Так как все несогласия сосредоточивались в вопросе о правах шейхов-друзов над христианским народонаселением их уделов, то главным предметом этой ноты было ограничение прав удельных шейхов (мукатаджи) и определение прав представителей христианского народонаселения (векиль) в каждом уделе. В то же время Порта объявляла свое намерение занять войском Ливан для охранения спокойствия при введении новой системы управления.

Все эмиры и шейхи, облеченные властью, друзы и марониты вместе с каймакамами обоих племен были созваны Шекиб-эфенди в замок Бейт эд-Дин для объявления им воли султана о предании забвению кровавых распрей ливанских племен, о беспрекословном исполнении предписанных правительством ограничений прав удельных шейхов-друзов над христианами и о признании друзами прав христианских представителей. Вместе с тем было поведено отбирать у горцев оружие, розданное им в 1840 г. и послужившее только к междоусобным кровопролитиям. Для этой цели собственно Аравийский корпус под начальством Намик-паши вступил в горы пред самым прибытием полномочного комиссара и последовательно занял важнейшие стратегические пункты. Военные отряды, не встречая нигде сопротивления, стали обходить горы по всем направлениям и отбирать оружие. Меж тем эмиры и шейхи, созванные в Бейт эд-Дин, содержались в почетном аресте или, как выражался Шекиб-эфенди, были его гостями. Турки хорошо постигали, что массы, предоставленные самим себе, без предводителей, могли шуметь, местами оказать сопротивление, но бунтоваться не могли.

Мы приступаем к окончанию нашего труда, мы обозрели сирийские события в три последние века и тщательно исследовали начало и развитие феодального общества горских племен, продливших политический быт арабского элемента в сем краю под турецким владычеством. Мы усмотрели также первые признаки муниципального направления народных масс и влияние правительственных преобразований Османской империи на направление это, равно подчиненное повсюду законам естественного развития гражданских обществ. Мы видели борьбу этих двух начал и едва ли не последние торжества феодального права в ливанском обществе, предшествующем в гражданственности другим племенам огромной арабской семьи. Изучая эти современные факты, не один раз мы переносились мыслью во внутреннюю гражданскую жизнь европейского общества XV в. и поясняли себе летописи Германии и Северной Италии нравами политической и частной жизни маронитов и друзов. Стоит разбить призму важного исторического рассказа, очарованную призму поэзии и романа, чтобы короче ознакомиться с предками баронов и графов западных, погостивши у шейхов и у эмиров ливанских, изучивши их домашний быт, семейные предания, направление и пружины политического их влияния[285].

Шекиб-эфенди один среди всех своих предшественников и последователей в Сирии постиг, что притязания Порты свергнуть феодальную олигархию Ливана и в то же время препятствовать развитию прав муниципальных и заменить все местные элементы власти правительственной бюрократией — вещь несбыточная. Он благоразумно направил свои усилия к тому, чтобы при ограничении феодальных прав подчинить законному порядку проявляющееся право муниципальное.

Подвиг Шекиба составляет важную эпоху в последовательном гражданском развитии ливанских племен и может послужить мерилом перехода многих восточных обществ от феодального устройства в муниципальное.

Он не встретил больших препятствий ни в народных массах, ни в дворянстве, потому что предпринятое им преобразование было своевременно и соответствовало существенной потребности. Но по поводу обезоружения горцев Шекиб навлек на себя жалобы иных из агентов союзных держав, хотя мера эта для каждого беспристрастного наблюдателя была необходимым условием успеха.

Бросим обратный взгляд на внутреннее состояние ливанских племен. Нет сомнения в том, что египтяне лучше турецких пашей постигали в Сирии науку правления. Под ними впервые край познал правильное устройство гражданской власти. После вековых внутренних обуреваний горцы успокоились под патриархальным деспотизмом своего эмира, платили огромные подати, но благоденствовали. Эмир успел, как мы видели, обуздать произвол шейхов. Заметим однако ж, что эти благие начинания современны отобранию оружия у горцев Ибрахимом. С той только поры власть эмира упрочилась и отказалась от бесчеловечных средств, от изувечений, от народных опал, от истребления жатв и плантаций, от тех страшных мер, какими в прежние времена и он, и все его предшественники содержали в повиновении народ и наказывали измену своих ближних.

Призыв к оружию горцев в 1840 г. был необходим, судя по малочисленности султанской армии, и произвел сильный моральный эффект распространением бунта во имя законного государя противу похитителя. Впрочем, ополчения горцев никакой деятельной заслуги в войне не оказали. События кампании в Ливанских горах и в Палестине, равно как и обе междоусобные войны горцев, достаточно опровергли предрассудок о воинственных доблестях ливанских христиан. Не храбрость их, одни их скалы обеспечивали горцев в старину от непосредственного турецкого управления. Между тем каждый раз, когда паши хотели проникнуть в горы, они сопротивления не находили. По тому самому, что племена эти не были воинственны, доставшееся им оружие послужило к собственному их вреду, а оружие досталось им в таком количестве, что они снабдили им и Набулусские горы взамен хлеба, доставленного оттуда в голодный 1841 г. Восьмилетние мальчики пасли стада с тяжелым солдатским ружьем на плече.

С того времени на Ливане и в Набулусе никакая власть не могла упрочиться. Всякая ссора между двумя поселянами обращалась в ссору семейства, касты, племени и исповедания. Различие племен и религий на Ливане и особенные права, присвоенные горским племенам, придали этим ссорам размеры борьбы политической и религиозной и борьбы двух начал, феодального и муниципального. В Набулусских горах, напротив того, мы видим народонаселение одноплеменное при единстве религиозном. Среди 25 тыс. мусульманских семейств, населяющих этот округ, небольшое христианское народонаселение (около одной тысячи семейств) непричастно политической жизни; ему предоставлено только терпеть от междоусобий мусульман, хотя не принимает оно никакого участия в этих междоусобиях. Феодальное начало сохраняет еще здесь всю свою силу.

Набулус упрямо боролся против египетских преобразований. Усмиренный, обезоруженный и лишенный своей буйной аристократии, он наслаждался принужденным миром, пока партии Абд эль-Хади, Джерара, Токана и Беркауи восстали вновь стоглавой гидрой в переворот 1840 г.; вооружились избытком ливанского оружия и под слабым надзором пашей много лет сряду вели самую злую междоусобную войну. Но по тому самому, что феодальное начало здесь сильнее, чем на Ливане, борьба проявляется в другом виде: партии сражаются, осаждают одна другую в своих замках, льется много крови, но не жгут селений, не истребляют жатв, не касаются женщин, стариков и младенцев и, не ожидая никакого пособия извне, не обнаруживают никаких революционных прихотей.

В Набулусе, как и на Ливане, те же деятели произвели те же последствия, с различием необходимого влияния местных элементов на их проявление. Прежде чем смуты ливанские приняли характер политической борьбы, насилия и убийства распространились по горам и проникли в лоно семейств. После спокойствия, дарованного Ливану деспотизмом эмира Бешира и египетского правления, племена эти пять лет сряду праздновали свои кровавые сатурналии, а вражды религиозные и феодальные послужили только взрывами анархического потока, объявшего горы. Всякий из этих взрывов более и более потрясал моральные основы гражданского управления, раздражал страсти и развращал народ. Едва утихла междоусобная война 1845 г., марониты, столь горько испытанные в ней, потеряли всякое уважение к власти, и — дело неслыханное на Ливане — горцы публично оскорбляли супругу своего князя, урожденную княжну Шихаб, бранными песнями в городе Зуке, под окнами того дома, где она укрывалась от нашествия друзов. Затем анархическая зараза проникла в маронитское духовенство, и по поводу избрания патриарха более 3 тыс. монахов и 10 тыс. поселян бушевали несколько месяцев сряду по северным округам Ливана.