Фон Гейм, довольно улыбаясь, осмотрел новое пополнение. Увидев в конце шеренги Яна, он кивнул ему, как старому знакомому. Комтур поздравил рекрутов с их вступлением в ряды прославленной орденской армии и пожелал им успехов в святом деле распространения истинной веры. Затем он представил своего спутника. Звали его отцом Бориусом. Он был назначен наставником по стрельбе и фехтованию в помощь сержанту Штопу. После чего комтур удалился, а Штоп и отец Бориус сразу же начали занятия. Они раздали рекрутам длинные палки и велели колоть и рубить ими тренировочные манекены, насаженные на столбы по краям плаца. И новобранцы принялись усердно колотить палками по своим условным противникам, выбивая из них пыль и пучки соломы. По тому, как будущие орденские солдаты орудовали своими палками, можно было определить сословную принадлежность и даже род занятий того или иного рекрута. Бывшие крестьяне, как, например, тот белобрысый, которого Карл вместе с Яном водил на склады, били по манекенам часто и трудолюбиво, словно молотили зерно. Городские парни кололи, как портные иглами, то и дело роняя свое оружие из непослушных пальцев, непривычных к тяжелой физической работе. А один - крепенький, жилистый рекрут - рубил по соломе, точно дровосек-браконьер по деревьям, который рубит быстро и с оглядкой, чтобы не поймали. Как позже Ян узнал - он действительно им был. И нанялся в армию только после того, как однажды все-таки попался лесничему своего сеньора.

Штоп и отец Бориус наблюдали за тренировкой молча. При этом сержант презрительно улыбался, а священник хмурился. Когда рекруты совсем уже выбились из сил, Штоп вновь построил их в линию. В нескольких коротких, но очень выразительных фразах он объяснил новобранцам, что упражнение они выполняют неправильно. После этого оба наставника начали заниматься с рекрутами индивидуально, вызывая по очереди каждого на тренировочные поединки.

В скором времени молодые солдаты убедились, что лучше учиться у священника, чем у сержанта. Штоп больше орал, чем учил, искренне веря, что так до рекрутов быстрей дойдет воинская наука. Бориус же говорил мало и по делу. И фехтовал он отлично. Рекруты, после схватки, отходили от него, шипя от боли и потирая руки и ноги.

Яну выпало сразиться со священником. Когда до него дошла очередь, юноша взял шест, но атаковать не торопился. Он видел посиневшие от ударов конечности своих товарищей и не хотел себе того же. Тогда отец Бориус напал сам. И сразу же получил удар в ногу. Священник хмыкнул и стал действовать осторожней. Больше Яну не удалось его коснуться, хотя сам он несколько чувствительных ударов все же получил. Остальные рекруты больше не тренировались, а окружили поединщиков и глазели на их схватку, подбадривая своего товарища. Смотрел и Штоп, заметно радуясь, когда рекрут-выскочка получал удар. Закончив бой, отец Бориус отбросил шест в сторону.

-Хорошо,- скупо похвалил он новобранца.

"Еще бы"- подумал Ян и вспомнил двух своих прежних наставников, отца Ксиому и Гудагая. У одного он учился грамоте, у второго - фехтованию. Когда Ян ленился писать буквы, отец Ксиома кричал. А когда юноша был не внимателен на уроках фехтования, то, пропуская удары, получал палкой. А бил Гудагай больно. Не трудно догадаться, какую науку Ян усвоил первой.

- Молодчина, Колдун!- обступили Яна рекруты. Вымотанный тренировкой юноша не стал с ними спорить. Колдун так Колдун.

Наконец долгий армейский день закончился, и рожок протрубил отбой. Ян уже начал засыпать, как кто-то настойчиво потряс его за плечо.

- Ян сын Гавия? Срочно к комтуру!

Ян, несмотря на смертельную усталость, поспешил в башню. Он надеялся, что комтур вспомнил о нем и теперь поможет покинуть орденское войско, куда юноша попал, всем же очевидно, лишь по недоразумению.

Фон Гейм действительно вспомнил об образованном рекруте. Едва увидев Яна, он всучил ему стопку бумаги:

- Перепишешь это и вот это. Срок - до утра!

Два следующих дня прошли одинаково: учения днем, работа в канцелярии комтура ночью. В итоге Яну приходилось еще тяжелей, чем его товарищам. Но на третий день волей случая от большинства тренировок ему удалось избавиться. Вечером при скудном свете свечи он чинил свой серый плащ, когда услышал откуда-то со стороны входа чей-то требовательный рык:

- Кто здесь...эта? Ведьмак?

- Колдун,- подсказали рекруты.

- А, ну да, Колдун.

- А вон он.

Ян поднял глаза и оробел. В его сторону, тяжело ступая, задевая головой потолок, двигалась гора мускулов. Таких огромных людей ему еще не доводилось встречать. Лет сто назад таких называли великанами и с ними сражались странствующие рыцари. И чаще всего погибали. Около Яна здоровяк остановился и, хрустнув своей бычьей шеей, сфокусировал на нем свои маленькие глазенки-пуговки.

- Слышь-ка, малый, гврят ты...эта?.. буквы знаешь?

- Немного,- скромно ответил юноша.

- Мне...эта? Бабе письмецо надыть. Чиркни, а?

Ян с готовностью приготовил бумагу и перо.

- Имя?

- Брудервальд.

- Девушки,- терпеливо пояснил Ян.

- А! - захрюкал Брудервальд. Отсмеявшись, он наморщил свой низкий лоб, вспоминая.- Как же ее? А! Вроде бы Милкой мамка ее звала?

- Значит, Милка?- и Ян принялся старательно сочинять послание неизвестной ему орденской крестьянке, опасаясь разочаровать заказчика.

В казарму заглянул Штоп.

- Кто сегодня конюшню чистит?- заорал он с ходу. Нашел взглядом Яна.- Колдун, не ты ли?

Брудервальд нахмурился.

- А вспомнил! Велетая очередь,- быстро проговорил сержант.- Велетай! Марш в конюшню.

Белобрысый рекрут, с которым Ян ходил на склад и к кузнецам, покорно вышел из казармы. Вскоре Ян сообщил гиганту Брудервальду:

- Готово.

- Эта? Зачти-ка,- потребовал Брудервальд.

- Здравствуй, дорогая Милка,- с выражением начал читать Ян.- Жив я и здоров. Служу в крепости...

Закончив читать, юноша нервно глянул на великана, понравилось ли ему?

Тот какое-то время мучительно думал.

- Эта? Ни героично как-то. Она ж мне э-э...не даст,- решил Брудервальд.- Не даст согласия на руку, значит.

Ян вздохнул и начал переписывать все заново.

- Дорогая Милка,- читал он чуть позже другой вариант, "героический".- Пишу тебе сидя на убитом нами драконе. Земля горит под ногами. Сержант Штоп, мир его праху, не послушал меня и завел нас в засаду к поморам. И теперь его кишки клюют вороны. Я и сам легко ранен в обе руки и обе ноги...

Ян читал, а великан слушал и жмурился от удовольствия.

- Моя будет девка,- заверил он юношу, бережно пряча письмо.- А ты... того? Может, и сказки знаешь? Про героев там... могешь?

- Могю. То есть могу,- улыбнулся Ян.

Дождь, который ночью скупо выдавливал из себя влагу по капле, к утру расщедрился и бодро забарабанил по черепице на стенах и башнях замка. Промокая под дождем, новобранцы отрабатывали приемы с копьем и алебардой. Яна с ними не было. Он сидел в казарме в окружении Брудервальда и его приятелей, пил горячий мед и рассказывал им многочисленные истории о воинах, ворах и игроках, которые знал немало.

- Слышь, Колдун! А расскажи что о своих собратьях по цеху - о колдунах? - попросил один из воинов, подмигивая остальным. Солдаты довольно загоготали.

- О магах? Да я ничего о них толком и не знаю,- ответил Ян и вздохнул, невольно вспомнив Алессию.- Разве что легенду о Хоррогоре. Так ее все знают.

- Ну, еще раз послушаем, ты как, Брудервальд?

Гигант благосклонно кивнул, и Ян начал рассказывать.

Черный колдун Хоррогор ненавидел весь свет и потому одиноко жил в своей мрачной башне на вершине горы. Ни один зверь не решался вырыть свою нору, ни одна птица не решалась свить гнездо рядом с его мрачным жилищем. Сторонились колдуна и люди. Только старый мельник по имени Алайдар раз в день навещал затворника, когда приносил ему пищу и свежее пиво. Но однажды заболел старый мельник и отправил вместо себя в башню свою дочь красавицу Неону. Колдун, едва увидев девушку, воспылал к ней низменной страстью и пленил ее, закрыв в своей башне. Три дня безутешно плакала Неона, умоляя своего тюремщика отпустить ее к отцу, но глух был проклятый колдун к ее просьбам.