Если же, напротив, оказать предпочтение возвышенной, серьезной или даже классической музыке, тогда другая часть населения хватается за перо и заявляет прямо и открыто, что невозможно больше слушать только ля–бемоль и ре–бемоль, что в доме радио не имеют представления о потребностях времени, и когда‑де снова наконец после всех этих тупых симфоний получится вытребовать музыку, дающую что‑то и народу. Никто не хочет слушать возражения, поскольку за каждой позицией что‑то есть; и мы оказываемся перед опасностью быть однажды снова «обрадованными» тюками, полными писем, которые выросли напротив друг друга вашими стараниями. Поскольку каждая из этих позиций отстаивается с одинаковым пылом, мы объясняем, что следует добросовестно удовлетворить оба пожелания.

Если бы мы имели в нашем распоряжении дюжину имперских радиостанций для внутренних потребностей, проблема решалась бы очень легко. Можно было бы поставить разные задачи перед разными радиостанциями. Каждый слушатель имел бы возможность выбирать в соответствии со своим вкусом; если ему не нравится передача, то достаточно повернуть тумблер, и он получит то, чего хочет. К сожалению, дела сейчас обстоят не так. Немецкое радио, как и любой другой общественный институт, страдает от недостатка персонала. Большая часть его дикторов, техников и организаторов участвует в пропагандистских кампаниях на фронте. Его музыканты должны рассредоточить свою деятельность между радио, театром, кино и военными мероприятиями. Сюда же следует прибавить, что наши радиостанции выполняют свою работу, будучи загружены работой за границей, о которой немецкая общественность почти не имеет представления и о которой можно будет, по понятным соображениям, говорить лишь после войны. В настоящее время мы транслируем передачи за границу более чем на тридцати языках. Информационные и развлекательные передачи, ежедневно выходящие в Берлине и на сопутствующих станциях, занимают в письменном виде четыре толстых тома. Что касается охраны, работы, организации, техники и персонала, об этом неспециалист вообще не имеет представления. Из этих и некоторых других соображений, которые в настоящий момент учитываются обществом, развитие немецкого радиовещания может проводиться лишь в ограниченном объеме. Исходя из интересов безопасности государства, немецкий слушатель должен ограничить себя, что является сложным, но необходимым условием.

Следует особо отметить в наших дебатах и то, что в нынешней ситуации, развлекательные передачи достойны особого отношения. Это следовало бы сделать из следующих соображений: наш народ сегодня включен всеми способами в военную работу, поэтому он по праву может требовать того, чтобы получать отдых в редкие часы досуга, отвлекаться от трудностей повседневности и находить в легком и приносящем радость развлечении некоторый противовес жестким требованиям времени. Это делается не от легкомысленности или даже фривольности. Это просто попытка компенсировать трудности, попытка, которую следует рассматривать в качестве необходимой. Не беда, что потребность в развлекательных программах сильнее всего находит выражение со стороны фронта; это не умаляет военный подвиг. Число философов, спокойно и со стоицизмом разделяющих героическую судьбу нации, в нашем народе тоже ограничено. Наши солдаты и рабочие, когда это требуется, сражаются и работают со всем энтузиазмом. Но остаток дня они хотят провести счастливо, преисполнившись радости, которая, как это ни абсурдно, может быть и во время войны. По вечерам они сидят в бункерах, полевых лагерях, бомбоубежищах, казармах. У них нет ни времени, ни досуга слушать длинную, сложную музыку. Они пишут письма домой или читают, развлекаются или просто ждут, но попутно они хотели бы послушать немного музыки, легкой, расслабляющей, тихой музыки, которая ни к чему не обязывает, которая, напротив, прерывается лишь шутками и смешными рассказами. Кто откажется предоставить им это невинное удовольствие, кто может фарисейски утверждать, что сам не испытывает подобных потребностей?

Во время войны наш народ на деле доказывает свой положительный настрой. С опущенными головами не выигрывают битвы! Когда год тому назад, по вечерам, во время западного наступления, после тяжелых и кровавых боев в полевых квартирах передавались по радио или проигрывались на граммофонах вальсы, танцевальная и опереточная музыка, этого не понял бы лишь тот, кто не знает солдатской души. Когда экипажи наших самолетов после тайных налетов на Англию просматривают по ночам шкалу приемников в поисках чего‑то легкого и развлекательного, это лишь является знаком того, что самое твердое мужское сердце склонно искать успокоения после тяжелых нагрузок. Мы далеки от того, чтобы представлять себе людей такими, какими они не бывают: возвышенными, как в сентиментальных, выдуманных романах. Они нам нравятся такими, какие они есть. Других мы не хотим. В общем, мы лишь можем дать им то, в чем они нуждаются. Тот, кто не сумеет оптимистично воспринимать жизнь даже в тяжелый период, тот никогда не будет к этому готов.

А мы все должны быть готовы. Не только наши философы, нет, к этому должен быть готов весь народ. Никому из нас это не дается просто так. Во время войны необходимо и важно все, что укрепляет боевую мощь и внутренний настрой, что поднимает мужество, что делает нас свободными, открытыми и искренними. Когда мы недавно сделали содержание нашей радиопрограммы более свободным, то на нас обрушился шквал писем из Греции, Норвегии, Франции, с мест сражений на Западе, с наших боевых кораблей, из палаток, разбитых в пустыне Северной Африки. Все эти письма содержали одно единственное слово: браво! Это многотысячное «браво», стало для нас подтверждением правильности предпринятых мер и перевесило раздававшиеся тут и там протесты серьезных музыкальных кругов. Мы понимаем и их желания, они тоже по возможности будут обеспечены передачами, но во время войны в первую очередь слово предоставляется фронту.

Мы не имеем желания каким‑то образом принизить высокий статус немецкой музыкальной культуры. Мы в состоянии оценить серьезный концерт или оперу. Во время войны мы лишены ее из‑за недостатка времени, покоя, досуга, и для нас это тоже является потерей. После войны на немецком радио слово опять в полной мере будет предоставлено как серьезным и глубоким передачам, так и развлечению. Сейчас война требует от нас столько заботы и трудов, что мы не можем лишать капли жизненной радости тех, кому приходится труднее всего. А впрочем, эти люди защищают на полях сражений оба явления: незамутненное немецкое веселье, которому они все вместе так радуются, и высокую немецкую культуру, которую они знают лишь отчасти, за которую, однако, готовы умереть в случае необходимости.

ПРИЛОЖЕНИЕ 5

О НЕОБХОДИМОСТИ МОЛЧАНИЯ ВО ВРЕМЯ ВОЙНЫ[248]

Й. Геббельс

31 августа 1941 г.

Одной из важнейших задач во время войны является разработка политики подачи новостей. Нам не известны примеры, чтобы где‑нибудь когда‑нибудь велась война и правительство при этом не оказывало бы влияния на формирование общественного мнения. Вопрос заключается лишь в том, как далеко можно и должно заходить в этом. Собственно, в т. н. демократических странах, в том числе и в Англии, во время войны начисто пропадает то, что можно назвать свободой слова.

Каждое сообщение, которое становится достоянием гласности, читается или слушается не только в собственной стране, но и по всему миру. Часто бывает так, что один и тот же факт приносит пользу собственной стране и одновременно наносит огромный урон враждебным государствам. В частности, известно, что преждевременное озвучивание сведений, связанных с военными успехами во время Первой мировой войны, позволило сориентироваться французскому штабу и привело к тому, что успехи эти были поставлены под сомнение, а в отдельных случаях обернулись поражением. Преждевременная радость оказалась кратковременной.