жан Батист распрощался с сорезским коллежем. За пять лет, проведенных здесь, отец навещал его трижды, сам же он ни разу не побывал дома. Школьные товарищи Жана Батиста также не видели своих семей, — такой способ воспитания детей был в обычаях эпохи.