— Дела в Стокгольме идут плохо — у Вашингтона нет желания договариваться. Он явно не хочет, чтобы эта Конференция стала ступенькой к возвращению разрядки. Да и о каком желании можно говорить, когда США ставят перед собой задачу милитаризации космоса и раскручивают маховик гонки вооружений. Вдумайтесь только в их образ мыслей: о неприменении силы пробормотать нечто невразумительное и вовсю развернуть собственные предложения о военных мерах. Нас такой подход не устраивает. Должен быть полновесный документ о неприменении силы, а договор это будет или какой иной документ —  это уже другое дело.

В общем, просвета в Стокгольме нет. А взять и просто отступить от нашей принципиальной линии мы не можем. Лучше не иметь никакого соглашения, чем раскрывать хотя бы часть своей территории или иметь документ, наносящий ущерб безопасности страны.

Однако несколько дней спустя Громыко смилостивился и разрешил выйти в ЦК с запиской, которая позволяла бы делегации «развернуть некоторые внесенные нами предложения как политического, так и военного характера». Но он тут же предупредил:

— Только не спешите, Гриневский, сразу выкладывать все новые предложения на стол переговоров. Есть такая болезнь у наших переговорщиков: чуть что получат — сразу американцам несут, а потом снова в Москву с протянутой рукой едут — дайте еще хоть что—нибудь для развития динамики переговорного процесса. А Вы наоборот действуйте — выдавайте в час по чайной ложке — и ждите. Наберитесь терпения. Пусть они вам на встречу идут. Это и будет настоящей динамикой переговоров.

Я заверил министра, что на предстоящей сессии делегация внесет лишь договор о неприменении силы и в качестве приманки, чтобы показать нашу готовность обсуждать также военные меры доверия, представит еще и документ об ограничении военной деятельности государств, который для стран НАТО неприемлем. Но вот «нейтралам» это может понравиться. Громыко согласился.

ГЛАВА 7

ЛАНЧ — ЭТО ТОЖЕ РАБОТА

Стокгольм был далек от политических бурь, потрясавших Москву и Вашингтон, хотя и до него докатывались их волны. Он жил своей тихой провинциальной жизнью, и для стороннего наблюдателя переговоры в шведской столице, очевидно, представляли курьезную картину.

Каждый день утром 35 делегаций собирались в стеклянном здании Культурхюсета и, сопровождаемые мелодией в стиле раннего Моцарта, как дисциплинированные зрители, рассаживались в партере. Председатель объявлял заседание открытым, и все терпеливо слушали четыре пять выступлений, содержание которых было хорошо известно, так как раз заявленные позиции не менялись много месяцев. Потом те же послы, но в разных комбинациях,  отправлялись ланчевать по стокгольмским ресторанам, где обменивались последними слухами.

Во второй половине дня делегации  собирались на совещания своих групп — НАТО, ОВД и Н+Н, где рассказывали обо всем услышанном, намечали тактическую линию и, главное, распределяли между собой, кто о чем будет говорить на следующем заседании. После этого расходились по посольствам и писали отчеты в столицы о проделанной работе. А вечером снова встречались на непременном обеде, коктейле или приеме, продолжавшемся до поздней ночи.

Вот взгляд со стороны немецкой журналистки из «Штуттгартер цайтунг» 17 сентября 1984 года:

«Овальный стол в доме бригадного генерала Вернера Шмидбауэра

[97]

празднично украшен. Столовое серебро холодно поблескивает при свете расставленных повсюду свечей. Салфетки сочетаются по тону со скатертью — все выдержано в цвете зеленых оливков. Вначале конечно же подадут семгу, белое французское вино и креветки, а на десерт — клубничный мусс. Сегодня в этом доме собрались дипломаты. Все они ведут себя очень непринужденно, хотя и не выходят за рамки принятых обычаев. Здесь присутствуют представители Востока и Запада, они общаются между собой, называя зачастую друг друга просто по имени. Это обычный вечер, организованный без какого— либо особого повода, очень похожий на другие вечера, которые проводятся как бы в неофициальных рамках конференции».

Кто эти люди? Что они здесь делают? —  спрашивает немецкая журналистка Сибилла Краузе — Бургер из Штутгарта.

«Господин из Люксембурга, например, краснощекий, жизнерадостный мужчина с круглым черепом кельтского типа. Настроен он по— боевому и даже хорохорится. Запад, говорит он, действует слишком мягко, тогда как русские являются более хорошими тактиками и ведут себя необычайно жёстко и беспощадно. Именно такой стиль ему хотелось бы видеть и в действиях своей стороны.

Или посол д— р Клаус Цитрон, глава западногерманской делегации. Человек с обнажённым лицом. Когда он говорит, то большей частью произносит сквозь зубы. Обладает острым интеллектом агрессивного склада. Его агрессивность не сглаживают даже и те условности, которые присущи профессиональным дипломатам, хотя его причисляют к интеллигенции форума.

И русский — Олег Гриневский. Когда он появляется на пленарном заседании со своей делегацией, которая, словно свита, следует за ним, среди лобби воцаряется тишина. Но здесь, на вечере Гриневский просто один из приглашенных. Вежливый дипломат, коммуникабельный, хотя ничего не говорит конкретно. Скорее ниже среднего роста, седеющий шатен с голубыми глазами и живым, внимательным взглядом, Гриневский воплощает собой саму подвижную осторожность. Он больше склонен к различного рода описаниям, нежели просто к обозначению. Впрочем, почти и все остальные здесь тяготеют к этому стилю...

Этот мужской союз варится в собственном соку, рассматривает себя как некую самоцель, услаждаясь своей ролью в глобальной политике и рассыпаясь во взаимных заверениях важности. Ах, как они хвалили друг друга, представляя того или иного коллегу журналистке из ФРГ! И уж, естественно, все западное сообщество невероятно счастливо от присутствия американца Джима Гудби.

Ему, Гудби, за пятьдесят. Точнее, около пятидесяти пяти. Спокойный, один из тех, у кого выносливое дыхание. «Надо быть спокойным, — говорит он, — мы многому можем научиться у Советов. Мы спешим, пытаясь им что— то дать, просим их участвовать вместе с нами. А они — они сядут за стол тогда, когда будут готовы вести переговоры».

Журналистка в ужасе: в Стокгольме еще ничего не достигнуто. И так может продолжаться многие годы. На что же идут деньги честных налогоплательщиков? Впрочем, с горькой иронией замечает она, «лучше стоять так друг подле друга с бокалом вина, чем разойтись в разные стороны, да и, не приведи бог, начать еще стрелять».

Что ж, наверное, так оно и выглядело со стороны. Одного не заметила проницательная журналистка за блеском столового серебра — эти люди делали свое дело профессионально и грамотно. Для каждого дипломата — переговорщика, помимо ясного понимания, что хочет пославшее его правительство, необходимо узнать пределы возможного и невозможного для другой стороны. Этого не прочитаешь ни в книгах, ни в газетах. Не услышишь на заседаниях конференции, хоть сиди на них целый день. Это можно вычислить только в повседневном общении со своими коллегами.

И прежде всего надо представлять с кем имеешь дело. Как собаки при знакомстве, кружась, обнюхивают друг друга, так и дипломаты с бокалами в руках пытаются выяснить, кто есть кто: кто умный, а кто дурак; кто знает дело, а кто нет; кто болтун и обманщик, а кто, хотя и осторожный, но надежный партнер. Да и знакомство с другими чертами характера не помешают.

Ха! — скажет недоверчивый читатель, — в таком круговороте обмануть ничего не стоит и дезинформацию запустить нетрудно. Все верно. И обманывают, и «дезу» запускают. Но можно обмануть раз или два, а на третий с тобой разговаривать не станут. И очень скоро вычислят тех, кто «дезу» запускает. С такими потом просто не общаются — им веры нет. Дипломатическое поведение имеет свои суровые законы: ходить— то приходится по минному полю.