– Не смей больше говорить мне, что забудешь или разлюбишь меня, – страстно прошептал он.

– Не скажу, – Оля покрыла его лицо поцелуями и Велорий, не выдержав сладостной пытки, завладел ее губами в жгучем поцелуе, доводя ее до восхитительного умопомрачения.

Глава 17

Разбуженная солнечным светом, настырно пробирающимся сквозь веки, Оля зарылась глубже в подушку, не желая просыпаться и остаться во власти замечательного сна.

– Ой! – Оля резко села, будто вспомнила что-то важное.

Оглядевшись по сторонам, она убедилась, что проснулась в чужой комната, а значит… сон был вовсе не сном.

Закрыв лицо ладошками, словно это могло остановить румянец смущения, наползающий на нее, Оля хихикнула, а губы растянулись в улыбке. Она ничего не могла с собой поделать и продолжала улыбаться, вспоминая все подробности ночи, проведенной с Велорием.

Оля в какой раз убедилась, что под маской язвительного, ироничного и порой даже саркастичного парня, скрывается нежный и невероятной заботливый мужчина. Также она понимала, что такой он с ней только под покровом ночи, а при свете дня снова облачится в свою обманчивую броню из колкостей и издевательских шпилек в ее адрес.

Его едкие насмешки порой обижали и больно ранили. В то же время его бережная забота, которую он так старательно скрывал, трогала ее сердце, стирая все обиды.

Будет ли все иначе? Ведь хоть он и не сказал ни слова, но эта ночь была подобна признанию в любви. Оля не была до конца в этом уверена, но его чуткость и желание казались такими искренними… И она хотела верить, что он испытывал к ней хоть крупицу того чувства, которое она испытывала к нему.

Внезапно Оля вспомнила, что в доме полно гостей, а она оставила их вчера, пока наслаждалась в объятиях любимого.

– Вот балда! – стукнула себя девушка по лбу, выбираясь из кровати.

Тихо, на носочках, она подошла к двери и бесшумно приоткрыла ее. Прислушавшись, она поняла, что в доме стоит гробовая тишина.

Похоже, все еще спали. И ее мучил еще один вопрос: где Велорий?

Едва она подумала о нем, как с террасы донеслись тихие голоса. Оля подкралась к приоткрытой двери и увидела Велория с Егором. Они о чем-то увлеченно беседовали и девушка уже хотела оставить их одних, но внезапно услышав свое имя словно приросла к полу, навострив уши. В тот момент никакая сила не могла бы сдвинуть ее с места. Она вовсе не подслушивала, а случайно услышала, как убедила себя, оправдывая свой недостойный поступок.

Друзья, облокотившись о кованные перила, вели тихую беседу, даже не подозревая, что их подслушивает любопытная мышка.

– Как вы устроились на ночь? – спросил Велорий. – Тесно не было?

– Отнюдь, – сделав забавную рожицу, фыркнул Егор. – Девчонки не пустили меня даже на порог в свою спальню и мне пришлось спать на диване в гостиной в гордом одиночестве.

– А разве комары не составили тебе компанию? – Велорий тихо посмеивался над другом, забавляясь его недовольством и прекрасно зная, что противомоскитные сетки обеспечили ему защиту от мерзких насекомых.

– Не поверишь, даже они побрезговали мной.

– Сочувствую!

– Зато тебе было не скучно, – он понимающе кивнул в сторону комнаты, где все еще спала Бестужева.

Велорий не ответил, впрочем, как всегда. У него был твердый принцип никогда не обсуждать свою интимную жизнь.

– Кстати, – Егор ехидно хмыкнул. – Как там наша общая знакомая?

Велорий непонимающе приподнял бровь.

– Ольга, – подсказал ему друг, и отвращение на лице Велория вызвало смешок у Егора.

– Похоже, она тебе неприятна, – констатировал тот.

– Неприятна? – повторил за ним Велорий, испытывая к вышеупомянутой девушке стойкую неприязнь из-за постоянного преследования.

– Да я ее скоро возненавижу, настолько она меня достала! Более прилипчивую особу еще поискать надо. Она присосалась ко мне, словно болотная пиявка, и пьет мою кровь.

– Вообще-то, пиявок используют в медицинских целях, – сумничал Егор, получив свирепый взгляд друга на свое замечание.

– Это другой случай! – буркнул Велорий. – Я просто в отчаянии, не знаю, как от нее отделаться. Грубить не хочется – отец расстроится, ведь она дочь не постороннего для него человека.

Оля, слышавшая каждое произнесенное слово, стала отступать назад.

Она так сильно его любила, а оказалась досадной помехой, от которой он желал избавиться. Девушка закрыла рот ладошками, сдерживая всхлипы, и продолжая отступать, врезалась в тумбу, на которой стояла настольная лампа. Несколько раз покачнувшись, лампа упала на пол, вдребезги разбившись у самых Олиных ног.

Звон разбитого стекла прервал разговор друзей. Переглянувшись, они бросились в комнату, из которой донесся шум.

Первое, что увидел Велорий – полные горя, огромные глаза Рыжика на бледном лице. Она зажимала рот руками и дрожала всем телом, одетая лишь в его футболку, доходившую до самых коленок. Возле ее босых ног валялись осколки разбитой лампы.

– Рыжик, – взволнованно позвал ее он, делая шаг к ней, но она с ужасом отпрянула от него.

Он замер на месте, боясь, что если приблизится, то Оля наступит на стекло и порежет ноги.

Что с ней могло стрястись? Всего полчаса назад он оставил ее сладко спящей, а сейчас девушка была то ли насмерть перепугана, то ли шокирована.

– Все хорошо, – успокаивающе произнес он. – Я с тобой.

Оля громко всхлипнула и сделала шаг назад.

– Стой! – крик Велория заставил девушку вздрогнуть. – Стекло! Ты порежешься.

Оля странно посмотрела на свои ноги: кое-где были маленькие порезы от отскочившего стекла и тоненькие струйки крови медленно сползали вниз. Бестужева не заметила, как Велорий, воспользовавшись моментом, подошел и неожиданно для нее поднял на руки. Он осторожно перешагнул через разбитую лампу и вместе с ней сел на кровать.

– Что случилось, родная? – ласково отведя прядь волос, спросил Велорий, заглядывая ей в лицо. – Тебе приснился страшный сон?

Оля обессилено приклонила голову к его груди, слыша, как бьется его лживое сердце.

– Мой кошмар начался в день, когда я увидела тебя, – невыразительным шепотом сказала она, удивив Велория своим признанием.

– Что ты такое говоришь?

– Я вот все гадаю, как же ты занимался со мной лю… – она запнулась, но потом твердо произнесла, – сексом, если так сильно ненавидишь? Если ты питал ко мне отвращение, тебе стоило сказать об этом, и я бы перестала быть пиявкой, портившей твою жизнь. И не думаю, что твой отец настаивал бы на нашей… хм… дружбе.