Но мы находились в самой гуще джунглей. Мы бросились на врага, не особенно обращая внимание на направление атаки. Едва прошли мы сотню метров назад, как автоматная очередь отрезала нам дорогу: в кустах были большевики! Мы постоянно натыкались на них. Они стреляли, думая, что их преследуют. Наши солдаты каждый раз рассеивались в густых зарослях и увязали в рыхлой мокрой земле.
Одежда у меня превратилась в рубище. От моих кавалерийских брюк, рассеченных пополам от промежности, остались лишь два измазанных грязью лоскута. Впрочем, это был единственный элемент юмора в данной ситуации.
Поскольку сгущались сумерки, мы уже ничего не различали в темноте. Преодолевать расселины с вертикальными стенами было ужасным предприятием. Мы почувствовали момент, когда среди запутанных чащоб погрузились в ночь среди засад русских.
Мы должны были быть в двух километрах от основных сил батальона. Я собрал все и всех, что у нас осталось, и, рискуя навлечь на нас рассеянных по лесу врагов, своим громовым голосом зычно бросил призывный клич через лес, полный тьмы и воды. Мы прислушались, тая тревогу. Мы услышали голоса, которые едва отвечали, далекие, едва различимые. Мы бросились к ним.
Русские были не в лучшем положении, чем мы. Они тоже потеряли своих. Время от времени мы останавливались, чтобы переходить и снова кричать. Нам отвечали уже более ясно. Направление было правильным. От расселины к расселине, от горки к горке мы приближались к своим. Нас окликнули, это был наш патруль. Мы оказались спасены.
Мы соединились со своими в темноте. Враг больше не пытался оказывать ни малейшего сопротивления. Несомненно, рассеянные в лесу части отступали по илистой долине на юго-запад, пытаясь разыскать свои части, потрепанные нашей атакой. Шагая в грязной воде, мы продвигались на юг. В час ночи наша головная колонна беспрепятственно вошла в Ширванскую.
На следующий день мы хоронили убитых. В их могилы мы воткнули золотые головы подсолнухов, цветы величия и славы.
Грязь была такой, что никто не мог больше двигаться иначе, как на коне. В течение двух дней я продвигался на моей лошади почти голый, пока пытались очистить и залатать мою униформу, разорванную в рукопашной. Наши солдаты стояли на посту босые, погруженные в воду на двадцать сантиметров. Ни один мотоцикл не мог ездить в этом районе.
20 августа после обеда солнце круто припекло. Сумрак разлил чудные фиолетовые и золотые сполохи. Хорошая погода означала бой. Новые бои были близки.
Джержаков
Наш поход через Кавказ продолжился рано утром 31 августа 1942 года. По маленькому мосту, наведенному саперами, мы пересекли бурную реку. Затем мы углубились в лес. Через несколько километров подъема мы увидели опушку и хаты. Советские солдаты отступили без единого выстрела. Деревня называлась Папоротники, в небо тянулись прекрасные виноградные лозы, яблони и сливы.
Нам надлежало продолжить продвижение на дюжину километров до деревни Джержаков. В Папоротниках радиограмма обрисовала положение нашему командиру. Мы оставили нашу самоходку и тяжелое вооружение на опушке и осторожно продвигались через гигантский дубняк и кусты.
С высоты одного холма справа мы увидели через просеку длинную деревню, занятую русскими. Мы прошли по просеке, усеянной злаками и сорняками. По нашим картам Джержаков не должен был быть далеко. Мы сошли с дороги и прошли по компасу через лес минут двадцать.
Вскоре мы услышали крик петуха. Деревня Джержаков была рядом.
Послали на разведку патруль, который, проскользнув под деревьями между больших бурых скал, дошел до опушки. В распаде между гор Джержаков блестел на широком холме. Деревня была довольно вытянутая, но целиком утопавшая в кукурузе, ее поля высотой в два-три метра доходили до изб. Виднелось белое здание школы. Совсем внизу на выходе из нашего леса находилось правление колхоза.
Наши патрули не теряли из виду ни малейшей детали. В двадцати метрах перед ними трое русских возились вокруг кухни на колесах. Они шумно смеялись, делали всякие смешные кульбиты, совершенно не подозревая, что их ждет. Наши люди доползли до изгороди, скрытно приблизились и внезапно приставили пистолет к носу поваров!
Ни один из трех не осмелился ни крикнуть, ни пошевелиться. Наш патруль сразу же подтолкнул их до дубняка и привел их без единого выстрела.
У одного из русских был список солдат для вечернего супа: триста четыре человека. Точнее информированным быть нельзя. Мы также узнали, что у врага есть противотанковая пушка и артиллерия.
Мы заканчивали допрос с пристрастием трех сталинских поваров, когда в тридцати метрах от нас прогремели выстрелы. Русские вернули нам долг вежливости.
На самом деле один из их людей пошел посмотреть шампуры и нашел кухню оставленной. Была дана тревога. Русские тихо пошли по нашим следам до опушки леса, чтобы застать нас врасплох. Как раз вовремя их заметил один из наших унтеров и разрядил свой автомат. Его изрешетили советские пули. С простреленными легкими, с потоком крови изо рта он все-таки продолжал стрелять. У нас было возникла паника, но героизм этого унтера позволил перестроиться в боевой порядок нашим людям. Раненый рухнул лишь тогда, когда мы бросились через него в рукопашную.
Обе роты, которые должны были штурмовать деревню, были немедленно брошены в бой. Поскольку нас обнаружили, надо было быстро завершить дело.
Будучи офицером по особым поручениям, я должен был в основном давать святую команду «Огонь!» там, где было жарко, или там, где люди колебались.
Одна часть наших солдат должна была атаковать деревню со стороны правления колхоза, тогда как другая обходным маневром должна была захватить Джержаков с высот. Наши люди боялись. Для многих новобранцев это было крещение огнем. Было видно, что они колебались выйти из-за прикрытия скал и деревьев.
Шестеро наиболее решительных солдат, вооруженные автоматами, достигли угла колхозного амбара. С автоматом в руке я бросился к ним. За несколько минут, чередуя наш огонь, мы продвинулись на сто метров вглубь деревни.
К несчастью, наш миномет не покрывал врага как надо. Красные укрепились в одной избе и держали под огнем всю улицу.
В то время как наши товарищи стреляли по этому месту, я прыгнул в кукурузу и обошел дом с западной стороны. Подскочив к боковому окну избы, я полностью выбил его ударом автомата. Моя очередь посреди комнаты произвела ошеломляющий эффект. Я обрушился на уцелевших, и они сдались. Одна женщина, бывшая с русскими, в истерике каталась по полу.
Стоя стреляя из автомата, я бросился на улицу преследовать советских солдат. Вскоре вокруг меня была целая группа пленных. Не зная, что с ними делать, я раздал каждому из них по листу одной брюссельской газеты, прозаически приготовленной для других нужд, а не для духовных дел.
«Документ! Документ!» – кричал я каждому из пленных. Эти толстомордые ослы верили в магию документа. С поднятыми руками, размахивая своей бумагой, они все бежали в направлении нашего тыла, где сначала очень удивились, увидев столько монгольских читателей бельгийской прессы, но потом поняли, что это дело рук изобретательных валлонцев.
Главное в рукопашной схватке – бежать сломя голову. Я пробежал до конца деревни, давая короткие очереди в окна. Я остановился только в конце села, в то время как мои шесть парней выбивали большевиков, укрывавшихся в избах и конюшнях. Другие в большом количестве сами выходили из полей кукурузы.
У меня была хорошая огневая позиция. Через двадцать минут вся валлонская рота смогла перебраться ко мне. Наши ребята, спустившись с высот, также смогли присоединиться к нам.
Мы смогли не только собрать бесконечную цепь пленных, но также отвоевать пушки и противотанковые ружья русских в отличном состоянии с большим количеством боеприпасов.
В бодром настроении мы осмотрели колхоз. Походные кухни красных с совершенно готовым чудесным супом и с огромным котлом пшенной каши по-прежнему находились здесь. Был брошен фургон с сотнями больших ломтей хлеба. Мы вернули поваров к их печам и поварешкам. Они были рады вновь приступить к своей работе. Никогда еще они не делали свое поварское дело в подобных обстоятельствах! То большевики, то внезапно военнопленные, то прислуга валлонцев! И все это менее чем за час! Их суп даже не успел выкипеть! Их зубы грызунов блестели от удовольствия на их широких шафранного цвета лицах. Как жизнь порой забавна!