Города поглощали все большую часть прироста рабочей силы. 1950-е и начало 1960-х гг. были последним периодом, когда правительство способствовало переселениям жителей русских центральных областей в малонаселенные сельскохозяйственные земли Сибири и Казахстана.

Так, в 1957 г. переселенцам в Хабаровский край государство полностью оплачивало проезд, включая перевозку имущества до 2 т и скота в количестве, предусмотренном Уставом сельскохозяйственной артели для района выселения. Единовременное пособие составляло 1000–1500 руб. на главу и 300 руб. на члена семьи переселенца. На 5 лет переселенцы-колхозники освобождались от уплаты сельхозналога, поставок государству продуктов земледелия и животноводства (кроме молока). Выдавалась зерновая ссуда в размере 150 кг на главу и 75 кг на члена семьи переселенца с погашением в течение 3 лет, кредит на приобретение молочного скота. Принимающие колхозы и совхозы обычно обеспечивали переселенца бесплатным или льготным жильем, денежной ссудой, семенами и рассадой, птицей, поросятами, иногда коровой. Сельскохозяйственный банк, при отсутствии доступного жилья, выдавал переселенцу беспроцентный кредит на 10 лет в 15–20 тыс. руб. на строительство дома и надворных построек, а также 2–3 тыс. руб. на покупку крупного рогатого скота.[545]

С середины 1960-х гг. участие русских в колонизации и заимке новых земель сходит на нет. Серьезный удар по русскому фронтиру нанес идейный наследник Троцкого генсек Н. Хрущев, передавший почти все левобережье Терека и часть прикубанских земель, населенных русскими земледельцами, в состав этнократических горских республик. Оттуда начался отток русского населения.

А в последние 20 лет на наш фронтир обрушился целый град сокрушительных ударов. Это было обусловлено последовательным развалом всех государственных и общественных структур, которые не в состоянии давать прибыль, капитализируемую на Западе.

Часть ударов по русскому фронтиру была нанесена новой политической элитой, собранной с интеллигентских кухонь, вполне намеренно. Так, было брошено на произвол судьбы русское население в дудаевской «республике»; жители старинных казачьих станиц по Тереку и Сунже подверглись изгнанию и истреблению, тщательно замалчиваемому в либеральных медиа. Но основной удар по фронтиру нанесен самим способом функционирования государства РФ — все менее эффективным. Функциональное банкротство государства гораздо страшнее финансового, от него не спасешься дефолтом.

Наша страна стала последним крупным объектом капиталистической колонизации.

Как и пятьсот лет назад, для экспроприации прибавочной стоимости капитал вторгается в зоны натурального, простого товарного и некапиталистического хозяйства, превращая их в свою эксплуатируемую периферию.

Ослабление и разложение государств и социумов на капиталистической периферии всегда было средством доступа западного капитала к новым источникам накопления. Как пишет И. Валлерстайн: «Сила государственной машины в государствах центра является функцией от слабости других государственных машин. Следовательно, вмешательство иностранцев посредством войн, подрывных действий и дипломатии становится участью периферийных государств».

На рубеже 1980-1990-х гг. наша страна оказалась насильственно сдвинута на периферию капиталистического мира-системы: ее сырьевые ресурсы, рабочие руки и зависимая финансовая система стали обслуживать капитал, находящийся за ее пределами. Те средства, которые могли бы увеличивать постоянный и переменный капитал в России, стали служить накоплению капитала западного.

Русский народ потерял за последние двадцать лет на всей территории экс-СССР более 15 млн человек, около 10 % общей численности. Это цифры, сравнимые с потерями Китая в период закабаления иностранным капиталом после опиумных войн. И основные потери пришлись на фронтир, в кратчайшие сроки были утрачены его многовековые завоевания.

Однако у нас появится будущее, причем гораздо более яркое и интересное, чем у Европы, если мы снова приступим к освоению наших бескрайних пространств, если возродим русский фронтир.

Исторический процесс имеет спиральную топологию, и старые формы периодически насыщаются новым содержанием. Мы должны присмотреться к традиции — она проверена опытом.

Фронтир немыслим без казачества. Эта многофункциональная самоуправляющаяся общественно-государственная структура должна быть воссоздана в тех районах страны, где надо решать вопрос не доходности земли, а ее населенности и безопасности.

Способность казачества нести государственную службу (территориально-военную, пограничную, полицейскую) прямо связана с формой землевладения.

Должно происходить наделение казаков землей на долгосрочной основе, без права ее продажи, в коллективное или индивидуальное пользование.

Помимо земельного оклада служилые казаки должны получать финансовую и натуральную помощь от государства в ведении хозяйства и военном оснащении.

Государство должно дать жителям фронтира дешевую энергию — естественно, не в безграничных количествах, субсидировать приобретение и аренду техники, проведение ирригационных, мелиоративных и т. п. работ.

Принадлежность человека к служилому казачеству должна определяться его способностью нести государственную службу, а не справкой, что он казак в десятом поколении или представитель отдельного казачьего народа. (Собственно, ни этногенетические исследования, ни исторические факты не подтверждают, что такой существует в природе. Обретается он только в фантазиях сепаратистов и в акте конгресса США «О порабощенных народах» от 17 июля 1959 г. Эксперты, готовившие этот, с позволения сказать, акт, не знали, что в России на начало XX в. существовало 11 казачьих войск, от Тихого океана до Черного моря, так что «отдельных народов» должно быть минимум 11.)

Казак будущего фронтира, в моем представлении, ни в коем случае не может быть представителем «маленького, но гордого народа» — какая уж тогда служба. Напротив, он должен напоминать служилого казака Московской Руси XVI–XVII вв. и представителя казачьих войск Российской империи XVIII–XIX вв., которым я посвятил немало страниц этой книги.

Среди крупных хозяйственников должны быть, как и в старом московском государстве, монастыри, обеспечивающие не товарные потоки, а бережную культивацию земли и культурную функцию.

Крестьянское землевладение нуждается в возрожденном Крестьянском банке, который должен заняться скупкой земель у неэффективных крупных собственников и продажей ее через долгосрочный ипотечный кредит с низкими процентами крестьянским обществам и крестьянам-единоличникам.

Административные границы должны проходить не в меридиональном направлении (когда они делят страну, как пирог на ломтики, — бери и отделяй), а в широтном. Их надо привязывать к транспортным магистралям, развернутым в широтном направлении, существующим и проектируемым. Например, логично создать губернию Транссиб, протянувшуюся с запада на восток на тысячи километров и связывающую земли за счет скорости движения грузов, людей и информации. Можно представить и губернию Севморпуть.

Общественные накопления должны идти не в американскую ипотеку, а в строительство как минимум трех новых магистралей широтного направления через всю страну, с трассами-перемычками, проложенными каждые полтысячи километров. И каждая новая трасса должна становиться технологическим прорывом. Завершающая трансроссийская дорога, проходящая в северных широтах (например, около 60–65° с. ш.), может быть многоярусным надповерхностным скайвеем с использованием материалов из углеродных нанотрубок, с наноструктурными преобразователями механических вибраций и тепловой энергии (вырабатываемых проходящим транспортом, ветром, солнцем) в электрическую.

Транспортным магистралям должны соответствовать и информационные магистрали, на базе волоконно-оптических кабелей, с пропускной способностью в несколько терабит в секунду.