Только четверо раненых, по шею увязших в болотной воде, видели последние минуты драмы. Ночью через ужасную топь они добрались до нас. Двое из них умерли от изнеможения в грязи. Двух других, полумертвых, нашел наш патруль.

Это самопожертвование валлонцев у Линденберга вызвало мощный подъем духа среди немецких дивизий в Померании. В сводках новостей сообщили и затем зачитали перед строем во всей армии об этом геройском подвиге. Герои были названы в сообщении ставки Верховного главнокомандования.

Капель посмертно был представлен к Рыцарскому кресту. Скромно, тихо, как и шестьсот героев в истории Бельгии, павших за Честь и Веру.

* * *

На юге поражение казалось неминуемым. Последняя немецкая попытка выпрямить фронт на востоке провалилась. Все же можно было надеяться, что потери боевой техники противника замедлят его наступление на Штаргард.

Эта надежда не оправдалась. Вышедшие из строя советские танки сменили еще более многочисленные новые. Пришлось отступить на наши позиции, затопленные грязью.

Напротив, бронетанковые и моторизованные дивизии рейха отступили так же быстро, как и пришли; поскольку план прорыва в сторону Ландсберга был оставлен, танки и грузовики исчезли следующей ночью. Они были нужны под Кюстрином, а нам они оставили глубокие незакрытые проходы, позиции без артиллерии и открытую угрозу с юга.

Германская сводка едва упомянула об этом неудавшемся наступлении, бывшем последней надеждой Восточного фронта. Оно было обозначено несколькими фразами как локальная контратака местного значения.

Мы отошли к нашим прежним стрелковым гнездам-окопам. За нашей спиной, как разрушенное кладбище в руинах, стоял мрачный, раздолбанный, разодранный Штаргард.

Потоп

От немецкого наступления 16 февраля 1945 года в направлении Ландсберга, от прохода танков, грузовых машин и пушек, что мы наблюдали в течение четырех дней, в качестве всех трофеев осталась лишь скромная деревня Браллентин и несколько хуторов.

Материально война стала невыносимой. На западе крупное наступление Арденны – Эльзас тоже провалилось. На Западном фронте не было больше никакой другой возможности отвоевать приоритет, тем более преимущество.

На востоке аналогичная неудача постигла контрнаступление, задуманное Гиммлером. Стало очевидно, что любая попытка отрезать советские войска была напрасной. Русские были в десять раз сильнее нас в живой силе и особенно в вооружении. С этого момента только волшебное применение нового оружия в последнюю минуту могло отвратить победу Советов, как и англо-американцев.

Рейх держал волка только за уши. Запад был без войск. Восток был совершенно обескровлен. Несколько танковых дивизий еще носились там и сям, что-то предпринимали повсюду от Штеттина до Кюстрина, от Кюстрина до Дрездена. Кроме них, фронт представлял собой отдельные измотанные очаги сопротивления, можно сказать, без танков и боеприпасов.

Один крайне строгий, суровый приказ, переданный по телефону, запрещал мне, равно и как и всем командирам дивизий на фронте в Померании, расходовать в день более шести или десяти снарядов в зависимости от калибра!

Что? Русские шли в наступление?.. Тогда наши пушки стреляли несколько минут и затем молчали до следующего дня!

Армия, разорванная фантастическим свинцовым ливнем, должна была испытывать удар вражеских частей, почти не задетых потерями, в сопровождении танков числом в пять, десять, двадцать раз большим, чем у нас!

На каждом участке дуэль проходила в одинаковых условиях: несколько сотен солдат, лишенных всего, изнуренных усталостью, грязью и тысячами снарядов, должны были противостоять лавине противника, залезшего на броню многочисленных ревущих танков, сметавших все на своем пути.

После провала последнего наступления мы оказались более одинокими, чем когда-либо. Наш участок имел форму длинного рыбьего хребта. Хвост был в Штаргарде, голова у деревень Кремзов и Репплин, на юге. Наш левый бок проходил по реке Ине (основное течение) и по большой трассе Штаргард – Шенеберг. Правым флангом (запад) была линия притока Ины, к деревне Штребелов и через хутор Коллин. Оба последних населенных пункта постоянно обстреливались с того момента, как высоты Линденберга оказались в руках Советов. Крыши были разрушены, последние домашние животные побиты в хлевах.

Пути связи были практически непроходимыми, их обстреливали сотни снарядов. Нам приходилось нестись с сумасшедшей скоростью на наших «Фольксвагенах», как только раздавалась пальба по дороге.

Русские укреплялись все более и более. Мы это видели, мы это чувствовали, но мы ничего не знали точно. Вот уже с неделю не было взято ни одного пленного. Красные, окрыленные успехами, с танками по бокам, были неуязвимы. В последние недели войны на востоке в 1945 году надо было брать больше солдат, чтобы взять одного языка, чем захватить целый район в СССР в 1941 году.

Но эти языки, будь то лохматый монгол, позеленевший калмык или сибирский зек, были нужны командованию. Поэтому мы получили приказ из армейского корпуса, по которому подняли ночью две сотни людей, чтобы заполучить одного языка.

Нам обозначили цель – большую ферму под названием Карлсбург, расположенную на западе от Штребелова, просторный четырехугольный кирпичный дом с длинным хлевом и подсобками, где крепко засели русские.

Мы должны были обойти противника, выманить его на рукопашную, потерять десять солдат, двадцать, если потребуется, чтобы один или два ошеломленных, лохматых и вонючих пленника сказали в штабе о том, что замышляется против нас.

Операция началась в девять часов вечера. Часть нашего отряда из Коллина тронулась с наступлением сумерек, проходя по болотам, чтобы в самой полной тишине пробраться на западную часть Карлсбурга, то есть в тыл врага. В это время остальная часть совершала отвлекающую атаку с севера.

В таких атаках валлонцы не имели себе равных на Восточном фронте. Они с кошачьим проворством бросились на неприятеля. Успех был просчитан с математической точностью.

В двадцать сорок пять наша пушка открыла огонь по ферме в Карлсбурге. Амбар вспыхнул. В тот вечер был сильный ветер. Сараи, где были огромные количества шерсти, вспыхнули феерическим огнем. Шестьсот баранов сгорели заживо в двусторонних яслях. Миллионы золотистых нитей взлетели в небеса, поднятые ветром.

Тогда наши люди бросились с севера и с запада, чтобы оттеснить противника к нашим позициям. Враг фанатично отбивался в этом пекле. Вокруг всех строений были видны огни автоматных очередей. Это было словно театр теней, что прыгали, бегали, падали.

В двадцать один сорок пять взметнулась зеленая ракета – сигнал того, что языков взяли и что наши ребята отходят к своим позициям.

У нас были относительно высокие потери. Хотя мы не захватили ничего, никакого клочка земли, поскольку наши атаки разбились об оборону неприятеля. Только священный душевный пыл наших людей и их неукротимый порыв позволили завершить дело. И еще произошел курьезный случай: к концу боя два азиата, несмотря на пожар, пушечный грохот и всеобщую пальбу со всех сторон, по-прежнему спали как убитые в своих наблюдательных укрытиях перед фермой! Пришлось их разбудить и вести к нашим позициям. Карлсбург горел всю ночь, линию горизонта мела огненная пурга.

* * *

Я отправился к генералу в армейский корпус, чтобы доставить несколько медноликих мужиков, нужных ему. Допросы убедили нас. Они показали немецкому командованию, что наступление на город Штаргард было готово, что основной удар будет нанесен к востоку от Ины. И действительно, на следующий день русские сразу покатились на Браллентин и Репплин, обороняемые немецкими и голландскими войсками СС. Они форсировали Ину в основном течении и подошли к Шенебергу примерно в двадцати километрах к юго-востоку от Штаргарда.

Как можно было удержать фронт, лишенный тяжелой оборонительной техники? Шенеберг пал. Несколько немецких танков, затерянных в этой бреши в три десятка километров, безуспешно попытались остановить поток наступления, вырвавшегося на оперативный простор. Советские танки вспороли весь участок немецкого фронта к востоку от нас и словно в авторалли устремились по трассе Шенеберг – Штаргард.