А зевать некогда, второй-то совсем не лыком шит, явно где-то служил. Видна школа, правда, не самая лучшая. Какая-нибудь пехота с окраинных планет. Но все равно, движется правильно.

     Опаньки, а вот еще один. Их трое было, не двое. Здоровенный лосяра, теперь меня совсем не удивляет, как они того бедолагу на кол взгромоздили. Топает от дерева к дереву, перебежками. В полный рост, едва пригнувшись. Винтовку держит привычно, а вот думать правильно не умеет, не учен. Не страшно, но подставляться не стоит, Герда меня на второго выводит аккуратно. Сначала он, потом гражданский.

     Ползя вдоль линии кустов, я прямо наслаждался работой с напарницей. Герда явно залегла где-то под кустом, и больше слухом, а порой и взглядом следила, вела моих противников. Они не знали где я, а я точно знал, где они. Не война — наслаждение.

     Перевернувшись на бок, вытащил револьвер, тихо взвел курок. И выстрелил в удивленное лицо второго, который выполз мне навстречу из-за кустов. Тело второго не успело упасть, как меня рядом уже не было.

     Третий замер у дерева, а потом не нашел ничего лучшего, кроме как начать звать напарника. Марселем его кликали, оказывается. Так и стоял, крутил винтовкой из стороны в сторону, пока я ему с сорока метров не прострелил голову. Тяжелая винтовочная пуля практически снесла ему верхушку черепа.

     Итого — два минус точно, третий лежит на поляне, окровавленными руками держась за живот. Пока жив, но ненадолго.

     Практически неслышно я вышел на поляну с обратной стороны, из-за все еще живой жертвы. Первый меня не видел, да и не слышал. Чтобы слышать, надо тише стонать, и материться по-французски. Причем с жутким акцентом. Похоже, с «языком» мне не светит, а потому я просто выстрелил ему в затылок из «кольта». Я не маньяк, и не палач, мне лишние муки людские ни к чему.

     Повернувшись к изрезанному мелко и неглубоко, но практически по всему телу, с изуродованным пахом, сидящему на колу, но все еще живому мужику, глянул в его измученные, но все сознающие глаза.

     — Добей! — просипел мужик.

     — Прости, — я взвел курок револьвера, и выстрелил ему в лоб. Ни к чему лишние мучения, пуля в сердце далеко не всегда убивает мгновенно, тем более в нынешние времена. Мало ли, может имплант там у него какой. А вот разрушение головного мозга — верная смерть. Здесь, по крайней мере, скорой медицинской помощи поблизости нет, а с орбиты к нам явно не торопятся спускаться.

     От этих мыслей в душе поплохело. Как там Лара? Вывели ли ее из комы, сумели ли восстановить мозговую ткань, нет ли неизлечимых последствий? Блин, взвыть захотелось.

     — ЫИИАА!!! — заревел на краю поляны маленький, но горластый ослик. Серый такой, длинноухий. В детстве помню, на таком в цирке катался.

     Герда вышла на полянку, и укоризненно глянула на меня.

     — Знаю, дурак! Поторопился. Психанул, сорвался. Извини, подруга, постараюсь исправиться! — я присел перед прихромавшей голованой, и прижался лбом к ее широкому лбу. Так и сидел с минуту на поляне, где кроме меня, Герды и ослика один мертвец лежал, а второй стоял. Ну а потом поднялся, поглядел на мощный, грубо остроганный кол, загнанный в щель колоды, и перекинул на грудь дробовик. Заменил пулевой патрон на мелкую дробь, и выстрелил в основание кола. Можно было и повыше, но не хотелось щепой повредить тело мужика. Ему и при жизни досталось.

     Дробовой заряд срубил деревяшку, тело бедолаги завалилось на меня, и упало ничком.

     — Дурная смерть, — переворачивая тело, заметил я. — Надо хоть похоронить его будет по-божески. А что с этими делать, не знаю.

     Герда, фыркнув, переслала мне образ лис, барсуков, которых в этом леске было множество, как оказалось.

     — Ну-ну, — хмыкнул я, накрывая тело куском старого брезента. — Присмотришь здесь? Надо трофеи собрать, и наши шмотки перетащить. Ты никого кроме лис с барсуками не учуяла?

     Герда почти человеческим жестом пожала плечами. Мол, сейчас точно нет, а что будет потом — кто его знает?

     — Ладно, тогда я пошел. До темна надо все собрать и перетащить, — тут я еще разок поглядел на тела, на груженого ослика. — Хотя? знаешь, ночевать мы будем на нашей полянке. Так будет намного спокойнее.

     Потом я опять копал могилу, куда уложил казненного. Пусть хоть так ему повезет. С тел битых мной парней собрал трофеи. Взял все железо, ремни, собрал все деньги, всю мелочь из карманов. С шустрика снял было сапоги, но, глянув на его пальцы, оставил. Не хватало еще грибка на ногах. Но пончо снял, и куртку тоже. Только крестики нательные брать не стал. У того здоровенно меня удивил добротно сшитый кожаный пояс с деньгами, одетый под рубашку. Около двух сотен грубых серебряных монет, десять золотых номиналом в десятку. В отдельном кармашке триста восемьдесят бумажных кредитов. Плюс в кармане медной мелочи пригоршня. Самый богатый оказался, я то, думал, что он на подхвате. С другой стороны — чудовищно здоров мужик был. Около двух с половиной метров ростом, и весом почти в два центнера одних мускулов. Плюс на нем рюкзак был, практически незаметный из-за габаритов мужика. Но очень внушительных размеров. В основном со жратвой. Сухой сыр, вяленое мясо, пемикан, брикеты прессованных ягод, сухари. Небольшой, на пару галлонов, дубовый бочонок с чем-то крепким. Может коньяк, может бренди, не разбираюсь я особо в этом. Ароматная штуковина градусов под шестьдесят. Что бочонок, что рюкзак были наполовину пусты. Ну, или наполовину полны, это как смотреть. По мне, этого хватит еще на месяц. Плюс бумага туалетная, грубая, но я и такой рад. У меня одна упаковка закончилась уже.

     У того, что был на поляне, нашелся конверт. Примерно такой же, в какой я спрятал фотку Лары, но здесь с деньгами. Тысяча семьсот кредитов. Очень много. Похоже, эта троица поймала одного из тех, кого на выживание оставляют. Ну, и кроме добычи решила поразвлечься. Вся одежда, все вещи бедолаги были аккуратно упакованы и уложены рядом с легкой грузовой тележкой-бричкой. Похоже, грабители решили пообедать, а потом собираться.

     На теле главного (того, что с поляны. На нем самая добротная одежда была, часы в золотом корпусе в набрюшном кармане. Правда, кровью залиты. Кроме того, роскошный перстень из вроде как платины на среднем пальце правой руки) взял всего сотню кредитов золотом. Десять монеток номиналом по десятке, судя по всему, уже здесь чеканят. С шустрика взял полторы сотни бумагой и серебром, плюс пригоршня меди.

     На что я обратил внимание — они все одеты по одной моде. Шляпы-треуголки, пончо, высокие сапоги со шнуровкой, легкие замшевые куртки с бахромой по рукавам. Разве цветом немного одежа разнится. Явно не один год здесь обитались, судя по всему. Из оружия на них было по карабину Лебеля, реплики той же фирмы, что и моя мосинка, и под тот же калибр. Тоже девять на пятьдесят три. Так что боеприпасов у меня прибавилось. Плюс два револьвера-переломки, но уже под сорок четвертый калибр. Тоже под дымарь. Интересно, винтовки под нитропорох, а короткоствол под дымарь. Еще лук один нашелся, с двумя десятками стрелам в колчане. Вроде как добротный, я его с трудом натянул, но вот мне он совершенно без надобности. Не умею я им пользоваться совершенно, не лучник я. Но пусть будет, выкинуть всегда успею.

     Плюс ножи, у каждого складник — опинель, пара стилетов у шустрика, один в засапожных ножнах, а второй за воротом рубашки, сзади. У главного наваха на поясе, в добротном чехле, у здоровяка чудовищных размеров мачете. Спички, мыло, зубной порошок, банка с ваксой. Все сгодится. Я, по размышлению, снял со всех куртки и пончо. Сейчас замытые куртка и пончо главаря сохнут на кусту, одежа здоровяка просто свернутая лежит в тележке, а с одеждой шустрика я думаю, как поступить. Она практически моего размера. Замыть кровь, и носить? Надо подумать. Хотя, не хочу. Грязное все, да и кровью нехило заляпано. Не так, как у главаря, но основательно. Просто сверну, и пусть лежит в телеге. Мало ли, для чего понадобится, да и отстирать можно будет.