Доколе не померкли солнце
и свет и луна и звезды,
и не нашли новые тучи
вслед за дождем.
While the sun,
or the light,
or the moon,
or the stars,
be not darkened,
nor the clouds return
after the rain:
3
В тот день,
когда задрожат стерегущие
дом и согнутся мужи силы;
и перестанут молоть мелющие,
потому что их немного осталось;
и помрачатся смотрящие в окно;
In the day when the keepers
of the house shall tremble,
and the strong men
shall bow themselves,
and the grinders cease
because they are few,
and those that look out
of the windows be darkened,
4
И запираться будут двери
на улицу; когда замолкнет
звук жернова,
и будет вставать человек
по крику петуха
и замолкнут дщери пения;
And the doors shall be shut
in the streets, when the sound
of the grinding is low, and he shall rise
up at the voice of the bird,
and all the daughters of musick
shall be brought low;
5
И высоты будут им страшны,
и на дороге ужасы;
и зацветет миндаль,
и отяжелеет кузнечик,
и рассыплется каперс.
Ибо отходит человек
в вечный дом свой,
и готовы окружить его
по улице плакальщицы;
Also when they shall be afraid
of that which is high,
and fears shall be in the way,
and the almond tree shall flourish,
and the grasshopper shall be a burden,
and desire shall fail: because man goeth
to his long home,
and the mourners go about the streets:
6
Доколе не порвалась
серебряная цепочка,
и не разорвалась
золотая повязка,
и не разбился
кувшин у источника,
и не обрушилось
колесо над колодезем.
Or ever the silver cord be loosed,
or the golden bowl be broken,
or the pitcher be broken
at the fountain,
or the wheel
broken at the cistern.
7
И возвратится прах
в землю, чем он и был;
а дух возвратится к Богу,
Который дал его.
Then shall the dust return
to the earth as it was:
and the spirit shall return
unto God who gave it.
8
Суета сует, сказал Екклесиаст,
всё — суета!
Vanity of vanities,
saith the preacher;
all is vanity.
9
Кроме того, что Екклесиаст был
мудр, он учил еще народ знанию.
Он всё испытывал, исследовал,
и составил много притчей.
And moreover, because the
preacher was wise, he still taught
the people knowledge; yea, he
gave good heed, and sought out,
and set in order many proverbs.
10
Старался Екклесиаст
приискивать изящные
изречения, и слова истины
написаны им верно.
The preacher sought to find out
acceptable words:
and that which was
written was upright,
even words of truth.
11
Слова мудрых — как иглы
и как вбитые гвозди,
и составители их —
от единого пастыря.
The words of the wise are as goads,
and as nails fastened by the masters
of assemblies, which are given
from one shepherd.
12
А что сверх всего этого,
сын мой, того берегись:
составлять много книг —
конца не будет,
и много читать —
утомительно для тела.
And further, by these, my son,
be admonished: of making many
books there is no end;
and much study
is a weariness of the flesh.
13
Выслушаем сущность всего:
бойся Бога и заповеди Его
соблюдай, потому что
в этом всё для человека;
Let us hear the conclusion
of the whole matter:
Fear God, and keep his commandments:
for this is the whole duty of man.
14
Ибо всякое дело
Бог приведёт на суд,
и всё тайное,
хорошо ли оно, или худо.
For God shall bring every work
into judgment, with every secret
thing, whether it be good,
or whether it be evil.
ЧЕРНОЕ СОЛНЦЕ КОГЕЛЕТ
Яков Кумок
Я.И.Кумок (1932-2011) - советский писатель. Родился в Минске. В годы войны семья попала в Ташкент, где он и вырос. Окончил геологический факультет Среднеазиатского университета, ряд лет работал геологом. В 1956 году начал печататься, несколько лет работал в ташкентской газете, а затем переехал в Москву. Написал книги о Губкине, Федорове, Карпинском в серии ЖЗЛ, романы «Петроглив», «Мулимойе», рассказы. В 70-е г.г. написал комментарии к Экклесиасту, иллюстрации к которым сделал Эрнст Неизвестный, затем вместе с тем же художником участвовал в двуязычном издании «Книги Иова», а в 2005 году вышел их же совместный труд «Пророки».
Явление Екклесиаста
Вдруг!.. — из-за медлительных, ухоженных, напевных строк Чехова — выкатилось: косматое, скорбное: опалило... Не помню (был мальчишкой), в каком рассказе... вроде бы — в «Тоске», сейчас заглянул, там другое: «Кому повем печаль мою». (И тоже: «Ко-му по-вем пе-чаль мою-ю...» Красо-та-то!) И у Толстого не помню где. Не в «Воскресении» же, там из Матфея. Благословенный, однако, обычай: цитации, эпиграфы: кой-чего нам перепадало через них из этой Книги, правда которой оборвалась с пришествием эры разума... Юность невежественная, томительная, бедная, с послевоенными восторгами... Высшая истина, мнилось (и так — внушалось), в образах. В созданиях художественной литературы, кои надлежало с правильных позиций — истрактовать. Но чуяла, видно, душа-то, чураясь бранчливых поучений и подобострастно-злобных радений публицистов, чуяла, неопытная, присутствие в мире иной мудрости...
У Чехова вот что приводилось и ухвачено было, как забытое откровение: потому что во многия мудрости многия печали, и умножающий знания умножает скорбь.
Отчего так сжалось сердце мальчишки, потянувшееся ко многия мудрости. Откуда-то ведь было ему уже ведомо, что познание мудрости обременено печалью и добытая крупица истины приумножает беды в этом мире. Но отчего так неотвязно влечет она — Истина?
...дал Бог сынам человеческим, чтобы они упражнялись в том... (Еккл 1:13)
И опять пытал себя удивленно: откуда ведомо — до чтения? Разве память прошлого — не моего — во мне — есть? И: зачем дана людям к познанию мучительная тяга, от нее возрастает печаль? И: откуда было известно ему... тому... три тысячи лет назад? Тогда и знать-то еще ничего не знали. Тогда еще знаний не было.
...это тяжелое занятие дал Бог сынам человеческим...(Еккл 1:13)
Тяжелое!
А ведь и его это тяжелое занятие влекло три тысячи лет назад... влечет и меня... и вдруг ощутил человеческую к нему близость. Много лет спустя, читая в первый раз «Екклесиаст», почувствовал это снова: он признается, что, веселясь, не веселится, а познает веселие: не так ли и я, веселиться неспособный, не веселюсь, а предаюсь веселию, испытываю его, пропуская чувство сквозь решето наблюдения, чтобы извлечь — что? Мудрость? Зачем?