— Думаю, всё же, тут дело не в нём, а в самой Лин. Его отчаянье было слишком велико. Она же вирефия, она не смогла уйти, оставив в таком отчаянье любимого человека. Сам он точно не сумел бы её удержать. Он обычный, в нём нет ни капли магии, — скептическим тоном высказала своё предположение Эллидэс.

— Что?! — возмущённо воскликнул Менэльтор. — Нет, это просто поразительно! Ты воин Света, ты защищаешь Любовь, но ты не веришь в неё, не веришь в её магию и в её силу! Ты же собственными глазами видела связь, которую он создал! Как ты можешь отрицать очевидное?! Ты просто не желаешь верить в то, что любящее сердце способно сотворить чудо!

— Эй, хранитель, что это ты так раскипятился? — насмешливо осадила его Эллидэс. — Ты же ангел, тебе не положено злиться.

— Не твоё дело, что мне положено, а что нет, — сердито бросил в ответ Менэлтор. — Лети лучше, вышибай мозги демонам. Это занятие полностью соответствует твоему мировоззрению. Удачи!

Он развернулся и быстро пошёл прочь, шурша крыльями. Эллидэс проводила его озадаченным взглядом, потом решительно расправила крылья. В следующую секунду она уже наслаждалась головокружительным полётом среди звёзд и упоительным ощущением полной свободы от любого притяжения.

Глава 12. Ещё немного о любви

Никита, Лин и Пётр, подгоняемые не покидающим их ощущением опасности, в быстром темпе добрались до городка. Городок мирно спал. Это казалось невероятным, потому что звуки взрывов, да и другие шумы с места происшествия, по логике вещей, должны были непременно переполошить всех его обитателей. Несмотря на эту бросавшуюся в глаза странность, ребята, оказавшись в окружении многочисленных палаток, в которых обитали люди, сразу почувствовали себя гораздо спокойней.

До лагеря добрались без приключений. У входа в одну из палаток почему-то стояла Ася, обхватив себя руками и втянув голову в плечи, словно сильно озябла, хотя ночь была очень тёплой, даже душной. Со стороны она казалась какой-то потерянной и чем-то напуганной. Пётр ещё издалека узнал её и ускорил шаг, обгоняя Никиту и Лин. Ася тоже его заметила и как-то нерешительно двинулась ему навстречу.

— Петя, что случилось? — тихо и испуганно спросила она, остановившись в шаге от него и не сводя с его лица широко распахнутых глаз, в которых сразу заблестели слёзы. — Это что…? Это… кровь?

— Не волнуйся, всё нормально. Просто пара царапин, — ответил Пётр, притягивая её к себе. — Ты почему не спишь? Что-то случилось? — обеспокоенно поинтересовался он в свою очередь.

— Я не знаю… Я проснулась, а… тебя нет..., — пытаясь сдержать слёзы, пробормотала она, а потом горько расплакалась, уткнувшись носом ему в грудь и вздрагивая всем телом.

— Ну что ж ты плачешь, глупенькая? Всё ведь хорошо, — обнимая её, успокаивающе шептал он ей на ухо, одновременно испытывая угрызения совести из-за того, что всё-таки дал ей повод для слёз, и облегчение от понимания того, что этот повод мог бы быть куда более серьёзным, сложись ситуация немного иначе.

Потом что-то ещё происходило вокруг, но он воспринимал всё как-то отстранённо, с трудом вникая в происходящее, внезапно впав в какое-то полусонное расслабленное состояние из-за навалившейся на него усталости. Кто-то, кажется, Никита, разбудил Глеба. Все остальные почему-то тоже проснулись, столпились у палаток. Лин и Никита что-то всем пытались объяснить, а у Петра не было никаких сил на то, чтоб отвечать на вопросы. Он во время всей этой суеты молча стоял на месте, обеими руками прижимая к себе Асю, и был очень благодарен ей за то, что она ни о чём его не спрашивает. Он чувствовал себя вымотанным до крайности, ему ужасно хотелось прямо тут упасть и уснуть, но он мужественно боролся со слабостью, терпеливо дожидаясь пока все успокоятся. Глеб, вникнув в суть дела, поспешно навёл на лагерь защитные чары, потом обрабатывал его порезы какой-то вонючей обжигающей жидкостью, а Ася во время процедуры держала его за руку, как ребёнка, и всё норовила подуть на раны, когда он непроизвольно морщился от боли. А когда Глеб, наконец, закончил свои манипуляции и оставил его в покое, пообещав напоследок, что рубцов не останется, он заглянул Асе в глаза и, предупреждая её вопрос, виновато пробормотал:

— Ась, я тебе всё расскажу, только не сейчас. Ладно? Я страшно спать хочу. Просто до смерти.

Она молча кивнула, полезла за ним следом в палатку и улеглась рядом, осторожно положив руку ему на грудь. Он накрыл её руку ладонью и тут же отключился. Спал он очень долго и видел сны, в которых не было места ни тревогам, ни страхам. Ему снились белые облака в высоком синем небе, укромная полянка в глубине сосновой рощи и Аськины откровенные тёмно-карие глаза, похожие на спелые ягоды черешни, вобравшие в себя всё тепло жаркого июльского солнца.

***

Беспокойство, которое вызвал у всех ночной переполох, к утру каким-то чудесным образом совершенно улеглось. Даже Глеб, который ночью решительно был настроен остаться в лагере на день, утром со спокойной душой отправился на работу в полной уверенности, что ни Эмме, ни его товарищам ничего больше не угрожает. Все члены команды ещё полдня активно обсуждали ночные события, строя свои догадки и предположения, но почему-то были абсолютно убеждены в том, что все кошмары уже позади, и нет причин для того, чтоб ещё чего-то опасаться и сниматься с места раньше времени. Никто не обратил никакого внимания на то, что палатка Ольги исчезла, да и о самой Ольге никто ни разу не вспомнил.

После обеда Роман свернул свою палатку, зашёл к соседям, чтоб попрощаться и, забросив за плечи рюкзак, двинулся через городок к автобусной остановке. Молодые люди провожали его взглядами, пока он не скрылся из виду. У каждого почему-то возникло такое ощущение, будто они распрощались с давним хорошим другом, и от этого всем стало как-то немного не по себе. Все вдруг притихли, почувствовав необъяснимую лёгкую грусть, но это ощущение быстро прошло, и в компанию сразу вернулось оживление.

Вечером, как обычно, сидели у костра, пили чай с печеньем и бутербродами и весело переговаривались. Ася в разговорах не участвовала, молча сидела на бревне, вплотную придвинувшись к Петру, периодически задумчиво откусывая от своего бутерброда, отхлёбывая чай из чашки и размышляя. У неё было какое-то волнительное ощущение, что прошедшая ночь что-то раз и навсегда изменила в её парне. Что-то в нём казалось ей необычным, незнакомым. Она весь день невольно присматривалась к нему, с удивлением обнаруживая, что из его движений внезапно исчезла привычная неловкость, в осанке вдруг появилась неожиданная уверенность, а во взгляде, к счастью, по-прежнему открытом и любящем, сквозит что-то ещё, что-то новое, чему она никак не может подобрать определения. Даже тембр его голоса как будто немного изменился, став ниже и глубже. Она всё силилась понять, что же такое с ним происходит, и в какой-то момент на неё вдруг снизошло озарение. Она внезапно поняла, что он больше не застенчивый, немного неуверенный в себе юноша, каким был ещё вчера, он мужчина, сильный, взрослый мужчина, который способен стать для неё той самой пресловутой надёжной каменной стеной, за которой она всегда будет чувствовать себя в безопасности. В её душе волной поднялась гордость за него, и возникло распирающее грудь ощущение безграничного счастья от того, что этот мужчина, её любимый мужчина, сейчас рядом и готов быть с ней рядом всю свою жизнь. Но когда эмоции улеглись, она вдруг подумала о том, что он, вероятно, уже никогда не будет таким трогательно-застенчивым, как прежде, совсем разучится краснеть и смущаться по любому поводу, и мысль об этом почему-то вызвала у неё сожаление. Пётр, будто отвечая на её мысли, тут же приподнялся с места, намереваясь взять себе ещё один бутерброд, сделал неловкое движение и выплеснул на землю чай из своей чашки, чуть не облив Асю, а встретившись с ней глазами, покраснел так густо, что это было заметно даже при свете костра. Он смущённо кашлянул и уселся обратно, отставив пустую чашку в сторону. Ася потянула его к себе и шепнула ему на ухо: