Странной была их беседа с Рейганом. Президент, которому исполнилось 78 лет, начал с глубоких философских обобщений, что со времен Ленина и до Черненко Советский Союз повсюду поддерживает революционные движения — отсюда идет угроза миру и свободе.

Громыко этот вызов принял. Он был мастер ведения таких разговоров и, не меняя угрюмого выражения лица, стал разъяснять президенту азы марксизма— ленинизма. Как 25 лет тому назад Хрущев, даже теми же словами, Андрей Андреевич убеждал теперь Рональда Рейгана, что Советский Союз не собирается «хоронить» Соединенные Штаты — его, Рейгана, просто неправильно информировали. Конечно, на смену капитализму неминуемо придет социализм. «Мы верим в это, как люди верят в то, что завтра утром взойдет солнце. Но это произойдет в силу объективного хода исторического развития».

Так продолжалось два часа. За высокопарными рассуждениями о судьбах человечества как— то незамеченным и ненужным оказался проброс, сделанный президентом, что следует найти такую формулу переговоров, которая позволила бы обсуждать как ядерное оружие, так и оборону в космосе. И ответ Громыко: такая формула отодвинула бы на обочину запрещение космического оружия.

Правда, американцы надеялись, что президент поговорит об этом особо. И, может быть, ему даже удастся договориться с Громыко, когда они останутся побеседовать с глазу на глаз без переводчиков. И действительно, когда все поднялись, чтобы идти на ланч, Рейган жестом остановил советского министра — давайте, мол, поговорим. Оставались они вдвоем минут 10— 15 и вышли довольные и улыбающиеся.

Позднее Громыко вспомнит, что снова убеждал Рейгана в отсутствии у Советского Союза каких— либо коварных замыслов в отношении Соединенных Штатов. Рейган же будет утверждать, что говорили они о необходимости сокращения гор накопленных ядерных вооружений. «Моей мечтой, — сказал президент, — является мир, в котором не было бы ядерного оружия.»

Впрочем, был один свидетель этой сцены — охранник Белого дома, который сквозь щелочку следил за тем, что происходит в Овальном кабинете. По его словам, президент и министр почти не разговаривали друг с другом. Громыко спросил, где здесь туалет. Рейган показал. И советский министр туда надолго удалился. После него там уединился Рейган. Потом оба они вышли к ланчу, довольные и улыбающиеся.

Там их уже ждали высокие гости — первая леди страны изящная Нэнси Рейган, вице— президент Буш, сотрудники Национального совета безопасности и Белого дома. Громыко, который уже и тогда практически не употреблял спиртного, взял стакан клюквенного сока, а жена президента — содовой воды. Она ему явно понравилась, и впервые за весь день Андрей Андреевич улыбнулся и пошутил:

— Ваш муж за мир или войну?

— За мир, — ответила Нэнси Рейган.

Громыко наклонился к ней и тихо сказал:

— Вы по ночам на ушко напоминайте об этом президенту.

Нэнси Рейган была явно настроена игриво:

— О, конечно. Но я будут так же шепотом говорить об этом и Вам.

На это у советского министра не нашлось что сказать. Зато он улыбался.

[90]

Но конкретно ни о чём тогда в Вашингтоне не договорились — так просто побеседовали. А на Политбюро 4 октября Громыко докладывал о своих победах в Америке:

«Выход Рейгана в зал заседаний (Генассамблеи ООН — ОГ) был ими «обставлен», но... жидкие аплодисменты. Встали? Нет! А когда слово дали представителю СССР А.А. Громыко, то и аплодисменты, и все встали! Да! Это был сюрприз.

Общее впечатление от сессии. В политике нет подвижки ни по одной проблеме. Представители социалистических стран активно разоблачали словоблудие западников. Ассамблея проявила политическую зрелость, понимание нашей позиции. И неудовлетворение выступлением Р. Рейгана и позицией США. Наше выступление было принципиальное, твёрдое, насыщенное конструктивными предложениями. Стали сопоставлять оба выступления: одно — слова, слова и ничего в политике, другое — конкретная, деловая программа.

Впечатление от беседы с Р. Рейганом. Человек общительный, льстивый, мастер на анекдоты. Но в политике ортодокс. Последовательно ведёт линию свою, сдвига никакого. Всё читал по бумаге. Доводы собеседника — мимо ушей. Смешал в кучу все проблемы. Невпопад цитировал Ленина, Мануильского. Вывод. Пребывание на сессии ГА ООН и встречи были полезны»

[91]

Политбюро одобрило эту информацию. 

ПРО ТАРЕЛКУ С ДЕРЬМОМ

6 ноября Рейган одержал сокрушительную победу на выборах. За него проголосовали 49 штатов из 50. А на следующий день американский посол Хартман передал Громыко послание президента для Генсека Черненко. Переписка между ними возобновилась с новой силой, и дело теперь явно шло к установлению диалога. За кулисами этим движением уверенно дирижировали госсекретарь Шульц и советник президента по национальной безопасности Макфарлейн, хотя оба они старались не появляться на авансцене. Джим Гудби, по— видимому, примыкал к этому крылу.

Но против соглашения с Советским Союзом буквально восстали министр обороны Уайнбергер и директор ЦРУ Кейси. Как пишет в своих мемуарах Дж. Шульц, «они не хотели иметь никаких дел с Советами и сопротивлялись любым изменениям в наших переговорных позициях после того, как они были раз изложены».

[92]

Их активно поддерживали влиятельные политические силы в Вашингтоне — замминистра обороны Ричард Перл, директор Агентства по контролю за вооружениями Кеннет Адельман, представитель США при ООН Джин Киркпатрик.

Обе стороны апеллировали к президенту, но тот быстро погасил страсти, решив спор в пользу госдепартамента.

А вот в Москве борьбы не было: там просто уже никому и не с кем было бороться. Андропов умер, Черненко умирал, Устинов болел. Неожиданно в сентябре от руководства Генштабом был отстранён маршал Огарков и послан подальше от Москвы командовать войсками вновь созданного «Западного направления»

[93]

. Наступало междуцарствие и Горбачев пока не высовывался. Громыко оставался у руля внешней политики один и медленно уступал не кому— нибудь, а обстоятельствам, которые под напором Вашингтона складывались все хуже и хуже.

И главной темой закулисных дебатов той осенью было возвращение за стол переговоров в Женеве по ядерным вооружениям. В том, что возвращаться придётся, сомнений ни в МИДе, ни в министерстве обороны практически не было. Спорили лишь о том, как это лучше сделать без потери лица, и нет ли возможности заставить американцев заплатить за это хоть какую— то цену.

На совещании в Генштабе 27 октября 1984 года было решено предложить американцам рассматривать стратегические, космические и евростратегические вооружения в комплексе. Но при этом строго обусловить сокращение стратегических вооружений и ракет средней дальности отказом США от создания и развёртывания вооружений в космосе

[94]

. Это была та самая цена, которую должны были заплатить американцы за возвращение советской делегации в Женеву.

Правда были и скептики, в том числе в МИДе, а среди них ведущие переговорщики по ядерному разоружению –Карпов и Квицинский. Их анализ показывал, что урвать что— либо нам вряд ли удастся. В таких переговорах больше заинтересован Советский Союз, и если уж кому— то придётся платить, то это будет Москва.

Прежде всего потому, что в её интересах остановить или хотя бы задержать развёртывание американских Першингов в Европе. А отсутствие переговоров по стратегическим вооружениям  может нанести серьёзный ущерб интересам СССР. Американцы не ратифицировали Договор ОСВ— 2, и паритет по стратегическим вооружениям, которого так долго добивалась Москва, может быть нарушен ими в любой момент. Тогда нам придётся браться за создание новых программ вооружений, а это грозит серьёзными последствиями для советской экономики. Тем более что рейгановская программа СОИ ставит под вопрос дальнейшее существование Договора по ПРО.