Острог должен был служить для защиты русского населения от нападений пришельцев с востока, местом торжища с пустозерской и прочей самоядью. Пермский князь Федор Вымский, этнический зырянин, стал первым пустозерским воеводой в 1502 г.

После Пустозерска стали возникать и другие русские поселения на Крайнем Севере. В великокняжеской грамоте от 1545 г. упоминается Усть-Цилемская слобода, стоящая на правом печорском берегу, против устья Цильмы. Основана она была Иваном Ласткой, здешняя земля была дана ему на оброк с правом «на том месте людей называти», то есть созывать колонистов. Между 1567 и 1572 г., в 100 верстах выше, на левом притоке Печоры — Ижме появляется Ижемская слобода.

В состав огромного Пустозерского уезда входили Канинская, Тиманская и Большеземельская тундры.

Печорский край осваивался в первую очередь крестьянами Мезенского, Пинежского и других поморских уездов. В районе Усть-Цильмы существовало земледелие, выращивался хлеб. Промысловики отправлялись на промысел морского зверя через Пустозерск к Новой Земле, к проливу Югорский Шар и острову Вайгач.

На московской карте 1557 г. были указаны о. Колгуев и Вайгач, р. Печора с Пустым озером и Пустозерском, Уральские горы и Обь.[320]

Начиная с первой половины XVI в. промысловики с Северной Двины, Пинеги и Мезени ходили через Пустозерск в Обскую губу, а с конца того же века на р. Таз и Енисей. Пустозерск стал важной перевалочной базой на пути в Сибирь.

Помимо морского пути в Сибирь были освоены и речные. Один проходил по реке Уса, притоку Печоры, с волоком через горы на реку Собь, приток Оби. Другой — по реке Щугур, с волоком на Сыгву и Сосьву. Третий — по печорскому притоку Илычу, с волоком через горы на реки Вогулку и Северную Сосьву.[321]

Не в пример новгородцам московская власть стремилась вызвать ответный интерес северных племен к контактам с русскими. Со второй половины XVI в. действует Пустозерская крещенская ярмарка, на которую карачейскими и енисейскими самоедами доставлялись пушнина, рыба, мамонтовая кость, горный хрусталь, шкуры белых медведей, моржей, нерп, моржовый клык, сало морского зверя, птичий пух и т. д. Русские купцы привозили хлеб, ткани, изделия из железа, хозяйственный инвентарь. Второй меновый пункт был в Роговом городке на р. Хальмер-Ю, впадающей в Усу. Сюда собиралось много зауральской «каменной» самояди, также березовские и обдорские угры. Одновременно с торжищем происходила и сдача ясака. Сбором его занимались самоедские вожди и старейшины.

Царь Борис в 1601 г., давая наказ воеводам Василию Масальскому и Савлуку Пушкину по строительству на Тазе города Мангазея, писал о том, чтобы не давали пустозерцам и вымичам самочинно собирать здесь дань, поскольку «в государеву казну не давали, и обиды, и насильства от них им (самояди) были великие». Примечательна забота о не очень-то мирной самояди. А великокняжеский указ еще от 1545 г. возбранял пришлым людям селиться на землях самоедов без их разрешения.[322]

В тяжелое время после Смуты, опасаясь проникновения иностранцев на Печору и Обь, правительство запрещает Мангазейский морской ход (1619). Опасность не была надуманной, голландцы и англичане весьма интересовались российским севером, вначале искали там проход в Китай, а после Смуты строили на него колониальные планы.

Пустозерск, конечно, много потерял от запрета. Сыграли негативную роль и климатические факторы. Малый ледниковый период сильно затронул и без того холодную Россию, особо осложнив хозяйственную жизнь на ее севере, ударил по русским поселениям на Печоре. Обмелевший Городецкий Шар уже не давал судам выходить из Пустозерска в реку, мелело и устье самой Печоры.

Пустозерский острог играл военную функцию до середины XVIII в., пока происходили нападения самоедов на русских промысловиков, особенно на волоках через Камень (Урал), и подвергались разграблению казенные хлебные обозы, идущие в Сибирь.

В 1644 г. самоеды разорили сам Пустозерск, много людей было уведено в полон. С 1648 г. в остроге появился постоянный, хотя и крохотный, гарнизон в 50 стрельцов. В1661-1662 гг. самоядь грабила окрестности и посад Пустозерска, а в 1663 г. сожгла острог и перебила его население. Не успел Пустозерск восстановиться, как карачейская самоядь совершила на него набег. Годом позже, в 1669 г., сюда из Холмогор было переброшено ни много ни мало 500 стрельцов.

В набегах особо отличились зауральские карачейские самоеды (харючи), накопившие воинское мастерство в войнах с остяками. Их жертвами становились как русские крестьяне, особенно усть-цилемские и ижемские (на что указывает челобитная царю от 1670 г.), так и мирные одноплеменники.

В первую половину XVIII в. самоядь с немирными целями 12 раз появлялась в окрестностях Пустозерска. Здесь приходилось постоянно держать роту регулярных войск. В 1730 г. пустозерская рота вместе с ополченцами ловила карачеискую самоядь, которая пришла из-за Урала «для грабежа оленей и пожитков русских людей». Было «поймано в тундре карачейских самоядцев-лучников 57 человек».[323]

Несмотря на этот фон, правительство закрепляло за самоедами их угодья, охраняло их права. Как и в других регионах необъятной страны, оно поддерживало у туземцев традиционное родовое управление, часто оказывало им продовольственную помощь.

От Перми Великой к российскому Уралу

Топоним «Пермь» происходит из языка древних коми, в котором «парма» означает «возвышенное место», а «пэрма» — «окраинную землю». До недавнего времени Пармой местные жители называли возвышенность между реками Вишера и Чусовая.

В жизнеописании святого Стефана Пермского, составленном в 1397 г. иноком Троице-Сергиевой обители Епифанием, приводятся реки, текущие в земле Пермской: Вымь, Вычегда, Вятка, Кама, Чусовая.

В допетровских правительственных актах Великой Пермью постоянно именовалось пространство от истока Камы до реки Чусовой, а Пермью Вычегодской — земли по реке Вычегде и ее притокам[324].

Новгородцы стали проникать в Пермь через Заволочье (Двинскую землю) с XI в. Как и в других отдаленных северных районах, Новгород интересовал здесь исключительно сбор дани. И не только пушнины. В то время молва широко разнесла слух о «закамском серебре». Бывало, что новгородские «гости» взимали дань в драгметалле, но, видимо, его наличие было лишь следствием торгового обмена. До новгородцев в Пермский край попадали арабские купцы через Итиль и Булгарию. А найденные здесь монеты говорят о еще более ранних визитах гостей из Сасанидского Ирана и Индо-Греческого царства.[325]

Под 1187 г. Новгородская четвертая летопись содержит запись: «Того же лета избъени были даньники Перемьские и Югорьские, а друзии,[326] за волоком…» Погибло около сотни новгородцев, пришедших через Пермь в Югру цифра по тем временам немалая.

Под 1193 г. та же летопись сообщает о новом поражении новгородских отрядов по главе с Ядреем около двух югорских городков — причем воевода шел мстить за убийство новгородских сборщиков дани, случившееся в 1187 г. И, видно, попали дружинники в засаду: засвистели невесть откуда острые стрелы, а из-под еловых лап поползли лешие с ножами — резать жилы. Разгром был столь ужасным, что уцелели лишь 80 человек, которые вернулись домой летом следующего года.[327]

На интерес новгородских сборщиков дани к туземцам Перми и Югры те не отвечали взаимностью. Известный пермский краевед А. Дмитриев писал, что новгородцы брали столько, «сколько можно было взять при помощи всевозможного насилия».[328]