Это слишком напоминает классическую формулировку «Екклесиаста»:

И возвратится прах в землю... а дух возвратится к Богу... Еккл 12:7

По разным берегам Средиземного моря разные мыслители, скорее всего и не слышавшие друг о друге, открывают одну и ту же истину.

В творении Когелета она остается в пределах религиозной мысли; для Платона же становится отправной точкой рассуждений, быть может, увлекательнейших в мировой философии, о бессмертии души. Не все в этих рассуждениях специалисты признают безупречным с логической точки зрения, а многое тоже относят к сфере религиозной догматики.

В качестве повода для размышлений укажу напоследок на принцип парности, свойственный природе восприятия, подмеченный и в «Екклесиасте», и в «Федоне», и на мысль, проведенную Платоном хоть и глухо, но различимо, об ограниченном количестве душ, «возвращающихся» в наш мир. Странным образом это коррегируется с новейшими идеями ноосферы о постоянстве объема косной материи, «захваченного» жизнью.

Виды зла и проявления мудрости

По мысли Екклесиаста, и Зло, и Мудрость порождением своим обязаны одному: страху смерти, угнездившемуся в сердце человека, да только по вылете из гнездовья пути их резко разошлись. Зло углубляет страх смерти, Мудрость освобождает от него. Когелет, конечно, не ограничивается общим положением, и текст поэмы пестрит описаниями или своеобразными упоминаниями разных видов зла — и проявлений мудрости.

 Невежество... на... высоте (Еккл 10:6)— вот одно из зол. Торжествующее невежество.

Раб  на коне, а князь в лаптях. Видел я рабов на конях, а князей, ходящих, подобно рабам, пешком. Еккл 10:7

К слову сказать, и этот афоризм стал народной пословицей. Свергнуть князя, чтобы занять его место в «седле», — не обретение свободы, а то же рабство.

Немало зла проистекает из худого приложения богатства и власти. Об этом выше говорилось, напомню притчу (Еккл 6:2) о богаче, которому не дано пользоваться накопленным (добром ли, знаниями, моральным авторитетом), а пользуется — как можно понять — некто, втершийся в доверие к хозяину, сковавший его волю. Случай, как говорится, типический. Вообще полезно бы задуматься, почему именно эти, а не другие случаи выбирает  Когелет, когда возвещает:

...видел я еще зло, какое творится под солнцем... Еккл 6:1

В десятой главе находим наставление, обращенное к царю:

Горе тебе, земля, когда царь твой отрок, и когда князья твои едят рано! Благо тебе, земля, когда царь у тебя из благородного рода, и князья твои едят вовремя, для подкрепления, а не для пресыщения! Еккл 10:16-17

Гигиенические рекомендации, под которыми подписался бы и современный диетолог. Не наедаться спозаранку: совсем не такой уж безобидный совет, когда тебе предстоит работа, да еще если тебе дано решать судьбы людей.

Благо... когда князья ... едят вовремя, для подкрепления, а не для пресыщения. Еккл 10:19

Пиры устраиваются для удовольствия... — предупреждает старец. Еккл 10:19

Поэма наполнена восхвалениями мудрости.

Кто — как мудрый, и кто понимает значение вещей? Еккл 8:1

Человек врожденно обременен тяжестью первородного греха, но предоставлен ему и выбор, и по силам освободиться от гнета: тогда смерть его станет апофеозом и торжеством жизни, как у праотцев наших Авраама, Исаака и Иакова. В этом подлинный оптимизм воззрений Когелета. У человека, постигшего мудрость, суровость лица его изменяется. Еще бы — человек очистился от скверны страха. У того, кто мудрости не познал, душа сперта заботами и беспокойствами и лицо сурово; но потом вступает он на путь мудрости — и лицо его изменяется.

В постижении мудрости, конечно, нет предела. Чваниться мудростью — только свою глупость выказывать. Когелет даже считает такое хвастовство опасным:

...не выставляй себя слишком мудрым; зачем тебе губить себя? Еккл 7:16

Люди озлобляются на того, кто кичится ученостью и слова в простоте не вымолвит... Между прочим, — возможно, это кому-нибудь покажется наивным — среди качеств, присущих мудрому человеку, Когелет не последнее место отводит осмотрительности, осторожности в действиях и высказываниях.

Хорошо, если ты будешь держаться одного и не отнимать руки от другого... Еккл 7:18

Мудрость делает мудрого сильнее десяти властителей... Еккл 7:19

Себя самого Когелет считает далеко не достигшим мудрости...

...мудрость далека от меня. Далеко то, что было, и глубоко-глубоко: кто постигнет его? Еккл 7:23-24

Все это так верно. И ушедшего не постигнуть, и глубины не измерить. Мудрость не конечная истина, знание которой и не дано человеку, а, как бы сказать, определенный образ проживания жизни.

Однако на пути постижения ее выпадали Когелету минуты высшего прозрения.

...Тогда я увидел все дела Божии... (Еккл 8:17) — в восторге вспоминал он.

А каково же заключение, которое он для себя вывел из увиденного, представшего перед его внутренним взором в минуты прозрения? Оно поучительно:

...и нашел, что человек не может постигнуть дел, которые делаются под солнцем. Еккл 8:17

Таковы уж сложность, многообразие, причудливость и немыслимая цельность явлений Олама, открывшихся Когелету, что он застывал в радостном изумлении, смешанном с печалью: сего постигнуть невмочь человеческому разуму...

И на этом заканчивается чтение развернутого свитка «Когелет».

Перелистываем последнюю страницу поэмы. Дочитываем короткую двенадцатую главу. В ней-то и содержится упомянутая в самом начале великая, скорбная лирическая, торжественная музыкальная фреска

СМЕРТЬ ЧЕЛОВЕКА

Она воспринимается как печальный грандиозный по мощи финал симфонии.

Приведу полностью.

В Библии немало описаний смерти. Вспомним Иова. Строфы о смерти здесь по чувству и поэтически неявному выраженному пониманию самого события смерти близки Екклесиастовым.

Иов в горести. Опротивела душе моей жизнь, — жалуется он.

Ему хотелось бы ободриться прежде, нежели отойти в мир иной.

Посмотрите, какая смелость выражений, какой силы мазки бросает на полотно художник!

Прежде нежели отойду — и уже не возвращусь — в страну тьмы и тени смертной; Иов 10:21

в страну мрака, каков есть мрак тени смертной, где нет устройства, где темно, как самая тьма. Иов 10:22

Уподобление невозможное! Чтобы оттенить качество предмета, его сравнивают с самим собой!

Темно, как самая тьма! В страну мрака, каков есть мрак тени смертной!

И эффект достигается поразительный! Мы воображаем себе мрак, гуще которого не бывает, самый мрачный из мраков.

В финале Когелет прибегает не к приему жесткой стыковки, а как раз к противоположному. Перетекание одного смыслового фрагмента в другой происходит совершенно незаметно, и грань между музыкальными темами неощутима.

В конце одиннадцатой и в начале двенадцатой главы (и здесь можно бы поспорить о выборе разделительной черты между главами) читаем «обращение к юноше».

Веселись, юноша, в юности твоей... Еккл 11:9

Следуют советы, пожелания.

...и да вкушает сердце твое радости во дни юности твоей, и ходи по путям сердца твоего... И удаляй печаль от сердца твоего, и уклоняй злое от тела твоего... Еккл 11:9-10

И помни Создателя твоего в дни юности твоей, доколе не пришли тяжелые дни и не наступили годы, о которых ты будешь говорить: «нет мне удовольствия в них!» Еккл 12:1

Так подготавливается переход и следующая строфа — межевая:

 ...доколе не померкли солнце и свет, и луна, и звезды, и не нашли новые тучи вслед за дождем. Еккл 12:2

И далее — картина погребения... но отделить один смысловой фрагмент от другого невозможно: незаметно от ЮНОСТИ Когелет переходит к СМЕРТИ.