Между тем и речами, и личным примером проповедовал он усердие к исламу, укорял Ибрахима в пристрастии к гяурам и хотя не принимал сам никаких мер противу христиан, однако обращался с ними презрительно, а генеральным консулам, за вмешательство их в дела по управлению, мстил тем, что по примеру прежних пашей не привставал им, не возвращал визитов и оставлял без внимания их жалобы. Мустафа не подозревал, что поведение его в Сирии наводило тяжкие заботы на его правительство. В самом деле, до его прибытия друзы страшились ответственности за свои злодейства. Потом, ободренные поведением Мустафы, они возобновили гонение на христиан, феодальные их притязания возросли, и они хотели уже предписывать свой закон Омар-паше, прикрывая свои бесчинства и неповиновение затверженными фразами о преданности Порте и пашам.

Вопли христианского народонаселения, обманутого в своих ожиданиях, нашли отголосок по всей Европе. Союзные кабинеты напомнили Порте данное ею обещание сирийским племенам не касаться местных льгот и прав, освященных временем. Ей советовали отказаться от неудачной попытки введения непосредственного турецкого управления в Ливанских горах. В самом деле, первым результатом этой попытки было восстановление власти шейхов над ограбленным и обгорелым народом. Порта настаивала на своем притязании. Чтобы выиграть время, наряжала она в Бейрут комиссаром Селим-бея, внука знаменитого Али-паши Янинского, с поручением исследовать нужды и желания ливанских племен; а во удовлетворение посольств предписывалось сераскиру и Омар-паше оказывать всякое покровительство христианским племенам и внушать им доверие. Обстоятельства были благоприятны проискам приверженцев эмира Бешира. Франция в это время усердно ходатайствовала за старого эмира. Однако ж Порта, несмотря на приманку умножения дохода, слишком боялась направления семейства Шихабов, не говоря уже о том, что и по религиозному чувству она не могла простить обращения их в христианство.

С другой стороны, союзные кабинеты, под влиянием которых совершился переворот 1840 г., могли ли согласиться на восстановление падшего эмира, тогда как свержение его было первым публичным актом экспедиции на берегу сирийском? Могли ли требовать они восстановления его преемника эмира Касема, которого неспособность подала повод к междоусобию 1841 г.? Но заодно с Францией и другие державы, внимая воплю христиан, настаивали на удалении паши и на восстановлении местных элементов внутреннего управления. Задача состояла в приискании формы восстановления, которая удовлетворяла бы противоположные интересы племен ливанских, Порты и обступающих ее влияний. Последствия указанных ошибок сераскира пособили развитию мудреной задачи. Дерзость друзов не ведала уже границ. Остатки христианского народонаселения Дейр эль-Камара укрылись в Бейрут и в Сайду, покинувши город, где шейх Насиф Абу Накид продолжал свои свирепства в глазах паши и гарнизона, занимавшего Бейтэддинский замок эмира Бешира, в двух верстах оттуда. Порта предписывала унять друзов, если не из участия к судьбе христиан, то из уважения к представительству великих держав.

В конце марта (1842 г.) по условленному знаку были арестованы в Бейт эд-Дине созванные туда Омар-пашой на совещание восемь шейхов: братья Джумблаты, Хатар Амад, эмир Ахмед Арслан, Хусейн Тальхук, Насиф Абу Накид, Хусейн эд-Дин и Мухаммед эль-Кади. Из числа шейхов, которые по своим богатствам, по роду или по личным качествам имели влияние в горах, только трое избегли плена: эмир Эмин Арслан, шейх Хамуд Абу Накид, коих братья были задержаны, и шейх Юсеф Абд эль-Малик.

При известии о задержании шейхов все племя друзов встрепенулось; но без своих предводителей оно видело себя осужденным бессилию. Омар-паша принял меры предосторожности; изо всех окрестностей отряды войск были сосредоточены в замке, гарнизон усилился до 4 тыс., а сообщения с берегом обеспечены занятием ущелий по дороге в Сайду. Пленники были туда отправлены под сильным конвоем и на пароходе перевезены в Бейрут.

И в этот раз, как и всегда, внутренние распри горцев служили порукой силы пашей в горах и средством обуздания партий одних другими. Христиане ливанские были готовы подняться массой и отомстить друзам. Таким образом религиозные ненависти, на которых основывал свое грядущее влияние род Шихабов, служили к достижению предположенной Портой цели — к подрыву местных элементов и к усилению турецкого влияния, несмотря на все ошибки Порты и пашей.

Теперь обласканные Портой христиане стали оправляться. Жители Дейр эль-Камара возвратились в свой город и под покровительством паши вступили во владение домами и садами, которые были захвачены друзами. То же происходило по всему Южному Ливану. Милиция из христиан вступила в службу Омар-паши.

Комиссар Порты Селим-бей объехал летом горы, предлагая жителям безбоязненно выразить свои чувства. Приверженцы Шихабов усугубили происки и усилия своей партии. Вторичное появление французского флота под флагом контр-адмирала Ласюса придавало им новую деятельность. Маронитская аристократия дала флоту зрелище своих семейных преданий новыми братоубийствами между Шихабами в городе Газире[274]. Друзы и много христианских общин, между которыми впечатление долголетних угнетений эмира Бешира было сильнее, чем свежие раны междоусобий, просили непосредственного турецкого управления; но большинство католиков возобновляло просьбу о правителе-христианине из рода Шихабов. С обеих сторон было представлено по несколько тысяч подписей и печатей, в том числе множество имен вымышленных и печатей поддельных. Так-то арабские племена, над которыми тяготеет двойное иго феодальных шейхов и турецкого деспотизма, посвящались наобум в представительные формы.

Просьбы, поданные горцами Селим-бею или представленные ими непосредственно в Порту, должны были послужить юридическими документами процесса об устройстве правительственной власти в горах, а в этом процессе по принятому им обороту европейские кабинеты имели голос совещательный. Обстоятельства узаконяли постоянное вступничество европейских кабинетов во внутренние дела державы, которой независимость и неприкосновенность делались с 1839 г. необходимым текстом протоколов и трактатов.

^{Ливанские кедры. Литография А. Т. Франсия, 1830 г.}

Между тем как в Константинополе велись переговоры между Османским кабинетом и посольствами, друзы готовились свергнуть Омар-пашу, которого влияние возрастало со дня арестования шейхов. Они стали взывать к чувству, обнаруженному маронитами на сейме в Айн-Анубе, соглашались подчиниться христианскому князю, вознаградить за все убытки междоусобной войны, льстили в одно время чувству народности и чувству корысти, этим двум могущественнейшим пружинам восточного мира, чтобы только привлечь в свою сторону христианские племена. Опыт прошедшего предостерег маронитов; они хорошо помнили, что хитрые их соперники за год пред тем точно так же ободряли их к отказу подати, чтобы только навлечь на них гнев правительства, а потом так безжалостно их казнили. В предчувствии восстания друзов правительство со своей стороны ласкало христиан, обнадеживало их возмездием за убытки 1841 г., не требовало податей, оставляло безнаказанными все их проступки и всячески старалось содержать их в покое, пока удалось бы разделаться с друзами.

Округ Ихден, в северной оконечности Ливана, населенный одними маронитами, почитается местом святым. Здесь высятся знаменитые кедры ливанские, откуда Соломон брал лес для храма Иерусалимского. По физиологическим исследованиям им приписывается возраст в несколько тысячелетий. В их тени, на снежной вершине, укрываются часовни благочестивых отшельников. Здесь, по народному поверию, был земной рай. Самое имя Ихден, или по произношению западных народов Эдем, наводит благоговейные воспоминания.

Эмир Абдаллах Шихаб, близкий родственник эмира Бешира, во время появления французского флота призывал к бунту маронитов, затем он бежал в Ихден. Была послана за ним погоня. Он успел уверить жителей, что турецкое войско входит в ущелья, чтобы отобрать у них оружие и взыскать подати и контрибуции. 1 октября горцы заняли ущелье, куда неосторожно вступал ночью отряд регулярной пехоты, убили из своей засады человек пятнадцать и принудили остальных отступить в Тараблюс.