Мы приводили этот захваченный сброд, как если бы мы поймали кабанов в их укрытиях.

Эти широкие дикие лица смеялись, потому что мы их не убили и потому, что мы им давали сигареты.

Но, хотя мы и взяли тридцать дикарей, десять тысяч их еще оставались перед нами. И сотни тысяч на востоке, северо-востоке, юго-востоке. Эти лохматые массы двигались на нас. Мы уже угадывали, мы уже чувствовали кольцо этой орды.

Первые неудачи

С севера постоянно приближались советские части. На западе в восьмидесяти километрах за нашей спиной оставался лишь небольшой участок в сто пятьдесят километров между двумя советскими соединениями, двигавшимися на нас.

7 и 8 января 1944 года можно было подумать, что у Днепра все было потеряно. Танки красных, продвигаясь с северо-запада, устремились через тылы немецкой линии, покрыв за два перехода сто километров.

Тактика красных была простой. Некоторые из их танков были полностью заполнены винтовками и боеприпасами: гражданское население городов, оцепленное пятью, шестью, десятью танками, было немедленно мобилизовано; каждый оборванец, каждый малец в лохмотьях получал автомат или винтовку. Через час без какой бы то ни было военной агитации с три сотни оборванцев сопровождали советские танки.

Советская армия постоянно возрождалась без особых трудов и инструкций по мере продвижения танковых прорывов. Эти резервы человеческого материала были практически неисчерпаемыми.

К счастью, удар красных 7—8 января 1944 года был всего лишь военной удачей, улыбнувшейся отважным. В одиночку десяток советских танков прошел сто километров вглубь от линии фронта, протащив с собой эту разнузданную, невиданную камарилью. Спешно сгруппировавшись, немецкие танки в конце концов обложили их.

Русским танкистам не хватало горючего. Они попытались спрятать свои танки в лесистой местности. Через два-три дня их всех вычислили и уничтожили одного за другим.

* * *

Но тревога была поднята сильная. Если бы Советы более собранно бросили в бой свои силы, их прорыв определенно удался бы.

По правде говоря, наша позиция как клин у Днепра была ненадежной. Мы занимали своеобразный «наконечник длинной пики». Дивизия «Викинг» и штурмовая бригада «Валлония» были единственными частями всей армии на юго-восточном направлении, зацепившимися за великую украинскую реку. Рано или поздно нас должны были отрезать от основных сил.

По нашему прибытию в ноябре 1943 года уже было очевидно, что мы обречены. В начале января 1944 года эта реальность стала еще более явной. Только ликвидация этой палочки для фасоли, этого длинного выступа и жесткое выравнивание фронта могли, если сделать это быстро, спасти нас от верного окружения врагом. Мы подумали, что Верховное командование это поняло, так как мы получили приказ сняться с позиций и закрепиться сзади, на второй линии, в двадцати километрах к юго-западу. Это было гениально, но это, несомненно, был первый шаг. Передислокация должна была произойти ночью. Мы уже узнали про новые позиции. Все было готово.

В одиннадцать часов вечера другой приказ из штаба дивизии аннулировал всю диспозицию. Сам Гитлер жестко потребовал не отступать от Днепра, оставить который означало моральное поражение, это значило потерять последний плацдарм у реки, откуда когда-нибудь, может быть, могло начаться наступление немцев в направлении Харькова и Донецка. Во всяком случае, этот «контрприказ» был формальным.

Солдат – консерватор по своей сути, к тому же плохо знающий положение, и он слез с грузовиков и с философским спокойствием опять занял посты у слияния Ольшанки с Днепром. Но мы, каждый день слушавшие по радио советские сводки и отмечавшие по карте продвижение врага на севере и юго-востоке, мы знали, что находимся в крайне бедственном, губительном положении.

Мощные кабаньи удары сотрясли весь участок фронта. Дивизия «Викинг» должна была оттянуть от Днепра половину своих частей и бросить их на запад от города Черкассы.

На этом втором секторе Теклинский лес образовывал мощный выступ, и этот лес был полностью занят Советами. Все наши контратаки были безрезультатными.

Генерал Гилле решил бросить в атаку на этот лесной массив валлонцев. Вечером 13 января 1944 года мы оставили берег Ольшанки и скрытно, за одну ночь, через снега и гололед на наших грузовиках подошли к голубоватому лесу Теклино на несколько километров с запада.

Теклино

Атака на Теклинский лес должна была начаться на следующий день, 15 января 1944 года. Офицеры до темноты должны были разведать позиции для начала атаки. Мы проследовали несколько километров по большой дороге, ведущей в Черкассы, затем свернули влево. По ухабистой дороге мы дошли до одной высотки, откуда была видна вся окружающая местность. Обширные снежные поля поднимались к лесу, постепенно расширявшемуся к востоку.

Каждый командир получил задачу, сверил карты и сориентировался. Спускались сумерки. Лес уже представлял собой только одно большое фиолетовое покрывало. Мы с тревогой смотрели на эти снежные поля, голубые овраги, через которые ночью наши люди пойдут до этого леса, где, по словам немцев, уцелевших в бесплодных контратаках, были исключительно сильно укрепленные позиции врага.

Нас должна была поддерживать дивизионная артиллерия, расположенная в полном комплекте на западных высотах.

За несколько дней до этого я стал офицером по особым поручениям командира нашей бригады. Вместе с ним в три часа ночи мы встретились с генералом Гилле. Мы устроились в небольшом командном пункте с телефонной связью с каждой ротой.

Эти роты уже с часа ночи, как волки, проскользнули по оврагам, чтобы занять боевые позиции для атаки. Широкие белые сани, как у финнов, бесшумно подвозили боеприпасы по глубокому снегу степи. Через каждые четверть часа на другом конце провода почти неразличимые голоса командиров рот докладывали о ходе продвижения.

* * *

В четыре часа утра артиллерийский потоп обрушился на край леса. Пушки «Викинга» были старые. Они уже прошли полтора года русской кампании без ремонта. Надо было каким-то математически сказочным чудом регулировать стрельбу. Но эти залпы оказались на удивление точными: четыре тысячи снарядов обрушились на врага, размолотили траншеи и окопы с неслыханной мощью.

Наши солдаты, пригнувшись под этой волшебной стальной крышей, широко открыв глаза, со звоном в ушах бросились в атаку точно в тот момент, когда артиллерия вступила в бой.

Моя бывшая рота, третья, бросилась в рукопашную с такой яростью, что потеряла связь, оторвавшись от бригады. После неимоверного взлета на крутые и голые, как скалы, высоты, на которых русские, несмотря на обстрел артиллерии, отчаянно сопротивлялись, они овладели ими.

Особенно яростно, как сумасшедшие, с воем, дрались молодые женщины – солдаты. Наши солдаты не привыкли убивать женщин. К тому же эти женщины были красивые. Особенно одна, с красивыми веснушками на лице, дралась как львица. Одна ее маленькая грудь в пылу боя выскочила из гимнастерки. Она так и погибла. Веснушки блестели на ее лице, как цветы зимнего вереска, и грудь, маленькая и ледяная, слегка поблескивала в лучах утреннего солнца. После боя мы засыпали эту женщину снегом, чтобы облегчить тяжесть смерти на ее теле.

После захвата этих сильно укрепленных позиций третья рота сразу же бросилась в атаку на другие блиндажи и укрепления в лесу, представлявшие собой эшелонированную оборону глубиной в четыре километра.

Преодолев один километр, потрепанная рота с трудом зацепилась на отвоеванной территории. Но напрасно ждала она остальную часть бригады с правого крыла.

Другим ротам пришлось очень худо. С большим трудом им удалось углубиться на пятьсот метров вглубь холмистого леса. Бой был жестоким. Артиллерия «Викингов» поддерживала их и прижимала красных на холмах под деревьями.