Вольфгер раскрыл на коленях журнал некроманта и стал рассматривать его, бережно перелистывая страницы.
«Чтобы приготовить эликсир мудрецов, или философский камень, возьми, сын мой, философской ртути и накаливай, пока она не превратится в зелёного льва. После этого прокаливай сильнее, и она превратится в красного льва. Дигерируй[13] этого красного льва на песчаной бане с кислым виноградным спиртом, выпари жидкость, и ртуть превратится в камедеобразное[14] вещество, которое можно резать ножом. Положи его в обмазанную глиной реторту и не спеша дистиллируй. Собери отдельно жидкости различной природы, которые появятся при этом. Ты получишь безвкусную флегму, спирт и красные капли. Киммерийские тени покроют реторту своим тёмным покрывалом, и ты найдёшь внутри неё истинного дракона, потому что он пожирает свой хвост. Возьми этого чёрного дракона, разотри на камне и прикоснись к нему раскалённым углём. Он загорится и, приняв вскоре великолепный лимонный цвет, вновь воспроизведёт зелёного льва. Сделай так, чтобы он пожрал свой хвост, и снова дистиллируй продукт. Наконец, мой сын, тщательно ректифицируй, и ты увидишь появление горючей воды и человеческой крови».
– Хм… «Зелёный лев», «красный лев», что это такое?
Как всегда в алхимических книгах, прописи были страшно запутаны и допускали множество разных толкований, отчего у Вольфгера ещё ни разу не получилось ничего похожего даже на промежуточный продукт.
– Так…
«Киммерийские тени покроют реторту своим тёмным покрывалом »… Ну, хоть это понятно, это просто сажа изнутри реторты. Её, стало быть, надо соскоблить. А это что такое? «Чёрный дракон, пожирающий свой хвост» ?
Если автор хотел, чтобы никто не узнал его секреты, зачем было доверять их бумаге? Ладно, это потом, а тут у нас что? Вольфгер перевернул несколько страниц.
«Чтобы вызвать некоего духа Преисподней, сын мой, с великим тщанием и бережением сделай следующее: начерти на ровном, чисто выметенном полу заклинательного покоя пентакль, в вершинах коего утверди чёрные свечи, а в точках пересечения линий…»
Вольфгер неожиданно заинтересовался записью, а выпитое вино рождало весёлый азарт. «Попробовать, что ли?» Он встал. Изломанные тени на стенах кривлялись и дразнили: «Попробуй, попробуй, ну, а вдруг?!»
Барон встал, с подсвечником в руке и с книгой под мышкой, заложенной кинжалом, поднялся по массивной лестнице, ведущей в алхимическую лабораторию, поставил подсвечник на ступеньку, отпёр хитрый нюрнбергский замок и вошёл в лабораторию. Отодвинув стул к стене, он взял линейку, циркуль и транспортир и, опустившись на колени, принялся чертить мелом на полу хитрую фигуру:правильный пятиугольник, на каждой стороне которого построены равнобедренные треугольники, равные по высоте.Пол был неровным, поэтому работа оказалась труднее, чем он думал, а выпитое вино отнюдь не способствовало ползанью по полу на четвереньках.
Когда всё было сделано в соответствии с указаниями книги, хмель с Вольфгера уже окончательно сошёл, и затея с вызыванием духа преисподней казалась ему глупой, ненужной и даже опасной. Но отступать было поздно.
«А, да всё равно ничего не получится!» – подумал барон и стал по очереди зажигать чёрные свечи, которые трещали и изрядно воняли. Дождавшись, когда свечи разгорятся, он стал читать заклинание в книге. Пару раз Вольфгер сбился, и уже совсем было решил махнуть на магию рукой, как вдруг в лаборатории что-то хлопнуло. Барон поднял глаза от книги и окаменел:
В центре пентакля стояло какое-то существо. Приглядевшись, волшебник-любитель обнаружил, что оно выглядит как обычный человек средних лет, одетый во что-то тёмное. Человек носил бородку клинышком, которая уже изрядно поседела. «Некий дух Преисподней» с удивлением осматривал лабораторию Вольфгера, пентакль в котором он стоял, и самого барона. Только он раскрыл рот, собираясь что-то сказать, как особенно сильный порыв ветра проник в лабораторию, огоньки свечей закачались, одна из них мигнула и погасла, и тотчас видение распалось – человек бесследно исчез.
«Вразуми меня Господи, это кого ж такого я сдуру вызвал, а?» – подумал барон. Он стёр со лба холодный пот, поспешно погасил остальные свечи и мокрой тряпкой затёр пентакль. Затем закрыл опасную книгу, осторожно завернул её в кусок хорошо выделанной телячьей кожи, поколебался – оставить ли книгу здесь или взять с собой – всё-таки взял, спустился вниз, что-то пробормотал и залпом допил оставшееся вино. Шаловливые тени испуганно попрятались по углам. Вольфгер покачал головой, вздохнул и ушёл в спальню.
Глава 2
16 октября 1524 г.
День св. Амброуза, св. Анастасия, св. Балдерика, св. Балдуина, св. Берчариуса, св. Бертрана Комингского, св. Виталиса, св. Дульчидия, св. Кольмана из Килрута, св. Коногона, св. Киары, св. Луллия, св. Магнобода, св. Максимы, св. Муммолина, св. Сатурнуса и 365 мучеников, св. Флорентина Трирского, св. Хедвиги, св. Элипия, св. Эремберты, св. Юниана.
Выехать из замка на рассвете, как собирались сделать вчера, не удалось. Неожиданно нашлось множество дел, которые непременно нужно было завершить до начала путешествия. Обычно спокойный и сонный замок в предотъездной суете перевернули вверх дном, давно обленившаяся прислуга бестолково металась по лестницам с выпученными глазами и растрёпанными волосами, на кухне что-то скворчало, мальчишки ловили в птичнике заполошно кудахчущих кур. Больше всех бегал, кричал и размахивал руками так и не протрезвевший со вчерашнего вечера Паоло. В конце концов, он окончательно выбился из сил и вынужден был поправить пошатнувшееся здоровье с помощью кувшинчика любимого красного, после чего забегал в два раза быстрее, но как-то неуверенно, пошатываясь и задевая углы, а кричать стал в три раза громче, но почему-то по-итальянски, так что его никто не понимал.
Отец Иона тоже внёс посильный вклад в общий сумбур, поминутно бегая в свой домик за какими-то забытыми вещами. Старик добегался до того, что у него прихватило сердце, и его уложили в сторонке на кучу соломы, покрытую тёплым плащом.
Увидев неожиданно побледневшее лицо монаха, Вольфгер встревожился и предложил ему отложить отъезд на два-три дня до полного выздоровления, на что отец Иона слабым, но бодрым голосом сообщил, что на самом деле он отлично себя чувствует и к путешествию готов, только немного переволновался. Вот он ещё самую чуточку полежит, и можно будет выступать. Вольфгер пожал плечами и отошёл.
Островком ледяного спокойствия посреди всей этой раздражающей педантичного барона суеты был Карл, который в точно назначенное время вывел из конюшни своего громадного жеребца, уже осёдланного, с собранными седельными сумками и притороченной секирой, отполированное древко которой потемнело от времени и частого использования. За жеребцом Карла на чумбуре шли две тяжело нагруженные вьючные лошади.
Увидев, что сборы ещё не закончены, Карл, не торопясь, поставил лошадей у коновязи, уселся у тёплой каменной стены и закрыл глаза.
Вольфгер злился – он терпеть не мог сборов и предотъездной суеты. С каждой минутой ему всё сильнее хотелось плюнуть на задуманное путешествие, которое теперь представлялось ему глупой и никчёмной затеей, и остаться дома. Замковый двор, который ещё недавно казался ему знакомым до мелочей, скучным и надоевшим, теперь выглядел уютным и родным.
Барон посмотрел на два миндальных дерева, которые когда-то посадил его отец у входа в часовню. Видно, у него была счастливая рука, потому что саженцы прижились, быстро пошли в рост и весной окутывались розовым цветочным дымом, а по вечерам пахли тонко и нежно. Матушка, которая часто прихварывала, любила сидеть на стульчике у открытых дверей часовни под миндалём и, закрыв глаза, слушать, как отец Иона репетирует с детским хором – у монаха был несильный, но приятный баритон. Торжественная церковная латынь плыла по мощёному камнем двору, смешиваясь с запахом миндаля и светом угасающего дня…