Когда принимаешь решение, чувствуешь себя таким счастливым, таким легким. Но нелегко сделать выбор, подчинить своей воле собственную жизнь. И вот теперь я это сделал.

«Топаз», «Мариус» и «Фанни» — написаны и по мере моих возможностей отшлифованы. Я расстаюсь с драматургией, так как мне давно уже пора кое-что сделать, на что у меня никогда не хватало времени. Считаю нужным сказать об этом читателю и объясниться.

Я получил литературное образование, прошел, как все, курс классической средней школы. К двадцати пяти годам я имел несколько университетских дипломов и читал в подлиннике Гомера, Вергилия, Гете, Шекспира. Но по простоте сердечной думал, что три в квадрате — шесть.

Разумеется, в лицее я проходил курс математики и точных наук, но это был краткий, урезанный курс обучения, приспособленный к «литераторам», потому что мы были не в состоянии понять ход научного рассуждения да и не могли успеть за два часа в неделю пройти всю геометрию, алгебру, арифметику, физику, химию и астрономию. Наш добрый учитель, фамилия которого была Кро и который продавал нам (с убытком для себя) отпечатанные на гектографе свои лекции, относился к нам с большой нежностью и большим презрением. Когда он объяснял нам какую-нибудь изящную формулу, он говорил:

— Я не могу объяснить вам, каким путем к ней приходят, вы не поймете, но постарайтесь выучить ее наизусть. Уверяю вас, что она точна и ее исходные положения — обоснованны.

В общем, нам преподавали не науку, а научную религию, это было беспрестанное приобщение к «тайнам».

Вот почему десять лет спустя я открыл однажды учебник по физике, вот почему я прочел его от корки до корки.

Иной раз, когда ученик задавал ему вопрос, Кро пытался дать объяснение, но беглое, поверхностное, приблизительное, не углубляясь в суть вопроса, точь-в-точь как хорошо воспитанный человек, который вынужден рассказать непристойную историю при дамах. Он «подтушевывал».

Среди даваемых им формул иные бывали восхитительны. Взойдя на кафедру, он декламировал с высоты своих подмостков:

Кто и шутя и скоро пожелает ПИ узнать, число, уж знает [113] .

И улыбался. И эта улыбка говорила: «Что поделаешь! Для „литераторов“ приходится приправлять науку поэзией».

Бывало, прочитав такой стишок, он оглядывал нас, веселый, сияющий, и словно спрашивал: «Каково, а? Слышали ли вы что-либо подобное?»

И весь класс, в изумлении от того, «кто и шутя и скоро пожелает», обрадованный, что сей «Кто», пожелав узнать, «уж знает», выражал свой восторг продолжительным мычанием.

Кро стучал по кафедре громадным деревянным циркулем и говорил:

— Будет вам, господа! Не презирайте Музу, когда она приходит на помощь Науке.

Занятия по физике и химии вел преподаватель Онето. У него была черная бородка, и он походил на Мефистофеля, только на совсем молодого; пользовался он большим уважением и был человеком великой доброты.

Он так же картавил, как Кро, и так же, как Кро, относился к нам с ласковым презрением. Совершенно идиотская программа, принятая в лицее, требовала от него пройти за сто пятьдесят уроков всю физику и всю химию с озорными юнцами, которые не умели решить уравнение первой степени и попадали к нему прямо после лекций по философии, то есть напичканные Беркли, Фихтевской «песчинкой», «категорическим императивом» [114] , прагматизмом, Огюстом Контом и «баралиптоном» [115] .

И вот, чтобы позабавить нас, круглых дураков, какими мы тогда были, он с необыкновенным терпением показывая нам физические опыты. Когда я вспоминаю уроки естествознания, я вижу кусочек железной проволоки, пылающий в банке с кислородом; ртутную лампу, которая зеленит бородку Онето, хоть она черна как смоль; пробирку, которую он встряхивает и говорит: «Сейчас увидите, оно станет синим» (и оно становится пурпурно-алым); наконец, я вижу (апофеоз моих уроков физики!), вижу ошалевший кусок натрия, который стреляет как из пушки на поверхности чего-то в сосуде, смахивающем на ночной горшок, и мечет, сердито плюясь, мгновенные молнии в самом центре подводного пожара.

Эпические стихотворения Кро и громокипящие фокусы Онето позволили мне сдать экзамен на степень бакалавра, ничего не смысля ни в физике, ни в математике. Но эти добрые учителя научили меня, без моего ведома, тому единственному, чему дано было им научить, и, по-моему, самому важному: они научили меня хотеть знать.

[1] У французских школьников четверг — свободный день.

[2] «Стальные ноги» — плутовские похождения трех бродяг Крокиньоля, Рибульденга и Филошара, печатавшиеся в начале нашего века. Многочисленные варианты «Стальных ног» в виде серии рисунков с кратким текстом и сейчас еще выходят во Франции.

[3] Гарига (прованс.) -пустошь на каменистых склонах гор Средиземноморья, поросшая вечнозелеными низкими кустарниками.

[4] О б а н ь — город на юге Франции, неподалеку от Марселя.

[5] Э кс — город в двадцати восьми километрах к северу от Марселя.

[6] Штатные учителя городской начальной школы во Франции получают жалованье в мэрии.

[7] Абд-эль-Кадир (1808-1883) — национальный герой Алжира, возглавлявший народное восстание против французских захватчиков в 1832 — 1847 годах.

[8] Тамтам — ударный музыкальный инструмент.

[9] Префектура — управление департаментом, административным округом во Франции.

[10] Руссильон находится в Восточных Пиренеях, на границе с Каталонией, северо-восточной областью Испании.

[11] По обряду христианской церкви, верующие, причащаясь, едят хлеб и пьют церковное вино, так как хлеб и вино — символы «тела и крови Христа».

[12] К а л а с Жан — французский протестант, казненный в 1762 году по ложному обвинению в убийстве сына, принявшего католичество. Знаменитый французский писатель Вольтер, убежденный в ложности обвинения, добился в 1765 году посмертной реабилитации Каласа.