В действительности же небольшой успех накануне оказался поражением, поскольку маневр по окружению был раскрыт до его завершения. У противника была целая ночь, чтобы поставить заслон в двух направлениях. Запоздалая атака определенно была бы более трудной.

Но партия не была проиграна. Частям был дан приказ любой ценой осуществить соединение двух линий наступления. Едва рассвело, как дуэль достигла наивысшего накала. Десятки танков пылали на поле битвы. «Юнкерсы» целыми эскадрильями пикировали перед нами, как стрелы с небесных высот…

Поражение

По логике развития ситуации, под угрозой двух бронированных лап, что сближались за их спиной, войска и техника Советов должны были бы отступить от уже почти завязанного мешка под Штаргардом. Накануне коридор для выхода русским был сокращен наполовину, его ширина составляла максимум двадцать километров. Эти двадцать километров будут, несомненно, отрезаны с утра второго дня наступления.

Ночью наши разведчики внимательно вслушивались в тишину, чтобы различить признаки отступления врага. Советские танки, задействованные в Крюссове, определенно должны были отступить под покровом темноты, так же как и тяжелая техника.

Действительно, ночные передвижения были интенсивны. Но шум, который мы слышали, прямо указывал на действия, противоположные нашим предположениям и желаниям. Переброска шла с юга к востоку. Таким образом, русские укреплялись в этом псевдомешке, вместо того чтобы удирать!

На немецкую угрозу в своем тылу Советы собирались ответить, угрожая самим немецким тылам. В конце ночи они с яростью атаковали за пятнадцать километров за спиной наступавших дивизий рейха, и именно наш невезучий опорный пункт под Линденбергом должен был получить самый суровый удар.

* * *

Это было понятно. Тот, кто держал хребты Линденберга, держал под контролем многие коммуникации района. Русские, отступившие с этого холма, думали, что он вскоре послужит местом начала второй атаки с целью развязать мешок, как только он закроется на юге.

Обе стороны рисковали максимально, как бы в удовольствие: наступавшие – перенося всю мощь на южный выступ; обороняющиеся – укрепляясь на востоке внутри самого сектора, на три четверти окруженного.

Этот советский ответный ход не мог не понравиться немецкому командованию, если оно было уверено в успехе. Все, что оно хотело, – это уничтожить и захватить максимальное количество живой силы и техники.

На восходе войска и техника Советов были еще на половине своего размаха. Они так хорошо себя чувствовали, что обрушились на нас с воем и грохотом.

И речи быть не могло, чтобы уступить. Русские, как и немцы, весь день должны были выкладываться по максимуму. Победит тот, кто бросит вперед последний танк и последнего солдата.

Немецкое командование в Штаргарде хорошо отдавало себе отчет в том, что участь, ждавшая наших сто семьдесят солдат, оседлавших высоты Линденберга, будет особенно жестокой. Не было ни одного танка, чтобы их поддержать. Все танки, все противотанковые орудия, вся артиллерия были на юге. Оттянуть технику для оборонительных действий на флангах означало уменьшить шансы закрыть мешок и диктовать волю противнику.

17 февраля в моем распоряжении действительно не было никакой тяжелой техники, за исключением двух бронепоездов Люфтваффе. Они не могли продвигаться дальше на юг, так как железнодорожная линия была отрезана. Поэтому их по-царски подарили мне. Они нам эффективно помогали, хотя и были быстро обнаружены и облиты дождем ракет катюш. Но они не смогли помешать неотвратимому.

Советские танки со всех сторон обстреливали наших товарищей. Через несколько часов их снабжение стало невозможным. Ужасное месиво простиралось по их флангам и тылам; редкие проходимые участки полностью контролировались советскими танками. Утром с большим трудом доставили раненых, протащив через месиво под непрерывным обстрелом. Мы попытались послать подкрепления: только полдюжины солдат смогли пройти через пули советских заслонов, остальные были скошены и сгинули в болоте.

Лейтенант Капель сохранил полное хладнокровие. Через каждую четверть часа он сообщал нам по радио краткое изложение ситуации. Русские танки умело держались вне досягаемости фаустпатронов. Метр за метром они сметали огнем наши позиции. Было уже много убитых. Но сопротивление наши товарищей было достойно восхищения.

Капель получил приказ продержаться на высотах двадцать четыре часа, двадцать четыре часа, которые должны были решить победный исход или поражение общей операции по окружению. Советские танки так яростно атаковали его, что волонтерам пришлось покинуть позицию и, вооружившись фаустпатронами, ползти на открытой местности навстречу танкам противника.

Один из наших молодых офицеров показал пример солдатам: дважды раненный, чувствуя, что погибнет, он предпочел пожертвовать собой, чем ждать смерти: истекая кровью, он подполз поближе к танку и выстрелил из фаустпатрона, но его снаряд не пробил броню танка, разорвавшего нашего героя.

Ночью Капель по-прежнему непоколебимо держался. Были подбиты два танка противника, но другие раздавили и заняли много наших позиций.

* * *

На юге немецкие клещи по-прежнему не были сомкнуты. Танки рейха продвинулись вперед, но Т-34 были почти неуязвимыми. Один из них, широкий, как баобаб, загородил дорогу, оставаясь целый час поперек пути на выходе из деревни. Никто не мог его сдвинуть, так как он даже уперся в стену дома.

В такой отчаянной ситуации в дело вступили «Юнкерсы». Весь выход из деревни был изрыт бомбами. Каждый был уверен, что на этот раз все было кончено. Облака пыли осели на землю, и что мы увидели? Из вздрогнувших развалин выполз вражеский танк. С обломками стен и крыши на броне он бросился в атаку. Его обстреляли снарядами. Он невредимый продолжил свой путь и исчез в роще на южной стороне.

К ночи нам оставалось преодолеть еще четыре километра. Только четыре километра! И все. Такие четыре километра!..

Немецкие танки с востока и с запада десять, двадцать раз бросались в атаку. Советские танки, противотанковые орудия, пехота не отступили и своими контратаками не позволили завязать горловину окружения. Пришлось остановиться и перенести завершающий удар на следующий день.

Немецким танкам не суждено было соединиться. День 18 числа прошел в отчаянных усилиях. Вместо преодоления четырех километров, чтобы завершить, наконец, окружение, на рассвете две немецкие наступательные стрелы сдали позиции.

Противник успел подтянуть подкрепления. За сорок восемь часов прибыло множество советских танков и противотанковых орудий, обрушившихся на немцев, изнуренных своими атаками, и отбросивших их за много так дорого доставшихся нам деревень.

Пришлось не только отказаться от мысли о большом наступлении на Ландсберг, но даже и первая стадия, начальная фаза операции не была завершена. Тиски разжимались. С этого момента операция была обречена.

* * *

На своих высотах Линденберга наши горемычные товарищи с яростью выполняли полученный приказ. Никто из них не допускал мысли, чтобы однажды кто-либо мог сказать про них, что они не дошли до самых границ самопожертвования, чтобы дать возможность друзьям-немцам, сражавшимся на юге, использовать свой последний шанс!

Наши раненые сражались как и остальные, обливаясь кровью, предпочитая погибнуть в бою, чем быть добитыми прикладами или лопатками.

У лейтенанта Капеля оставалось еще шестьдесят семь солдат. Они погибли на месте, сражаясь с восхода солнца до трех часов дня.

Капель спокойно доложил нам о последних фазах агонии. Советские танки были повсюду. Люди отчаянно бились малыми очагами сопротивления. Наконец остался один маленький островок командного пункта, окруженный воющей ордой головорезов.

Когда рукопашная подходила к концу, Капель, тяжело раненный, но еще стрелявший из пистолета, распрямился в рост, как смог, перед русскими, бросившимися на него. В полутора метрах от них он застрелился.