Однако Горбачёв знал об этих настроениях. Поэтому уже 14 октября, на следующий день после своего возвращения в Москву, созвал Политбюро, чтобы одобрить свою политику на встрече с Рейганом. Это был проверенный способ заткнуть рот всем недовольным: партийная дисциплина тогда ещё строго действовала.
И «старая гвардия» в Политбюро, несмотря на скептический настрой, Горбачёва поддержала, назвав Рейкьявик «важным международным событием». Разумеется, в резолюции Политбюро вся ответственность за отсутствие соглашения возлагалась на США. Но подчёркивалась важность продолжения переговоров с американцами, чтобы не упустить этот «исторический шанс».
На заседании Горбачёв страстно доказывал, что встреча в Рейкьявике по своим результатам стоила того, чтобы её провести.Во— первых, она показала всему миру, что Советский Союз готов к серьёзным переговорам о разоружении.
Во— вторых, на ней Рейган продемонстрировал готовность к сокращению ядерных вооружений, что можно будет использовать в дальнейшем.
В— третьих, Рейкьявик внёс разногласия в НАТО, где критикуют готовность Рейгана идти на такие сокращения ядерных вооружений без консультаций с союзниками и одновременно за упорство в отстаивании программы «Звёздных воин» любой ценой.
В то же время Горбачёв не скрывал раздражения «упрямством Рейгана». Делясь впечатлениями с коллегами по Политбюро, Горбачёв говорил, что Рейган «отличается крайним примитивизмом, пещерными взглядами и интеллектуальной немощью». Им во всю манипулирует военно— промышленный комплекс США.
В общем, «успех» в Рейкьявике, о котором трубила официальная пропаганда обеих стран, не привёл к улучшению советско— американских отношений. Хуже того, конфронтация возросла.
Недели не прошло после Рейкьявика, где Рейган и Горбачёв пламенно убеждали друг друга в необходимости улучшения отношений, как 19 октября Москва объявила о высылке 5 американских дипломатов в качестве ответного шага за высылку советских дипломатов из Америки, которая произошла месяц назад — 17 сентября. Причина вся та же — взаимные обвинения в шпионаже.
Более неподходящего времени для подобной ответной акции трудно представить. Но почему Горбачёв не остановил явно провокационную операцию своих спецслужб? Не утихли эмоции и раздражение упрямством Рейгана? Это до сих пор не ясно.
Однако американцы как будто этого только и ждали. Буквально через день — 21 октября из США были выдворены ещё 55 советских дипломатов. Но и Советский Союз не заставил себя долго ждать. На следующий день состоялось заседание Политбюро. Открывая его, Горбачёв был явно рассержен и произнёс:
— Нам надо обменяться мнениями в связи с новыми враждебными действиями администрации США. Развитие событий после Рейкьявика показывает, что наши «друзья» в США не имеют какой — либо конструктивной программы и делают всё, чтобы накалить атмосферу. И к тому же действуют очень грубо, ведут себя как бандиты.
Его тут же поддержал Соломенцев:
— Да, они ведут себя как бандиты с большой дороги.
И в результате такого обмена мнениями, где наиболее осторожную позицию занимал Громыко, Политбюро приняло решениео высылке 5 американских дипломатов из Москвы. А 250 советских служащих, работавших по обслуживанию посольства США, должны были «добровольно» покинуть посольство в знак протеста против высылки советских дипломатов из Америки.
Это был удар в самую точку. Убирать посольство, починить там кран или ввинтить лампочку теперь было теперь некому. Госсекретарь США Шульц так описывал обстановку в посольстве после всех этих акций:
«Здание посольства выглядело запущенным и грязным крысятником. Кипы старых газет заполонили коридоры, урны с мусором не убирались, люстры светили грязно — жёлтым цветом, а электрические провода змеились прямо по полу.»
В американской печати появились душераздирающие истории, как тяжело приходится послу Хартману самому управлять автомобилем, пробираясь через пробки на улицах Москвы. И фотографии его жены со сковородкой в руках, готовящей яичницу для высоких гостей из Вашингтона.
На фоне этих страстей полемика между Москвой и Вашингтоном нарастала всё больше и больше. Рейган заявил о намерении продолжать крестовый поход против коммунизма во всём мире, назвав конкретно Афганистан, Никарагуа... Горбачёв, естественно, ответил и снова начались публичные обвинения друг друга во всех смертных грехах.
В разгар её в печати появились сообщения о сделке с освобождением американских заложников в Ливане в обмен на поставки оружия Ирану. В нём оказались замешанными крупные чиновники Белого дома. Начался скандал «Ирангейт». Он совпал с выборами в Конгресс, и администрации Рейгана было уже не до Рейкьявика. Американская позиция ужесточилась по всем направлениям.
ТЕАТР АБСУРДА
Вот на таком мрачном фоне Шульцу и Шеварднадзе вновь предстояло встретиться 5 и 6 ноября 1986 года на открытии Венской встречи СБСЕ. Там будет обсуждаться прогресс по трём главным направлениям, или используя терминологию европейского процесса — «в трёх корзинах»: разоружение, права человека и экономическое сотрудничество.
30 октября состоялось Политбюро, на котором Горбачев так определил линию поведения на переговорах с американцами:
— «Шеварднадзе должен в Вене прощупать позицию Соединённых Штатов. Чего же хочет Америка? Извращают результаты Рейкьявика, отступают от него назад. Вновь занялись провокациями, портят атмосферу. И всё больше возникает сомнений –можно ли вообще с этой администрацией чего— то добиться».
Резко против уступок выступил Громыко:
— «Всё что ослабляет нашу позицию –это сейчас не подходит. Вот расширим понятие «лаборатория», а где граница? Это скользкая позиция. Они (американцы) увидели нашу слабинку и жмут по этой линии, вырывают из нас новые уступки.
Вот уничтожим ядерное оружие, останемся без того, что создавали 25 лет и что? Будем полагаться на порядочность американцев? Какая гарантия, что они нас не обгонят в гонке по космосу? Ситуация не такая, что если мы согласимся на дальнейшие уступки, американцы согласятся. Нет, Соединённые Штаты не пойдут на соглашение на равных»
Тут Горбачёв прервал его:
— «Так что рвать переговоры?
— Нет, — ответил Громыко,— идти на частичные соглашения, тянуть переговоры».
Эту дискуссию Горбачёв завершил так:
— «Пока не надо суетиться. Время работает на нас. Вместе с тем не высказывать большую заинтересованность в разоружении, чем у них. Разоблачать, будто из— за экономических трудностей русские всё равно прибегут и будут выпрашивать соглашения. Пакет усиливает нашу позицию. Поэтому никаких развязок. С помощью проекта мы через РСД притягиваем на свою сторону Европу против СОИ, а американцы подвязываем через стратегическое оружие».
Руководствуясь такими указаниями, Шеварднадзе попытался поставить в центр переговоров с Шульцем весь пакет предложений по разоружению, который был внесён Горбачёвым в Рейкьявике. И главное, подтвердить обоюдное намерение ликвидировать ядерное оружие. Но Шульц лишь повторял старые американские позиции и заявил, что в Рейкьявике ни о чём не договорились.
Не лучше обстояло дело и на переговорах экспертов, которые возглавляли всё те же Поль Нитце и Виктор Карпов. Уже при первой их встрече в Вене Нитце шепнул другу Виктору:
— Давай попытаемся зафиксировать всё то хорошее, о чём наши руководители смогли договориться в Рейкьявике.
Что ж, идея была неплохой, и Карпов по началу ухватился за неё. Оба переговорщика хорошо знали друг друга ещё с переговоров ОСВ— 1, начатых в далёком 1969 году. Но, как оказалось на деле, американцы стремились зафиксировать лишь советские уступки по РСД и 50%— ному сокращению СНВ. Естественно, об этом договориться было нельзя, хотя заседали они всю ночь.