В свободное время в дом Дэна приходил Лю Бочэн с семьей. Его жена Ван Жунхуа была под стать Чжо Линь: такая же энергичная, к тому же — почти ее ровесница: родилась в 1917 году. Разница в возрасте у них с Лю была еще больше, чем у Дэна с Чжо Линь — 25 лет, но это не мешало боевой Ван Жунхуа руководить интеллигентным мужем, от которого она к тому времени родила двух сыновей и дочь (последняя, правда, погибла в июне 1945 года в пятилетнем возрасте от рук японского агента, пробравшегося среди ночи в яньаньский детский дом)[34]. Сидели, как правило, за одним большим столом, пили чай и беседовали. Дети же играли на полу. Во время одного из таких визитов Чжо Линь попросила Дэна дать сыну «взрослое» имя:

— Ну что мы его все время зовем Толстячок? Дэн подумал и сказал:

— Ну, давай назовем его Тайхан. Будет Дэн Тайхан.

Но Чжо Линь не согласилась, поскольку старший сын Лю Бочэна и Ван Жунхуа, родившийся в 1939 году, уже носил это славное имя.

— Командующий! — обратилась она к Лю Бочэну. — Ты уже присвоил наше имя. Ну будь уж теперь так добр — придумай имя Панпану!

Лю замялся:

— Такими делами должен заниматься политкомиссар. К командующему это не имеет отношения.

Но Дэн возразил:

— Все знают, что Лю и Дэн — неразделимы. Так что давай, придумывай!

И Лю написал на клочке бумаги выражение: «пуши фан-чжэн», означающее «простой и аккуратный», выбрал из него два иероглифа: «пу» и «фан» и сказал:

— Ну вот. Этот ребенок родился просто и аккуратно. Пусть будет Пуфан. Как вам?

Всем очень понравилось. А Чжо Линь сказала Толстячку:

— Ну-ка, быстренько поблагодари дядю Бобо [так их дети звали Лю Бочэна].

Услышавший это сын Лю Бочэна Тайхан подошел к Толстячку и наклонил его голову перед своим отцом. Все рассмеялись²⁴⁸.

Вот так они проводили свободное время.

А между тем война продолжалась. После фронтального наступления 1946 года, осуществленного Чан Кайши против всех «освобожденных» районов, весной 1947-го гоминьдановцы сконцентрировали удар на двух направлениях: против Яньани на северо-западе и баз коммунистов в Шаньдуне на северо-востоке. 12 марта авиация Чана нанесла бомбовый удар по Яньани и через несколько дней захватила ее. Мао вынужден был покинуть город и вплоть до 1948 года водил порядком измотавшиеся части яньаньского гарнизона и приданные ему воинские формирования по горным дорогам северной Шэньси.

Начали терпеть поражения и коммунистические войска в Шаньдуне, во главе которых стоял знакомый нам еще по французскому периоду жизни Дэна Чэнь И. Тогда Мао привел в исполнение блестящий план: войска Лю и Дэна, временно оказавшиеся не у дел, направил прямо между «клешнями» противника для глубокого прорыва на юг, через Хуанхэ, в тыл самого Чан Кайши, и создания там, в высокогорном районе Дабе на Центральной равнине, новой опорной базы. Этот отвлекающий маневр должен был вынудить Чан Кайши снять ряд воинских частей с северо-западного и северо-восточного фронтов для защиты крупных городов Центральной равнины: Ухани, Цзюцзяна, Наньчана, Шанхая и самой столицы Нанкина. Тем самым стратегические планы генералиссимуса оказались бы сорваны.

Основные контуры операции Мао стал продумывать еще летом 1946 года и тогда же поинтересовался мнением на этот счет Лю Бочэна и Дэна. Те, конечно, горячо поддержали Председателя. По словам Дэна, «стратегическое положение Центральной равнины было чрезвычайно важным… [Равнина представляла собой] своего рода большие ворота, которые вели в расположение врага», а горы Дабе — «калитку рядом с этими большими воротами»²⁴⁹. Лю и Дэн в один голос заверили Председателя, что смогут двинуть на юг от 45 до 50 тысяч солдат и завершить «малый Великий поход» за десять дней. Мао ответил, что надо всё хорошо продумать и подготовиться, после чего вернуться к вопросу²⁵⁰.

И действительно вновь поднял этот вопрос в середине мая 1947 года, когда ситуация на фронтах сложилась крайне тяжелая²⁵¹. 15 мая по его решению было образовано Бюро ЦК по Центральной равнине, секретарем которого Мао назначил Дэна²⁵², а в самом конце июня войска Лю Бочэна и Дэна действительно пересекли Хуанхэ. Накануне переправы, которую справедливо можно назвать «наиболее блестящей военной операцией гражданской войны»²⁵³, Дэн обратился к солдатам со страстной речью: «Мы должны перенести военные действия в районы, находящиеся под контролем Чан Кайши; нельзя допустить того, чтобы враг крушил и рушил всё и вся у нас дома… Наш район, куда входят провинции Шаньси, Хэбэй, Шаньдун, Хэнань, напоминает своими очертаниями на карте коромысло, на концах которого мы несем две ноши, два великих сражения — в северной Шэньси и в провинции Шаньдун. Мы обязаны со всей решительностью осуществить стратегический курс ЦК партии, председателя Мао Цзэдуна… нам надо оттянуть на себя противника из северной Шэньси и из провинции Шаньдун. Чем тяжелее станет наша собственная ноша, тем более благоприятно это будет с точки зрения обстановки в целом»²⁵⁴.

Операция, положившая начало новому этапу в войне — контрнаступлению войск китайской компартии²⁵⁵, получивших в конце марта 1947 года новое название — Народно-освободительная армия Китая (НОАК), завершилась за одну ночь. Десятки тысяч бойцов и командиров на фронте протяженностью в 150 километров переправились через реку и развернули операции к югу от нее. Теперь армия Лю и Дэна готова была двинуться дальше — к горам Дабе. Соответствующий приказ от Мао армия получила в конце июля²⁵⁶ и 7 августа двинулась в путь. Пройти ей предстояло более тысячи ли.

Это был поистине беспримерный марш-бросок. Дело в том, что идти надо было через трясину. К югу от Хуанхэ на многие километры тянулось топкое болото, образовавшееся в результате наводнения великой реки. Тяжелую технику пришлось взорвать: ни автомашины, ни артиллерийские установки нельзя было протащить. Но главное препятствие ожидало бойцов впереди. Путь в горы им преграждала еще одна широкая река — Хуайхэ, которая делит Китай на две части: Северный и Южный. Перейти ее вброд было нельзя, а никаких плавучих средств у солдат не имелось. Люди стали роптать, но неожиданно на рассвете 27 августа уровень воды в реке стал понижаться. Это было поистине чудо! Лю дал приказ начать переправу, и люди с замиранием сердца вошли в воду. Перейдя же реку и оказавшись на другом берегу, все просто остолбенели: вода начала стремительно подниматься!

Ну как тут не вспомнить: «И простер Моисей руку свою на море, и гнал Господь море сильным восточным ветром всю ночь и сделал море сушею, и расступились воды. И пошли сыны Израилевы среди моря по суше: воды же были им стеною по правую и по левую сторону… И сказал Господь Моисею: простри руку твою на море… И простер Моисей руку свою на море, и к утру вода возвратилась в свое место»²⁵⁷.

Кто играл роль Моисея в нашем случае — Лю Бочэн или Дэн, сказать трудно, но то, что Небо определенно благоволило к китайским коммунистам, — точно. Даже атеист Дэн признал: «При переправе через Хуайхэ нам очень помог Небесный Владыка»²⁵⁸.

В общем, двадцатидневный поход был завершен, войска вышли в район гор Дабе, и 27 августа Дэн поспешил доложить Председателю и ЦК о выполнении «исторической задачи». Теперь он рассчитывал за «полгода с небольшим» создать на новом месте стабильный «освобожденный» район. Залогом успеха он полагал «мудрое руководство со стороны Центрального комитета и Председателя Мао»²⁵⁹.

Однако Лю Бочэна, Дэна и их бойцов ожидали новые проблемы. Дэн вспоминал: «Северянам на юге оказалось совсем не легко. Когда мы пересекли Хуайхэ, у многих начался понос»²⁶⁰. Уроженцы севера не могли привыкнуть к южнокитайской кухне: они предпочитали рису лапшу, и их желудки не усваивали острую пищу. Кроме того, северяне не понимали диалекта, на котором говорили окрестные жители, не знали их обычаев и нравов, плохо ориентировались на незнакомой местности. К тому же в первые месяцы Дэн развернул на новых территориях левацкую аграрную реформу, которая коренным образом подорвала доверие населения к пришельцам.