— Семьи не имел, свободным человеком был — почему не поехать даже на год поохотиться в тундру, — начал он однажды, прерывая работу и закуривая. — С Бутурлиным хорошо ездить — спокойно. Заботливый, внимательный человек Сергей Александрович. И добрый. Когда мы вернулись с ним из последней поездки, он мне отличное ружье подарил. Да, в экспедициях лучше товарища найти трудно. Одно плохо — горяч был. Как вспылит — прямо беда, себя не помнит.

И вот, чтобы пояснить свои слова, Август Карлович рассказал мне маленький эпизод из своей прошлой жизни.

В одно лето Бутурлин и его препаратор Цельмин, расставшись со спокойной жизнью и друзьями, спускались на лодке вниз по многоводной реке Колыме. Течение могучей сибирской реки быстро несло просторную лодку, нагруженную продовольствием, спальными мешками и прочей экспедиционной утварью. По сторонам уплывали назад берега, одна за другой сменялись картины. Сергей Александрович сидел на корме лодки, правил веслом и писал свой путевой дневник. Препаратор тоже занимался делом. Он не спеша снимал шкурки с птиц, добытых на последней стоянке.

«Смотрите, Август Карлович, прямо на нас впереди летят какие-то птицы, — нарушил молчание Сергей Александрович. — Это гагары, берите скорей ружье!»

Препаратор не спеша отложил работу, взял ружье, сунул в него пару патронов и приготовился к выстрелу. Прямо на лодку невысоко летели две крупные птицы. Они вытянули длинные шеи и часто махали короткими крыльями.

Tax… тах — грянули два выстрела, но, увы, без всякого результата. Обе гагары, видимо не получив даже ранения, продолжали лететь в прежнем направлении. «Смотрите вперед, Август Карлович, — еще летят», — предупредил Бутурлин своего спутника. И действительно, далеко впереди показалась еще пара птиц, за ней небольшая стайка, потом опять пара, а за ними еще и еще. Все гагары летели вверх по течению, придерживаясь средней части реки, по которой плыла лодка. Tax… тах — вновь грянул дуплет.

Tax… тах… тах… тах… — с короткими интервалами еще и еще раз раздавались выстрелы.

Август Карлович, едва успевая перезаряжать свою двустволку, стрелял и стрелял по близко налетающим птицам. Но что за странность, какая досада! — стрельба не достигала цели. Над рекой стлался пороховой дым, тяжелые войлочные пыжи высоко взлетали в воздух и падали в воду. Иной раз обсыпанные дробью гагары взмывали над лодкой, но уже в следующую секунду вновь выправлялись и спокойно летели дальше.

«Август Карлович, да вы с ума сошли, что ли?! — вдруг не своим голосом закричал Бутурлин. — Нельзя же так бессовестно мазать. Расстреляете дробь и порох, где мы их возьмем, чем в устье стрелять будем?»

«Я хорошо целюсь, правильно целюсь, Сергей Александрович, но не имею успеха, не могу убить этих птиц», — пытался оправдываться препаратор. «Неправда! — вновь закричал Бутурлин. — Вы совсем не целитесь, на таком расстоянии нельзя промахнуться, вы забыли, где мы находимся, вы пуляете, как мальчишка…»

С этими словами Бутурлин бросил весло и записную книжку, выхватил ружье из рук своего спутника и, встав на одно колено, приготовился к выстрелу. Пары и небольшие группы гагар все еще продолжали пролетать над плывущей вниз по течению лодкой.

«Вот смотрите, как надо стрелять! — повернулся на мгновение Бутурлин к смущенному и растерянному Августу Карловичу. — Смотрите», — и он вскинул двустволку. Будучи превосходным стрелком, Сергей Александрович, конечно, был уверен в своей правоте и спешил доказать это на деле. Но эффект получился обратный. Дуплет и на этот раз не дал никаких результатов. Обе птицы после выстрелов благополучно продолжали свой путь. Дрожащей рукой Бутурлин вынул пустые патроны, отбросил их в сторону и зарядил новые.

Tax… тах… — вновь прокатились выстрелы, но, увы, опять безуспешно. И тогда за ними последовала настоящая канонада. Клубы дыма ползли над водой, над лодкой взмывали в воздух гагары, но, пережив короткий испуг, невредимые, продолжали лететь вверх по течению. А на корме, подобрав брошенное весло и выправив лодку, скромно сидел препаратор. Ему не хотелось показывать, что на этот раз он был рад в душе неудаче своего горячего товарища-спутника.

— Что же вы сказали Сергею Александровичу, когда он кончил свою пальбу? — с интересом спросил я рассказчика.

— Что сказал? Ну что я мог сказать? Ничего не сказал, — развел руками Август Карлович.

Для читателей, безусловно, остается загадкой, почему стрелки сделали так много промахов. Не вполне ясно это и для автора книги. И в моей практике были такие случаи, когда хорошо бьющее ружье без видимой причины временно теряло свои боевые качества. Возможно, это было связано с плохим снаряжением патронов или с изменениями температуры и влажности воздуха, при которых бой ружья иногда резко меняется.

Но перейду к своему основному рассказу. В течение нескольких месяцев, как только у меня выкраивалось свободное время, я шел к препаратору и под его руководством работал над птичьими шкурками.

Одновременно я увлекся чтением специальной литературы. Как много я нашел здесь интересного, увлекательного! Описания многолетних путешествий Северцова и Пржевальского особенно нравились мне — от них я не мог оторваться. Их сменили более поздние работы, посвященные изучению степей и пустынь Средней Азии и многих других частей нашей необъятной Родины. Прочитанные книги о путешествиях русских ученых, доклады студентов-старшекурсников о научных поездках и рассказы старика препаратора не прошли бесследно. Меня неудержимо потянуло в Среднюю Азию. «Хотя бы несколько дней провести в этой стране, повидать природу ее своими глазами, — мечтал я. — Ведь для такой поездки не нужны большие средства, а немного достать, вероятно, сумею».

Прошло месяца два, и мне улыбнулось счастье.

— Хочешь подработать? — остановил меня однажды председатель домоуправления.

— Конечно, хочу, — не задумываясь, ответил я.

— Срочно нужно очистить все наши крыши от снега — хорошо заплачу.

В течение четырех дней я трудился с утра до вечера, а когда наши крыши были очищены, предложил свои услуги соседнему домоуправлению. Сколотив таким образом небольшую сумму, я и предпринял свою первую поездку в Среднюю Азию.

Не скажу, чтобы эта поездка была осуществлена вполне удачно. После утомительного пути я вышел из вагона на маленькой станции между Ташкентом и Самаркандом и поселился на краю станционного поселка в семье «водокачника». Отсюда ежедневно ходил в камыши и тугайные заросли, где в изобилии водились фазаны, или ездил на охоту на маленькой лодке. Привольно, без всяких забот, но, к сожалению, как-то особенно быстро прошли две недели. Пора было думать о возвращении в Москву.

На обратном пути, делая пересадку, я задержался в Ташкенте. Здесь я обратил внимание на замечательных маленьких голубей — туркестанских горлинок. Как и наши сизые голуби, они в изобилии населяли город, массами встречаясь на базарной площади и близ зерновых складов.

«Обязательно надо поймать и живыми привезти в Москву, — решил я, рассматривая изящных птичек. — Но как это сделать, как поймать птиц в многолюдном чужом городе?..» После долгих размышлений я обратился со своей просьбой к сторожу одного из городских рынков. Он согласился на мои условия и выполнил обещание. Незадолго до отправления поезда сторож принес на вокзал маленькую корзинку и мешочек с просом. В корзинке оказалась не одна пара, как я рассчитывал, а две пары горлинок. Это одновременно и обрадовало и огорчило меня. Дело в том, что сторож потребовал двойную плату. Конечно, за две пары горлинок я охотно заплатил бы вдвое дороже, но у меня не хватало денег; пришлось отдать все и остаться без единой копейки. Досаднее всего, что я, купив на дорогу сливочного масла, не успел купить хлеба. В течение четырех дней пути, незаметно для пассажиров-соседей, я завтракал, обедал и ужинал одним маслом. Не скажу, чтобы это было приятно. Года два после первой поездки в Среднюю Азию один вид масла вызывал у меня тошноту. Как видите, первая поездка была, так сказать, первым неудачным блином. Но это нисколько не сказалось на моем стремлении к полевой экспедиционной работе.