В июле в жизни Дэна произошли определенные перемены. Он и Чжо Линь получили разрешение воссоединиться с детьми. Все опять собрались в старом доме. «Отец и мать смогли не только увидеть своих сыновей и дочерей, но — что их еще больше обрадовало — повидаться с любимыми внуками», — пишет Маомао¹⁰³.

Здесь, в небольшом одноэтажном особняке, в ночь с 27 на 28 июля они испытали удары страшнейшего землетрясения, сила которого в эпицентре, находившемся в 150 километрах к западу от Пекина, в городе Таншане, достигала 7,8 балла. Миллионный Таншань оказался полностью разрушен. По официальным данным, в нем под завалами погибло более 240 тысяч человек, свыше 160 тысяч были ранены[83]. Маомао вспоминает: «Я выбежала в коридор, громко крича: „Землетрясение! Землетрясение!“ В это время сзади меня раздался грохот, я повернулась и увидела, что вдруг разрушилась бóльшая часть потолка коридора… В это время Дэн Линь и Дэн Нань тоже выбежали из своих комнат. Мы посмотрели друг на друга и разом громко закричали: „Папа! Мама!“… Мы… проникли [в их комнату] и увидели родителей, крепко спавших. Они приняли снотворное и не могли проснуться. Мы поторопились их разбудить и помогли им быстро выбраться наружу. В это время небо качалось, земля ходила ходуном, из ее глубоких недр доносился однотонный мощный гул, повергавший людей в ужас… Вдруг Дэн Линь громко закричала: „Там же еще дети!“ Внезапно застигнутые опасностью, мы только и думали, что о папе с мамой, а о детях совсем забыли. Развернувшись, мы бросились в шатавшийся дом, схватили спавших детей в охапку и выбежали во двор»¹⁰⁴.

После этого долгое время Дэн с семьей ютился около дома под наскоро сколоченным тентом. На улицах и во дворах обитали тогда большинство пекинцев. В чудом уцелевшие, но полуразрушенные дома люди боялись возвращаться.

В создавшихся условиях жителям столицы да и других районов страны стало совсем не до критики Дэна. Все только и говорили, что о землетрясении. Массовой пропагандистской кампании так и не получилось.

А вскоре весь Китай потрясла еще одна новость: 9 сентября в 00 часов 10 минут скончался Мао Цзэдун. Вся страна погрузилась в траур. 18 сентября на митинг памяти Мао на площади Тяньаньмэнь собрались более миллиона человек, траурные собрания прошли во всех городах и «народных коммунах». В три часа дня на три минуты в скорбном молчании под непрерывный гудок заводов и фабрик замерла вся страна. С траурной речью на площади Тяньаньмэнь выступил Хуа Гофэн. Он заявил, что «Председатель Мао Цзэдун будет вечно жить в наших сердцах», и призвал всю партию, армию и народы Китая, «обратив горе в силу», выполнить завет «великого кормчего»: «Проводить марксизм, а не ревизионизм; сплачиваться, а не идти на раскол; быть честным и прямым, а не заниматься интриганством». (Этот завет Мао дал партийным и военным руководителям в августе 1971 года¹⁰⁵.) При этом Хуа выдвинул ряд задач во внутренней и внешней политике, подчеркнув, в частности, необходимость продолжать революцию при диктатуре пролетариата и «углублять и развивать критику Дэна и борьбу с правоуклонистским поветрием пересмотра правильных оргвыводов»¹⁰⁶.

Смерть Мао переживал и Дэн. Конечно, «великий кормчий» часто бывал несправедлив к нему, но ведь не дал же он «четверке» уничтожить его! А мог бы отправить вслед за Лю Шаоци! Дэн чувствовал, что потерял великого Учителя и старшего товарища. 18 сентября вместе с семьей он организовал дома свою траурную церемонию. Надев черные повязки и встав полукругом, он и его домочадцы молча кланялись портрету покойного¹⁰⁷. Позже Дэн скажет о „Мао: «Мы… ни в коем случае не можем недооценивать великих заслуг товарища Мао Цзэдуна. Ни при каких обстоятельствах не можем умалять светлого образа товарища Мао Цзэдуна на протяжении всей истории китайской революции… Тех, кто не повиновался ему, он хотел проучить, но все-таки знал меру»¹⁰⁸.

Учить Дэна продолжали и преемники Мао: Хуа Гофэн и «группа четырех», возобновившие массовую кампанию его критики и все еще державшие его под домашним арестом. Правда, режим содержания Дэна был по-прежнему мягким: ему и Чжо Линь просто не разрешали выходить на улицу. Но все остальные члены семьи пользовались свободой, а потому могли служить связными между отцом и остальным миром. Что они и делали, принося Дэну газеты и передавая слухи.

Именно от одного из членов семьи, Хэ Пина, мужа Маомао, Дэн 7 октября 1976 года узнал потрясающую новость, о которой пока официально не сообщалось: за день до того в Чжуннаньхае Хуа Гофэн арестовал членов «группы четырех», включая вдову Мао Цзэдуна Цзян Цин, а также племянника «великого кормчего» Мао Юаньсиня! Об этом родителям Хэ Пина по секрету рассказал старый боевой товарищ, имевший доступ к секретной информации. А те тут же поделились радостью с сыном.

— Все быстро сюда! Быстро сюда! — закричал Хэ Пин, влетая в дом тестя.

«Волосы и лицо у него [были] потные и вид возбужденный, — пишет его жена, — и [мы] поняли, что случилось что-то важное. В то время мы все боялись, что в доме установлены подслушивающие устройства, и поэтому, когда надо было сообщить что-либо важное, мы принимали меры предосторожности и говорили тихо. На этот раз отец, мать и бывшие тогда дома Дэн Линь, Дэн Нань и я — все мы направились в уборную, закрыли дверь, открыли посильнее кран ванны. Под шум льющейся воды мы окружили Хэ Пина и выслушали его рассказ о ходе разгрома Центральным комитетом партии „группы четырех“. Отец слышал плохо, шум льющейся воды был сильным, поэтому он часто задавал вопросы, когда что-либо не мог расслышать»¹⁰⁹. Дэн Линь, Дэн Нань и Маомао прыгали от радости, а сам Дэн в волнении мял пальцами сигарету, забыв, что хотел ее закурить.

Да, новость действительно была сногсшибательной! Дэн понял, что «тихий» Хуа Гофэн решился арестовать «четверку», несомненно вступив в союз с высшими чинами армии, то есть с людьми, до сих пор примыкавшими к нему, Дэну. Никаких подробностей переворота он, понятно, не знал, но ведь и новичком в политике не был. Восторг переполнял его!

Десятого октября он написал письмо Хуа Гофэну, за три дня до того единогласно избранному на заседании Политбюро Председателем ЦК и Военного совета ЦК, в котором выразил свою радость: «Центральный комитет партии под руководством товарища Гофэна разгромил эту группу негодяев, одержав великую победу. Это победа социализма над капитализмом, которая укрепит диктатуру пролетариата и предотвратит капиталистическую реставрацию, это победа идей Мао Цзэдуна и революционной линии Председателя Мао. Вместе со всем народом я испытываю искренние чувства огромной радости и, не в силах сдержать свои чувства, громко кричу: „Да здравствует! Десять тысяч раз да здравствует!“ Да здравствует ЦК партии под руководством Председателя Хуа! Да здравствует великая победа партии и дела социализма!»¹¹⁰

Детали переворота стали известны ему позднее, и он лишний раз убедился в том, что в его стране, как и прежде, именно армия играла главную роль. Иными словами, только «винтовка рождала власть». (Как мы помним, сам Мао еще в 1927 году говорил об этом.)

Короче говоря, вот что произошло. После смерти «великого кормчего» Цзян Цин и ее сторонники стали делать все возможное, чтобы изолировать Хуа. Готовили они удар и по ветеранам. Цзян то и дело требовала исключить Дэна из партии, а Ван Хунвэнь призывал свергнуть вновь появившийся в ЦК «ревизионизм». «Борьба еще не закончилась», — твердил он. В том же духе выступал Чжан Чуньцяо¹¹¹. Не удивительно, что старые кадры внутри и вне армии заволновались. Не чувствовал себя уверенным и Хуа Гофэн. Это и стало основой их объединения.

Ключевую роль в заговоре сыграл министр обороны, маршал Е Цзяньин, которому покончить с «четверкой» завещал премьер Чжоу. После смерти Мао он заручился поддержкой двух других из оставшихся в живых маршалов, Сюй Сянцяня и Не Жунчжэня[84], а также влиятельных ветеранов Ли Сяньняня, Чэнь Юня, Дэн Инчао, Ван Чжэня и бывшего начальника Генштаба Народно-освободительной армии Китая Ян Чэнъу. И уже 12 сентября обсудил вопрос о «четверке» с генералом Ван Дунсином, заведующим канцелярией ЦК, в распоряжении которого находился охранный полк Центрального комитета, воинская часть № 8341. Что ответил Ван, неизвестно, похоже, отмолчался, но упорный маршал не отступил и через пару дней переговорил с самим Хуа Гофэном. Как видно, он действовал смело. Ведь ни Ван, ни Хуа не принадлежали к фракции покойного Чжоу Эньлая, не были они и сторонниками Дэн Сяопина, да и с другими ветеранами не поддерживали неформальных связей. Но Е Цзяньин сыграл ва-банк. «Сейчас они [«четверка»] не пойдут на мировую, — сказал он Хуа, — ведь они с нетерпением намереваются захватить власть. Председатель скончался, и ты должен встать и вступить с ними в борьбу!»¹¹²