– А эти чьи?
– Это тоже царские… – торопливо ответил директор и принялся запирать драгоценную шапку под толстое пуленепробиваемое стекло. – Ко всему прочему они ещё символизировали и верховную власть входящих в Российскую империю территорий. Вот эта, например, изображала корону ханства Казанского, эта – царства Сибирского, а эта – Таврического… Все они были изображены на Большом государственном гербе России…
– Ну, а корона Российской империи где? – спросил Бельцин. – Самая большая…
– Тоже здесь… Только в Алмазном фонде… Там и скипетр, и держава…
Закрыв витрину, маленький директор суетливо сунул ключ к себе в карман.
– Пусть их сюда принесут! Я хочу на них посмотреть! – сказал Бельцин.
– Владимир Николаевич, это уже не моя епархия… – директор Оружейной палаты беспомощно развел в руками, застыл в растерянности. Бельцин грозно нахмурился – "Что, значит, не моя? Президент России приказывает!", но потом быстро опомнился и уже поостыв кивнул Чугаю:
– Тимур Борисыч… Иди и договорись! – и добавил ещё строго. – Скажи, пусть готовят документы для их передачи под юрисдикцию России…
Чугай вопросительно посмотрел на директора – ну, ведите, мол…
Когда они вышли, Бельцин и Кожухов остались в музейной зале одни. Бельцин сумрачно уставился на коварную шапку с крестом на маковке. Кожухов, тоже сделал вид, что внимательно разглядывает драгоценные экспонаты за стеклом – согнулся и спросил, как бы невзначай:
– Владимир Николаевич, а вы Галочку Смирнову помните? У неё сын родился… Хороший такой бутуз… Четыре кило…
Сказав, он приблизил нос к самому стеклу – будто и впрямь рассматривает, а сам осторожно скосил взгляд на Бельцина. Бельцин никак не прореагировал. Застыл перед витриной немым, бездушным истуканом, упрямо сжав тонкий и властный рот – как будто и не слышал.
– Ей бы квартирку побольше? Как матери-одиночке, – негромко добавил Кожухов.
Но Бельцин продолжал безучастно смотреть перед собой.
– Пусть поставят в очередь… На общих основаниях, – вдруг сказал он тусклым и равнодушным тоном.
Кожухов повернул голову и, не скрывая своего удивления, посмотрел на Бельцина. Словно увидел совсем другого патрона. Бельцин почувствовал этот его взгляд и сердито сдвинул брови. Кожухов понял, что увлекся и тотчас отвел глаза в сторону, – взгляд его вернулся к витрине и уткнулся в древний державный венец, застывший на своем прежнем месте.
"Не по Сеньке шапка", – неожиданно подумал он… Подумал и сам испугался собственной мысли.
С улицы донесся призывный гудок автомобиля. Долгий и требовательный…
Обычно так гудят не для того, чтобы привлечь чье-то внимание, а чтобы настойчиво известить о своем появлении. Игорь Таликов подошел к окну и выглянул во двор. Внизу, под самыми окнами, отпугивая приближающиеся сумерки красными и желтыми огоньками подфарников, стояла новая "Волга" Геннадия Буркова. Рядом стоял и сам хозяин, махал ему рукой, – лохмы, как всегда, торчат в разные стороны, сверху нахлобучен светлый картуз, типа морской фуражки. Игорь помахал в ответ, обернулся и сказал жене:
– Пора собираться… Генка приехал…
Он подошел к встроенному шкафу в прихожей, вытащил оттуда тяжелую кожаную куртку и принялся натягивать ее на себя. К окну подошла жена – Тая.
– А чего сегодня Гена, а не Аркадий? – удивилась она.
Игорь нетерпеливо потянул вверх металлическую застежку – широкая молния затрещала, заскрипела пронзительно, застегиваясь под самую шею. Сказал небрежно:
– Аркадию нужно где-то сегодня задержаться… А Генке все равно новую машину обкатывать…
Он не стал ей говорить том, что с Аркадием их отношения после возвращения из Америки совсем разладились. Игорь даже не выдержал и спросил как-то: "Аркаша, а может тебе поискать другого артиста?" Аркадий посмотрел на него затравленным волчонком, но ничего не ответил – промолчал… Ну и ладно… Дай бог, все ещё наладятся… Обмотав вокруг шеи длинный белый шарф, Игорь скинул в углу прихожей тапочки, задвинул их в угол и, сунув ноги в остроносые сапоги, уже полностью одетый остановился в дверях.
– Ну… Я пошел? – спросил.
Жена, прекрасно понимая, что ее согласия не требуется, тем не менее едва заметно кивнула, но затем неожиданно подошла и ткнулась ему лбом в жесткую черную куртку. Игорь недоуменно замер… Странно! Вроде бы, она давно уже должна привыкнуть к его постоянным отлучкам. Постоянно ведь то репетиции, то концерты, а тут? Непонятно… Он провел рукой по густым, темным волосам жены, разделенным белой, ровной строчкой пробора, а потом, осторожно обхватив голову ладонями и попытался заглянуть в ее карие, скифские глаза.
– Что с тобой? – спросил настороженно.
– Не знаю… Неспокойно как-то, – жена смущенно опустила взгляд.
– Не волнуйся… Я туда и обратно…
Игорь снисходительно улыбнулся и снова погладил ее по голове… Неожиданно кольнула остренькая, как раскаленная иголочка мысль… Подумалось – а, может зря он все время мучился, может зря метался, выдумывая себе какую-то зеленоглазую мечту. Может женщина, которую он все время искал, была все время рядом, а он этого не замечал… Или не захотел замечать?
Жена, застеснявшись своих нечаянно выплеснувшихся чувств, отодвинулась и сказала тихо:
– Ладно, иди… Только возвращайся поскорей…
Игорь взялся за дверной замок, но в этот момент из комнаты выбежал сын – черноволосый, широкоскулый, и цветом волос, и лицом очень похожий на мать. Встал и затряс перед отцом коробкой с пластмассовой моделью пассажирского "Боинга", привезенной ему из Америки.
– Пап! Ты чего, уже уходишь? А кто мне будет помогать самолет клеить! Ты обещал!
Игорь усмехнулся. Действительно обещал, только не говорил, что займутся этим непременно сегодня… Но тут следом за ним в прихожую, важно ступая, вышел полосатый кот Мартын. Вспушив роскошный серый хвост, он принялся тереться о голубые джинсы хозяина.
– И ты, Мартын! – Игорь покачал головой. – Э-э… Да я вижу у вас тут целый заговор! Ладно… Давайте посидим на дорожку…
Опустившись на низкую тумбочку для обуви, он посадил сына на колено, притянул к себе жену. Посидев таким образом несколько секунд, поднялся.
– Ну все! Пошел! – сказал решительно.
Супруга, прислонившись головой к косяку ванной, посмотрела на него грустными, теплыми глазами. Тугой замок на двери глухо щелкнул. Шагнув за дверь, Игорь подмигнул застывшим на пороге жене и сыну и, уже не оборачиваясь, не дожидаясь лифта, начал спускаться вниз по лестнице.
На улице все же вскинул голову и махнул рукой напоследок двум силуэтам в освещенном окне. Потом сел в поджидавший его автомобиль.
Белая "Волга" ходко бежала по узкой улице, ровно урча новеньким мотором. Геннадий небрежно ткнул пальцем в клавишу магнитолы и из автомобильных колонок поплыла в салон знакомая мелодия – на "Эхо Москвы" крутили Джо Дассена, его знаменитую "Salut". Геннадий с гордостью (видимо, не терпелось поделиться с товарищем) произнес:
– Вчера с продавщицей из Елисеевского познакомился… Старик, там такие формы! Ураган! – он закатил глаза. – Вон, видишь… Уже контрибуцию получаю…
Он кивнул на заднее сиденье "Волги".
Позади, на сиденье в беспорядке валялись зеленые пачки чая. Чай был дефицитный – краснодарский, тридцать третий номер, – такой давно уже исчез с прилавков магазинов, да и на рынке уже вряд ли найдешь, – если купишь, то в десять раз дороже. Но на Игоря это не произвело сейчас никакого впечатления, – он отвернулся и равнодушно уставился в окно, слушая музыку. Из колонок продолжал звучать незатейливый, но чем-то очень затягивающий мотив – без перевода понятные слова лишь добавляли проникновенности… "Salut" – "привет", "здравствуй"… Извечная тема встреч и расставаний… Игорю вдруг вспомнилось, что едет он на концерт в Московский дворец молодежи, где когда-то встретил женщину с пронзительно зелеными глазами – женщину своей мечты, как ему тогда показалось. Сколько ж воды утекло с тех пор? Вечность, кажется… Словно было совсем в другой жизни. А, на самом деле, не так уж и давно… Просто много всего успело произойти с того времени: и популярность к нему пришла, перевернув страницу его полунищенского, полуголодного существования, а потом были путч, гибель Ильи, поездка в Америку, распад Союза… Много, много всего! Игорь слушал музыку и рассеянно глядел на мелькавшие мимо вывески домов. Взгляд его машинально ухватился за надпись на углу кирпичного дома: "ул. Октябрьская" – было написано на узкой, белой табличке. Неожиданно в памяти всплыло лицо старика в черной шляпе – того самого, которого он встретил в Нью-Йорке, на Брайтоне. Старик ещё на прощанье сказал ему: "Игорь! Я ведь, знаете ли, скоро тоже возвращаюсь в Москву… Так, что, если будете проезжать или проходить мимо, милости прошу… Нда-с! Вы, я вижу, человек пытливый и любознательный, а у меня дома, знаете ли, замечательная библиотека… Думаю, вам будет интересно… Запишите-ка мой адрес… Москва… улица Октябрьская…"