- Выходит, так. Помните ли, дорогая Анна Ивановна, госпожу Залевскую? – Богумила Глибовна обратилась к тетушке, но та, кажется, не могла припомнить, о ком это она. – Ну, портниху, госпожу Залевскую, она еще платья нам к первому представлению шила, помните?

- А, да, конечно! Милая была женщина и прекрасная портниха!

- Так вот, ее муж мой лечил, еще, когда служил земским врачом. У нее тоже сердце слабое было, и она этим настоем наперстянки лечилась, но не только те капли принимала, что Аркадий изготовил, но и сама себе настой делала на водке домашней, в результате померла от переизбытка лекарства - ведь наперстянка весьма ядовита!

- Ах, помню, тогда даже расследование было! И признали, что сама покойная виновна в смерти своей скоропостижной.

- Аркадию тогда сильно досталось, – поджала губы Богумила Глибовна, – так что теперь, когда заподозрили неслучайную смерть госпожи фон Айзенхард, он особенно тщательно осмотрел ее, и еще приятный такой молодой пристав у нас побывал. Как его зовут, Клавдия?

- Семен Михайлович, – подсказала Клавдия Ивановна.

- Да, Семен Михайлович, не из тех наших провинциальных, что сразу доктора виновным делают. Он внимательно изучил все и сообщил нам, что Аркадий не виновен ни в чем, покойная принимала капли для сердца, те, что муж мой изготовил и тщательно проверил дозу, но в бутылочке для желудочных капель были точно такие же налиты, и в бутылочке со снотворным тоже! Получается, баронесса принимала тройную дозу настоя наперстянки, что должно было вскорости привести ее к смерти. Кто-то подменил лекарство и, получается, умышленно отравил баронессу! – зловещим шепотом заключила Богумила Глибовна.

На обратном пути мы с тетей большей частью молчали, погруженные в свои мысли. Чтобы гостьи без приключений добрались до отеля, доктор одолжил нам свой экипаж, намного более удобный, чем наемный, но кучер, уже очень немолодой дядька, никуда не спешил, и мы еле тащились по неровным киевским улицам. Я смотрела в окно, большей частью ничего не замечая из-за мыслей, крутивших в голове. Кучер повез нас по Институтской, и я отвлеклась, разглядывая богатые величественные здания. Мы доехали до Института благородных девиц, у въезда в институт задержались, потому что солидный экипаж, запряженный парой норовистых лошадей, въезжал в распахнутые ворота. И тут я заметила почти рядом с нашим экипажем госпожу Светлицкую, она с кем-то разговаривала. Когда мы подъехали немного ближе, я увидела ее собеседницу - это была горничная баронессы Катерина!

Глава 15

- Анна Ивановна, смотри! Вот туда, видишь? – я ткнула в бок тетушку, отчего она встрепенулась, взмахнула руками, ударив при этом меня ридикюлем. – Тетя, да ты никак задремала, и прекрати размахивать сумочкой, ты ударила меня!

- А! Чего?! Господи, не толкайся, и не ударила я тебя задела только, что случилось? – она точно дремала перед этим.

- Смотри в окно. Да не в то! Сюда смотри в мою сторону, видишь госпожу Светлицкую? Она с горничной баронессы разговаривает, с той самой, Катериной. – Указала я на собеседниц в это время оказавшихся прямо напротив окна нашего экипажа.

- Ну да, госпожа Светлицкая, точно она! Но с чего ты взяла, что это горничная баронессы?

- Я ее хорошо запомнила, она мне Кармен напоминает.

- Кого?! – тетя, кажется, первый раз слышала это имя.

- Ну, Кармен, цыганку из новеллы Мериме, помнишь, я тебе рассказывала о нетривиальном переложении этой новеллы в исполнении господина Голубовского?

- Не знаю, не читала, - отмахнулась тетя. – Удивляюсь только, что ты так хорошо запомнила, какую-то прислугу.

- А ты присмотрись к ней, она очень красива, необычной, дикой красотой. – Еще раз, взглянув в окно экипажа, тетя перевела на меня недоуменный взгляд.

- Ты пиитом заделалась, что ли? Это тебя так отношения с Георгием Федоровичем вдохновили? – насмешливо спросила она.

- Причем тут отношения и поэты? Тетушка ты не туда клонишь! Просто необычное лицо этой девушки запомнилось. И, тогда, в доме у Голубовских, когда Каролину Витт убили, я ее взгляд в зеркало заметила, глаза просто горели, огнем!

- Ну, вот опять ты поэтически изъясняешься! Глаза огнем горели! – продекламировала тетушка, словно читала патетическую оду. – Красивая девушка, ничего не скажешь, но что удивительного в ее знакомстве со Светлицкой ты нашла? Насколько я помню, эта дама посещала дом старшей дочери баронессы, Катерина могла ее знать, может место новое ищет?

- У Светлицких? – засомневалась я. – Не похожи они на тех, кто дорогую прислугу содержит. Горничная баронессы может себе и получше место найти, тем более ее пока никто не обвинил в краже, все это наши домыслы. Думаю, дочери госпожи фон Айзенхард, снабдят ее соответствующими рекомендациями.

- Не знаю. Но только сейчас думать, уже сил нет. – Пожаловалась Анна Ивановна. – Не знаю как ты, а с меня на сегодняшний день хватит! Я ужинать не выйду. Отобедали мы знатно, кухарку Долиновские задаром не держат, может и без тонких разносолов, да готовит вкусно! Я в номер чаю и печенья закажу, выпью капли снотворные и спать!

- Не боишься, что капли подменили?

- А кому это надобно? Не тебе ли? – отрезала тетушка, насмешливым тоном.

- Скажешь тоже! Куда я без тебя! – и, поддавшись минутному порыву, поцеловала ее в щеку.

- Ну ладно, ладно, голубушка, - растроганно улыбнулась тетя, - уже и выходить пора, неужто дотащились. Я думала, мы всю ночь добираться будем! И как он только доктора доставляет на срочные вызовы?! – проворчала она, высаживаясь из экипажа.

Но день наполненный происшествиями не закончился, в вестибюле меня ждало приглашение поужинать от Георгия.

Приглашение было к девяти часам, в это время большинство постояльцев, уже отужинало, и ресторан наполнился совсем другой публикой. «Континенталь» облюбовали представители богемы, как и кафешантан «Аполло», на углу Николаевской и Меринговской. Это была весьма шумная и раскрепощенная публика, громогласно провозглашаемые тосты, подхватывались соседями и вот все уже поднимали бокалы за пейзажиста господина Васильковского, что в будущем году собирался открыть свою первую персональную выставку, потом весь зал воодушевленно пил за некого Архипа, сыгравшего сегодня свою первую большую роль, пьяное веселье художников и актеров, артистических душ, все делавших чрезмерно.

Георгий заказал столик на двоих зажатый в уголке и окруженный пальмами в кадках, создавалось зыбкое ощущение уединённости в толпе. Как назло умявшись за день, я решила не утруждать себя лишний раз и надела самое простое вечернее платье из всех имеющихся. И теперь, среди разряженных в пух и прах дам наполнивших ресторан чувствовала себя почти что горничной, случайно попавшей в высшее общество.

Слава Богу, Георгий, кажется, обращал внимание на мои платья куда меньше чем я сама. Сначала я чувствовала себя немного неловко, но несколько бокалов вина и вкусная еда раскрепостили нас, к тому же общая обстановка веселости царившая в ресторане способствовала расслаблению и даже поднимала настроение к некому состоянию эйфории усиленному легким опьянением. Даже не знаю отчего, но вдруг ни с того ни сего ляпнула:

- А знаешь, я не могу представить тебя в кресле!

Глаза Георгия округлились, откровенно удивленное выражение его лица рассмешило меня, стоило, пожалуй, объяснится.

- Миша более всего любил проводить вечера в библиотеке, устроившись в кресле за письменным столом, он просматривал газеты, а я читала какую-нибудь книгу, тут же, сидя в другом кресле. Вот попыталась представить себе, тебя на его месте... – глупо все это прозвучало, я смутилась и замолчала.

- Ну, может потому что это кресло Михаила Ивановича? Я тоже люблю читать вечерами, но в вашей библиотеке слишком холодно, прости, но я не люблю холода.

- Я, если честно тоже. Поэтому всегда куталась в пледы и шали. – Мы улыбнулись заговорщицки, словно у нас появилась общая тайна.