«Враги жеванья» превращаются, как видим, в врагов продуктивной работы.

Очень важна для мозговика и проблема одежды. Организм дышит не только легкими, но и кожей. Значение кожного газообмена чрезвычайно велико, в особенности оно велико для плохо дышащего легкими мозговика. Поэтому стеснения со стороны одежды, препятствующие удовлетворительному кожному дыханию, оказываются для работы мозга сугубо вредными: узкая, стягивающая, слишком теплая, слишком тяжелая одежда.

Неразумная одежда может непосредственно мешать и легочному дыханию: стягивание грудной клетки, живота и т. д. связывает движения легочного аппарата. При всякой возможности, в свободные минуты, во время отпусков мозговик обязан озаботиться об освобождении легких от лишней тяжести и кожи от лишних покрышек. Помни: все, что недополучишь в дыхании, будет ударом по работе мозга. «Мозговая профессия» — наиболее неудачливая для дыхательного акта, вот почему именно о дыхании мозговик должен думать неотступно.

Механическое давление на дыхательные органы особенно велико у курящих. Никотин путем отравления окончаний легочных нервов непосредственно вызывает сжатие (спазм) легочных веточек, что, конечно, грубо суживает площадь дыхания. Кроме того никотин как сор непосредственно загромождает легочные ходы, наполняет их мелкими пробками, препятствующими свободному току воздуха по ним и свободному газообмену между легочной тканью и кровью. Помимо общеневрологического вреда никотина (об этом, ниже), он, как видим, является также одним из злейших врагов дыхания, и без того грубо обиженного при мозговой: работе. Именно мозговик, к несчастью, особо часто грешит по части никотина.

К области серьезных механических тормозов дыхания следует отнести также и сильные эмоции. Всякое волнение вызывает дезорганизацию дыхания, то суживая, то расширяя легочное поле. Между тем налаженная общегигиеническая установка (в области питания, движений, дыхания и т. д.) оказывается серьезнейшим противоядием для этих эмоциональных ударов по дыханию. Обостренная эмоционально-дыхательная чувствительность, столь частая именно у мозговиков, изменчива в огромной степени, зависит от общей бытовой системы, и в первую очередь — от дезорганизованной манеры работать: «растрепа» особенно легко треплет и свое дыхание; рационализатор будет хорошо дышать и при тяжелейших эмоциональных испытаниях.

Особо важное место в «мозговой гигиене» занимают меры по систематическому развертыванию дыхательного акта: меры по тренировке дыхательного аппарата.

Если лица самых разнообразных мускульных профессий глубоко и сильно дышат по инстинкту, под нажимом самой работы — так как иначе они физиологически не осилят своего технического задания, — этот инстиктивный дыхательный процесс, к несчастью, резко ослаблен у мозговика, и нужны серьезнейшие, настойчивые коррективы для борьбы с его дыхательной апатией.

На первом месте в этой системе дыхательного тренажа находятся описанные нами выше прогулки, спорт, гимнастика: основной их смысл и главное условие — в урегулированном дыхании. Полезность такого дыхания не только эпизодическая (для данной процедуры), но и систематическая — для всего дыхательного процесса в целом, который от частого и настойчивого тренирующего нажима приобретает устойчивый автоматизированный навык к правильным и объемистым дыхательным взмахам[240].

Однако для мозговика этими тремя типами «тренажа» вопрос не исчерпывается. Момент дыхания должен вспыхивать в сознании мозгового работника почти непрерывно. Во время работы надо проводить специальные небольшие паузы, — вставать и, глубоко, правильно вдыхая — выдыхая, несколько минут пройтись по комнате (конечно, влив в комнату максимум нового, свежего воздуха). Пользоваться минутами менее напряженной работы и дать волю развернутому, более глубокому дыханию — даже во время работы.

Пользоваться всяким представившимся случаем (намеренно чаще создавать эти «случаи») для усиления и систематизации дыхательных актов. В результате такой настойчивой, постоянной тренировки в течение нескольких месяцев углубленный дыхательный акт сделается неотъемлемым, бессознательным процессом у мозговика: то, что 5–6 месяцев назад требовало нарочитого внимания, автоматизируется, будет проводиться «само по себе», «по инстинкту», даже во время глубокой мозговой работы.

Настойчивость окупится сторицей: оздоровленное дыхание мозговика даст ему неисчерпаемые творческие преимущества, ценнейшие фонды здоровья, великолепное самочувствие. Урегулированное дыхание, ничуть не ослабив эмоционального богатства, — наоборот, чрезвычайно его усилив, — в то же время сконденсирует эмоциональность, сделает человека одновременно и ярко чувствующим, и легко сдерживающим ненужные подчас проявления этих чувств, т. е. уменьшит биологические на них траты. Отсюда — общий рост личности. Материалиста не удивит, конечно, такая непосредственная связь нашей «души», «вдохновения» с грудной, брюшной и прочими полостями. Если плохо внизу, никогда не будет хорошо наверху. Конечно — и наоборот тоже, но, к сожалению, не всегда; между тем первая формула обязательна на 100 %.

Советский мозговой актив (политический, хозяйственный, профессиональный, культурнический, молодняко-вузовский, научный и пр.) отличается «в мировом масштабе» особым развитием речевого процесса и особой необходимостью в речевых выявлениях: действительная революция действительных масс дала такой колоссальный размах речевых общений в среде человечества, какого еще никогда не знала история.

Отсюда — особая глава именно в нашей массовой мозговой гигиене — глава о гигиене речи. Глава эта тем более существенна, что речь, помимо совершенно исключительного социально-активирующего ее значения, имеет еще и непосредственно «производственное» влияние на самую мозговую продукцию: речевые этапы — это зачастую наиболее творчески насыщенные и творчески толкающие, тренирующие эпизоды мозговой работы. Напрасно так мало думает мозговик о гигиене речи.

Однако вместе с тем речь оказывается одним из наиболее сильных дезорганизующих факторов для дыхательного акта, и гигиена речи в основе своей является гигиеной дыхания.

Верхняя часть дыхательного аппарата, напряженно занятая речевым актом, оказывается вырванной из колеи систематизированного дыхания. Дыхание оказывается в руках речи, в руках речевого темпа, эмоциональных зигзагов речи, силы голосового нажима и т. д.

Конечно, известная часть дыхательного процесса, к счастью, ускользает из-под этого непрошенного вмешательства (глубоко наследственные, безусловные дыхательные автоматизмы), однако опасно было бы преуменьшать действительную роль речевого давления на дыхательный акт. Поверхностное, прерывистое, спазматическое дыхание — слишком частое и вреднейшее свойство наших «говорунов», особенно же публичных ораторов, находящихся в состоянии эмоционального взрыва или депрессии — «по положению» и непрерывно ломающих налаженную дыхательную систему.

Мы имеем десятки точно проверенных опытов, в которых твердо уяснилось, что подобные длительные речевые выступления в эмоциональной обстановке (да и не только в эмоциональной) буквально потрясали весь организм, и в первую очередь — вследствие дыхательной неналаженности. Нарушения ритма и глубины дыхания коверкают весь сердечно-сосудистый тонус, извращают кровераспределение в теле, и раньше всего, — в черепе, непомерно нагружают сердечную мышцу, способствуют накоплению застойных явлений и т. д… и т. д. — со всеми общими и частными, отсюда идущими последствиями.

Сюда надо добавить и специальный удар, идущий от сильной эмоции и достающийся главным образом эндокринному аппарату (железам внутренней секреции), испытывающему при этом значительные изменения к своей деятельности: то повышение, то — обратно — понижение соковыделительной работы, срыв ее качества и пр. Сорванное дыхание дает этому «эндокринному шатанию» дополнительный сильнейший удар, и страдающим объектом прежде всего здесь оказывается центральная нервная система — мозговая кора в первую очередь. Ясно, что страдает при этом сильнейшим образом и самый процесс мышления, ради которого и силами которого живет речь.