— Не делай глупостей, — продолжал приятель. — Говорю тебе, поступай в технический вуз. Пойми наконец, что пять лет учебы — и ты инженер, вполне обеспеченный человек, и тогда занимайся своими птицами, охоться сколько тебе угодно. Ведь за то, что ты будешь знать, как живут звери и птицы, тебе денег платить не будут.

— Бросим говорить об этом, — перебил я собеседника. — Пойду туда, куда меня тянет, — не хочу себя ломать только ради какого-то материального благополучия. Лучше скромно жить, да зато заниматься любимым делом.

— Ну и возись со всякой дрянью, со своими мышами и лягушками — увидишь, что из этого выйдет. Вспомнишь мои слова — пожалеешь, да поздно будет, — махнул он рукой, показывая этим, что разговор между нами исчерпан.

Много воды утекло с того времени, но и сейчас я частенько вспоминаю этот разговор на охоте. И вспоминаю его с улыбкой, так как свое дело, свою профессию и сейчас не променяю ни на какие блага в мире.

После тишины лесов и полей, где бойкий крик пестрого дятла или пение жаворонка вовсе не мешают нам улавливать едва слышные звуки и шорохи, невообразимым шумом и суетой встретил меня Московский университет. Все куда-то спешили, на ходу сообщали друг другу какие-то новости, объясняли что-то, смеялись. Вот группа юных студенток-первокурсниц. Человек двадцать их сгруппировалось у какого-то объявления. Все они говорят разом, стараются перекричать друг друга, и никто не слушает, что говорит сосед. Ну что тут можно понять, разве можно в чем-нибудь разобраться? Но, вероятно, это и есть та жизнь, о которой читаешь в книгах, — дружная жизнь шумного коллектива студентов. Надо только суметь примкнуть к нему, и тогда все сразу наладится, пойдет своим чередом. Настойчивый, громкий звонок прерывает мои размышления. Толпа студентов разом отрывается от доски объявлений и, продолжая перекидываться фразами и смеяться, шумно рассаживается в просторной аудитории. Захваченный общим потоком, за ними иду и я. Стихает аудитория, начинается лекция, и с первых слов профессора я догадываюсь, что опять попал не туда, куда нужно.

Часто и подолгу бродя один с ружьем и собакой, я уже давно научился ориентироваться в незнакомой местности. Бывало, забреду в такую глушь, что сразу понять не могу, куда забрался — лес кругом, полное однообразие. Но для меня это так обычно. Не страшно заночевать в незнакомой местности, но при большом желании можно и выбраться. Надо только быть немножко внимательным. И вот я начинаю разбираться в деталях. Интересно это. Обращаю внимание, куда дует ветер, где солнце, с какой стороны стволы деревьев покрылись зеленым мхом. А тут высоко в воздухе, перекликаясь друг с другом, пролетит стайка небольших куличков, и после этого сразу все станет ясно. Уже уверенно иду я по незнакомой местности в выбранном направлении и обязательно выйду туда, куда нужно.

Но, несмотря на эти навыки легко ориентироваться в природе, попав в университет, я почувствовал себя совершенно беспомощным. Мне как-то не удавалось достаточно быстро разобраться в массе объявлений, в расписаниях лекций и практических занятий. В связи с этим я часто по недоразумению посещал лекции, которые меня, в сущности, мало интересовали, и, напротив, не попадал на те занятия, которые были необходимы. К счастью, это продолжалось недолго. Как и другие новички, я вскоре перезнакомился со студентами-первокурсниками и завел товарищей. Со смехом и удовольствием вспоминаю знакомство со своим другом и спутником по экспедициям — Сергеем Наумовым. Это случилось в самое первое время моего пребывания в университете.

«Не совсем обычный студент, — подумал я, пристально рассматривая вошедшего в аудиторию парня. — И почти наверное, судя по его костюму, — охотник». Это был высокий блондин с длинными, зачесанными назад волосами. Простая защитная косоворотка, здоровенные, с длинными голенищами охотничьи сапоги и какая-то естественная непринужденность заставили меня обратить на него внимание. «Интересно знать, охотник он или только, оригинальничая, носит костюм охотника», — проводил я его глазами и уткнулся в свою работу.

Кончилось занятие. Я только вышел на широкий университетский двор, как большими решительными шагами ко мне подошел тот самый студент.

— Я Наумов, — отрекомендовался он, протягивая мне здоровенную руку. — Я вашего папашу знаю и вашу собаку сеттера знаю — на выставке встретились. Давайте познакомимся.

Мое предположение оправдалось: Наумов действительно оказался большим любителем-охотником, и это способствовало нашей дружбе.

Не успело закончиться первое полугодие, как мы с Сергеем были посвящены во все особенности и детали университетской жизни. Мы выяснили, что ряд студентов-старшекурсников интересуется не только сдачей экзаменов и зачетов. Они уже ведут настоящую научную работу и ежегодно, то самостоятельно, то под руководством одного из профессоров кафедры, выезжают в далекие научные экспедиции. В то время особенно интересовала московских зоологов Средняя Азия. Из этих поездок участники экспедиций привозили большие и ценнейшие коллекции. Как это интересно! Исследования в природе и собирание недостаточно изученных зверей и птиц — это именно то, о чем я мечтал до поступления в высшее учебное заведение. «Надо как можно лучше освоить технику съемки шкурок и набивки научных тушек», — решил я, глядя на разложенные по столам коллекции. Несколько дней спустя я уже получил разрешение практиковаться в препараторской мастерской под руководством опытного препаратора. В то время единственным препаратором при зоологическом музее университета был старик Цельмин; звали его Август Карлович. Во многих отношениях Август Карлович был замечательным человеком. В молодости, живя в Латвии, он сначала пристрастился к охоте, потом до тонкости изучил дело препаратора. С этой специальностью он уже окончательно переселился в Москву и, работая то в одном, то в другом музее, сопровождал в экспедициях наших ученых.

Иной характер носили тогда научные экспедиции. Проникновение в далекие окраины русской земли давалось только смелым и энергичным людям.

Представьте себе, что вам сейчас захотелось обязательно побывать на Крайнем Севере, увидеть океан, тундру, ее обитателей. Ну что же — это не так сложно. Нужны только желание и сравнительно небольшие средства. Вы со всеми удобствами усаживаетесь в глубокое мягкое кресло, и «стальная птица» поднимает вас в воздух и в короткое время переносит на громадное расстояние. Посмотрите в окно. Где-то далеко внизу медленно уползает назад земля, сначала хвойные леса Севера, потом безбрежная тундра. Постепенно самолет спускается ниже и вскоре летит на высоте ста — двухсот метров. Хорошо видны выступающие среди воды кочки, камни, шапки лишайника. Вот стая гусей-гуменников отдыхает на берегу мелководного водоема. Самолет для них совсем не диковина. Они лениво склоняют набок головы, смотрят в прозрачное небо. Какое им дело до пролетающей «стальной птицы»? Но вдруг гуси настораживаются, сбиваются в тесную группу. Прямо на них, меняя свои очертания, бежит по земле тень самолета. Ближе, ближе… С гоготом поднимаются птицы в воздух и крикливым косяком летят в сторону — туда, где до самого горизонта широко раскинулась то ровная, то холмистая тундра, где во всех направлениях, отражая бледное небо Севера, блестят озера.

Еще несколько летных часов — и мы на месте. Но не среди безлюдных пространств Севера, а на одной из факторий, или на маяке, где прилетевших встречают радушные люди, где есть радио, теплое помещение и запасы продуктов. Разве не приятна и не интересна такая экскурсия?

А в то время?..

Загадочным, недоступным казался Север. Страшен был и далекий путь. Тысячи километров бездорожья отделяли города и селения от берегов Ледовитого океана. Глухая тайга, топкие болота криволесья и необъятная тундра преграждали дорогу и пугали своей беспредельностью даже смелого человека. Но тем интереснее русским ученым казался Север. Жажда знания окраин русской земли манила к себе, заставляя предпринимать долгие, полные лишений и опасностей экспедиции. Одним из таких предприимчивых ученых был замечательный знаток птиц нашей Родины — Сергей Александрович Бутурлин. Он не раз посещал самые отдаленные уголки сибирского Севера, неизменно привозя из своих поездок большие коллекции птиц и совершенно новые сведения об их жизни. Частым спутником Сергея Александровича и был препаратор Август Карлович. Когда я попал к нему в мастерскую в качестве практиканта, он был уже стариком и любил вспомнить и рассказать о своем прошлом.