– По-моему, на стене кто-то есть, – сменил опасную тему разговора гном, – правда, далековато, видно плохо, да и темно уже, но что-то там шевелится. Подъедем поближе?

– Знаешь, какое-то предчувствие у меня нехорошее, – хмуро сказал Вольфгер. – И здесь запустение. Ну, ладно, пусть монахини за стены монастыря не выходят, но печи-то они должны топить?

– Должны, факт.

– Вот! А дымом не пахнет. Почему?

– Может, ветер в другую сторону?

– Ладно, так гадать можно до утра, а нам ещё за возком возвращаться. Вон, я вижу ворота, а в них калитка. Давай постучим и попросимся на ночлег.

Вольфгер подъехал к монастырской стене и спешился, взяв коня под уздцы, гном стоял у него за спиной.

Всё было тихо. Вольфгер постучал в калитку рукоятью хлыста. Никто не откликнулся.

– По-моему, здесь не заперто, – сказал гном.

Вольфгер передал ему поводья, нагнувшись, шагнул в калитку и, внезапно получив сильный удар по голове, рухнул на снег. Мир взорвался тысячью искр, вспыхнул радужными кольцами и померк.

Глава 17

19 ноября 1524 г.

От свежего воздуха, чистого снега и ясного неба Вольфгера отделяла стена.

Стена была очень старая, грубо выложенная из кирпича, с застывшими потёками строительного раствора, заросшая паутиной. Почему-то барон знал, что через стену можно пробиться, нужно только посильнее упереться ногами в пол, налечь плечом, и кладка раздастся, лопнет, растечётся. Снова и снова Вольфгер изо всех сил бился в древние камни. Сначала стена подавалась и неохотно пропускала его между кирпичами, но потом становилась всё более вязкой, каждый шаг давался с огромным трудом, и, наконец, Вольфгер окончательно застревал в тягучем, как болотная жижа камне. Руками он тщетно разгребал наползающую массу, но она не давала двигаться, забивала глаза, уши, рот и нос, Вольфгер хрипел, задыхался, терял сознание и… в который раз оказывался перед знакомой до отвращения стеной. Каменная кладка, удушливый запах пыли, шаг вперёд, наползающая, давящая масса…

Вольфгер с трудом открыл глаза.

Тяжёлый, однообразно повторяющийся то ли сон, то ли кошмар нехотя отступил, и барон пришёл в себя. Он лежал на спине, на стылом каменном полу, кожу лица стянуло засохшей кровью. Вольфгер ощупал себя – ран вроде не было, только на затылке набухла здоровенная шишка. И он ничего не видел. Вообще ничего. Вольфгер поднёс ладони к глазам и не увидел их. Вокруг была абсолютная, непроглядная тьма. У него перехватило дыхание: «Неужели я ослеп от удара по голове?! Да нет, не может быть… А где гном?»

– Рупрехт, – позвал он, – ты где?

Во рту у Вольфгера пересохло, язык еле ворочался, поэтому голос барона прозвучал хрипло и очень тихо, но гном услышал его.

– Очнулись, господин барон? – прозвучало откуда-то из темноты,– слава Великому Творцу, а то я уж боялся, что вам дубинкой все мозги вышибли…

– Рупрехт, я ничего не вижу! – пожаловался Вольфгер.

– Так и я ничего не вижу, – жизнерадостно откликнулся гном, – хотя к темноте приучен сызмальства. Очень уж здесь темно, окон-то нет.

– Выходит, я не ослеп? – с громадным облегчением спросил барон.

– Ну, это проверить легче лёгкого, – ответил гном, – щас, подождите, коптилку засвечу.

Он, как огромная крыса, завозился и зашуршал в темноте, потом что-то щёлкнуло, и Вольфгер увидел крошечный язычок света. Лицо Рупрехта подсвечивалось снизу, поэтому на него ложились странные и жутковатые шатающиеся тени. Гном был похож на мертвеца.

– Иисусе… – выдохнул Вольфгер, – я вижу…

– Конечно, видите, господин барон. Вот что я сейчас делаю?

– Коптилкой размахиваешь слева направо, а сейчас – сверху вниз…

– Точно, стало быть, глаза целы. А теперь попробуйте сесть.

Вольфгер оперся руками о пол и попробовал приподняться. В голове взорвалась боль, в ушах зашумело, накатила дурнота. Барон застонал и опрокинулся на спину.

– Эк они вас приложили… – пробурчал гном.

– Кто они-то? – прохрипел Вольфгер. – Слушай, а вода есть?

– Воды нет, – с сожалением ответил Рупрехт, – я тут всё обшарил, пусто, а пить ужас как хочется. Кто нас захватил, я понятия не имею, но это не монахи, мужики какие-то. Вы, когда в калитку вошли, сразу дубиной по голове получили – они за стеной прятались, нас поджидаючи. Наверное, вас шапка спасла, а то бы убили. Мужики-то здоровенные, били со всей дури. Я даже сопротивляться не стал, так, для виду поупирался. Ну, дали пару раз по рёбрам, и всё, подумаешь, дело привычное. Мне руки связали, а вас и связывать не стали, да и скинули вот в этот вот подвал, и даже крышку не заперли. Но люк высоко, никак не достать, я уже по-всякому пробовал, руки-то я себе сразу развязал.

– А что за мужики, не знаешь? – спросил Вольфгер.

– Они не представились, – пожал плечами гном, – и ливрей гербовых на них не было. Со мной они и слова не сказали, а между собой трепались, что утром, дескать, их пастор должен приехать, Штюбнер или как-то так, вот пусть он и решает, что с нами делать. Но, судя всему, ничего хорошего нас не ждёт. Если убьют быстро, считай, повезло.

– Пастор? Значит, секта какая-то евангелическая. Н-да, невесело… Эти сектанты сплошь одержимые. Им убить – как почесаться. Надо нам с тобой выбираться отсюда, пока не поздно. Попробую-ка я всё-таки встать…

Медленно и осторожно Вольфгер сел. В этот раз боль в голове была не такой сильной. Подождав несколько минут, он осторожно встал на колени, а потом поднялся на ноги. Барона пошатывало, но стоял он более-менее твёрдо.

– Рупрехт, а откуда у тебя светильник? – спросил барон.

– Это рудничная коптилка, склянка с земляным маслом, в ней фитилёк и кремень с колёсиком. Моя работа! – с ноткой гордости пояснил гном. – Ни у кого такого нет, а я придумал! Он долго гореть может, только света даёт совсем чуть-чуть. Когда нас обыскивали, оружие забрали, а коптилку не нашли. Повезло…

– Ладно, – сказал Вольфгер, – показывай, где тут люк? Давай я тебя на плечах подниму, попробуй подтянуться.

Они подошли к люку и Вольфгер поставил Рупрехта себе на плечи, придерживая его за ноги. Увесистый гном долго возился в темноте, осторожно переступая на плечах барона, кряхтел, чертыхался, наконец, тяжело спрыгнул на пол.

– Ничего не выходит! Люк-то не закрыт, но там, оказывается, сверху ещё решётка есть, они её не заперли, а чем-то тяжёлым придавили, у меня сил не хватает её сдвинуть, все руки изодрал, не ухватишься толком.

– Сможешь меня на плечах удержать хоть немного? – спросил Вольфгер.

– Попробую… – с сомнением ответил гном.

Но барону тоже не удалось открыть решётку.

– Здесь не выберемся, – прохрипел он, сжимая ладонями пульсирующие виски. – Другого выхода нет? Ты всё осмотрел?

– Весь подвал облазил, да не по одному разу, даже стены простучал. Нет здесь второго выхода. Может, до утра подождём, когда за нами придут? Нападём на это мужичьё, перебьём их, да и все дела…

– Голыми-то руками? Ох, вряд ли… Получим арбалетный болт в спину или копьём в бок. А знаешь, что самое плохое?

– Что? – спросил Рупрехт, – у меня выбор этого самого плохого такой богатый, что я даже не знаю, что выбрать.

– Самое плохое, – не принял шутки Вольфгер, – это то, что, не дождавшись нашего возвращения, девушки, монах и Карл отправятся нас искать, и тоже окажутся в плену. Отца Иону и Карла убьют, а вот о том, что сделают с Утой и эльфийкой, я даже думать не хочу. Нет, надо выбираться отсюда, во что бы то ни стало.

– Надо, – кивнул гном, – кто бы спорил? Мне здесь тоже не больно-то нравится, вот только как?

– Когда я без памяти лежал, – задумчиво сказал Вольфгер, – у меня в голове что-то вроде бреда или кошмара крутилось, будто я сквозь стену пытаюсь пройти. Думаю, это неспроста, должен здесь где-то быть тайный ход.

– Ну, может, и должен, так ведь нету! – возразил гном, – я всё обыскал…

– Значит, это потаённый ход, такие бывают, я читал, – упрямо сказал Вольфгер. – ты какие-нибудь заклятия, открывающие ходы, знаешь?