– Успокойся, слышишь! – неуверенно крикнул Ромин отец.

Тем временем Сафиуллин терял остатки сил и решил, что нужно быстрее заканчивать разговор, чтобы никто не пострадал.

– Как… как у Вас поднялась рука на родного сына? – Сафиуллин начал задыхаться: сила внутри него была ему явно не по зубам. – Как… Вы можете жить с мыслью, что совершили самый низкий поступок из всех возможных?.. Как Вы можете до сих пор терроризировать его своими выпадами и обвинениями?.. Вы… Вы не родитель… Вы не отец… Вы не человек…

Из глаз горячим потоком хлынули слёзы – слёзы маленького мальчика, столько лет терпевшего унижения и побои.

– Ромочка, милый! – Мама Ромы, рыдая, бросилась к нему, но Сафиуллин, вовремя поняв, что сил сдерживать Ромин порыв возмездия у него больше нет, вылетел из гостиной и понёсся в свою комнату.

Закрывшись в комнате Ромы, он выскочил на балкон и дал выход эмоциям мальчика. В глазах потемнело, Сафиуллин словно провалился в глубокий колодец и с самого его дна услышал яростный, полный душевной боли крик, эхом отразившийся от невозмутимых каменных стен соседних домов.

Глава 8. Коктейль с наркотиком

Как и каждая ночь, проведённая Сафиуллиным в XXII веке, эта была полна чужих воспоминаний, но на этот раз они принадлежали Роме. Кошмарные отрывки взаимоотношений мальчика с отцом поражали его. Поступки отца ещё в далёком прошлом считались серьёзным преступлением, что уж говорить о светлом будущем. А может, оно не такое и светлое, как показалось Сафиуллину сначала? Может быть, прогрессу здесь поддаётся только наука и социально-бытовая среда, а никак не психология людей? Или семья Ерёминых лишь жуткое исключение, бросающее тень на всё хорошее, что есть в этом новом мире? Что ж, вполне возможно…

На следующее утро Сафиуллин выскочил из дома настолько рано, что впервые пришлось дожидаться девушек. Но совсем скоро к подъезду бесшумно подлетела пара птеромобилей.

Наташа и Лена тут же выскочили из машин и подбежали к нему.

– Ну, как? – спросили они хором.

– Всё хорошо. Поругали меня немного и только, – как можно более небрежно сказал Сафиуллин. Он ещё ночью решил ничего им не рассказывать: отношения отца с Ромой – их личное дело и, если мальчик никогда не рассказывал о них друзьям, то и ему, Сафиуллину, тем более не стоит посвящать их в это.

– Хоть одна хорошая новость, – тяжело вздохнула Наташа, и Сафиуллин только сейчас заметил, какая она усталая: под красными глазами мешки, лицо кислое, волосы растрёпанные. Лена тоже не выглядела ослепительной, какой была везде и всегда при любых обстоятельствах.

– Что-то случилось? – нахмурившись, спросил он. – Вы выглядите…

– Пожёванными и выплюнутыми? – подсказала Лена, улыбнувшись. И всё-таки улыбка её всё ещё обворожительна! – Дежурство прошло не лучшим образом…

– В смысле? Что-то с Пальчиковым? – насторожился Сафиуллин.

– Да. Ночью у него пошла сыпь и начала быстро повышаться температура – ответная реакция организма на длительное применение биоморфа, – пояснила Лена. – Я уменьшила дозу и прибавила немного слабого успокоительного. Так обычно не поступают, но у нас ведь необычный случай, правда?

– И как он сейчас? – поторопил её Сафиуллин.

– Состояние нормализовалось, но боюсь, что ненадолго. Длительное пребывание в таком состоянии почти равносильно коме и может повредить здоровью, да и придумывать отговорки для родителей Юры я устала: они уже начинают беспокоиться… В общем, нужно либо срочно придумать, как разрушить нейронные сетки, либо выпустить Пальчикова.

– Над первым вариантом я опять билась всю ночь, – устало проговорила Наташа и сокрушённо покачала нечесаной головой. – Ничего. Ни малейшей зацепки. Все средства ведут к общей гибели нейронов, независимо от принадлежности к чьей-либо памяти. Они в лучшем случае приведут к амнезии, а в худшем – к аутизму или даже смерти.

– Но опускать руки нельзя, верно? Мы найдём способ, – подбадривал их Сафиуллин, на что девушки вяло улыбнулись.

– Да, конечно, мы будем продолжать работу, – сказала Наташа, – но что делать с Пальчиковым?

– Раз надо его выпустить, значит, так тому и быть, – просто ответил Сафиуллин.

Наташа и Лена воззрились на него с нескрываемым удивлением.

– Да ты что! Он же нас моментально выдаст со своими «ясень-пень» и «дохтуры»! – изумлённо сказала Наташа. – Лучше уж тогда самим сдаться!

– Спокойно, у меня уже появилась кое-какая идея, – хитро улыбнулся Сафиуллин. – Ему же не обязательно всё время находиться в сознании, так? Нам же нужно только дать отдохнуть его организму от снотворного и одновременно показать его общественности: вот, дескать, он жив, не волнуйтесь. Я думаю, что для этого достаточно двух дней. Затем мы снова погрузим его в спячку, а для всех он снова с головой погрузится в работу над выпускным проектом.

– Да, но за два дня он может натворить всё, что угодно, – сказала Лена.

– Не бойтесь, я с ним договорюсь, – уверенно сказал Сафиуллин и направился к птеромобилям.

Девушки не сводили с него испуганных взглядов.

В школе Сафиуллин чувствовал себя довольно неуютно. Мало того, что многие ученики и учителя подозрительно косились на него, будто он был бомбой и мог взорваться в любую минуту, так ещё и Юля Егорова весь день не сводила с него глаз и петляла за ним по коридорам во время перемены. Он был уверен, что она обязательно подошла бы к нему, если бы он не был постоянно рядом с Наташей и Леной. К откровенным разговорам от имени своего прапраправнука Сафиуллин был совершенно не готов, поэтому он всеми силами пытался избегать встречи с Юлей наедине и даже попросил Наташу не отходить от него на переменах, отчего она вдруг мгновенно стала пунцовой.

Но, к огромному счастью Сафиуллина, учителя всё ещё придерживались своей щадящей политики – почти не спрашивали домашнее задание и отпускали после двух-трёх уроков, – и к десяти часам друзья уже были в пришкольном парке, где Сафиуллин поведал девушкам свой план относительно Пальчикова. Наташа и Лена долго спорили с ним, расспрашивая о нюансах и прогнозируя возможные проблемы и пути их решения, но, в конце концов, согласились, и они все вместе полетели в лабораторию немедленно осуществлять свой план.

Лена довольно быстро отключила Пальчикова от капельницы и всех приборов и друзья, с опаской глядя на бездвижное тело Юры, стали ждать, пока он очнётся.

Пальчиков пришёл в сознание минут через пять. Поняв, где он находится, и вспомнив, что с ним случилось, Ефим порывисто встал с кушетки и принялся затравленно оглядываться по сторонам.

– Успокойтесь, Ефим, мы не сделаем Вам ничего плохого, – сразу же заговорил Сафиуллин, пока он снова не предпринял попытку сбежать.

– Выпустите меня, умоляю! У меня ничего нет: ни денег, ни дома, ни скотины, – заныл Ефим, чуть не плача. – Ради Бога, пустите! У меня жена и дочка голодные… Я ж ихний кормилец единственный…

– Вот мы и хотим помочь вам немного заработать, – поспешно сказал Сафиуллин, показывая ему открытую ладонь с блестящими на ней золотыми монетами.

На самом деле это были обычные медные монеты, покрытые тонким слоем очень похожего на золото дисульфида олова, который Сафиуллин приготовил незадолго до пробуждения Ефима в этой самой лаборатории. Вспомнив, как Ефим переживал пропажу денег, когда проснулся в прошлый раз, Сафиуллин решил воспользоваться его очевидной стеснённостью в средствах. И у него это явно получалось. Монеты моментально приковали к себе алчный взгляд Пальчикова. Клюнул!

– Может быть, обсудим это за чашкой чая? – предложил Сафиуллин, располагающе улыбаясь и второй рукой поднимая со стола большую бутылку водки.

Водка тоже была не совсем обычная. Сафиуллин для верности подмешал в неё наркотическое вещество средней силы. Оно по плану в сочетании с алкоголем должно окончательно затуманить сознание Ефима, чтобы он потерял способность к критическому мышлению и не разоблачил его неумелый обман. Более того, наркотик ослабляет волю, так что Пальчиков должен стать более покладистым и быстрее согласится им помочь. Между тем наркотик не вызывал привыкания в небольших дозах и почти не вредил здоровью. Наташа сама приготовила его, очень надеясь, что об этом никто никогда не узнает.