— Так, мой мальчик, пора с этим заканчивать. У нас полно работы. Я ухожу к себе. Блендон сегодня летит в Лос-Анжелес, вы в курсе? Нужно заняться им как следует. Приходите, пообедаем вместе. Но вначале закончите все с Элен.

Он шагнул к дверям, но тут же довольно театрально, словно стараясь показать, что только что вспомнил, обернулся.

— Ах да, Билл, вот что еще я вам хотел сказать. Вчера мы получили медицинское заключение бедняги Лэмберта. Ему придется отказаться от поста вице-президента.

Когда он замолчал, откашлявшись, чтоб подчеркнуть важность своего решения, зазвонил телефон. Кивнул, чтобы я снял трубку. Я чувствовал, что он хотел сказать, и, идя к аппарату, испытывал странную смесь возбуждения и обиды. На связи был отель «Бельвью Стратфорд» из Филадельфии. Звонила Бетси. Но, как ни странно, ее голос не вызвал у меня чувства вины, а только внезапное теплое ощущение радости и безопасности.

— Я позвонила домой, и Элен мне сказала, что ты, скорее всего, у отца. Билли, ты видел газеты?

— Да, все мы видели.

— Меня это потрясло. Надеюсь, все в порядке, а? Хочу сказать, с Дафной…

— Да-да, — поспешил уверить я, — все в порядке.

— Правда?

— Конечно. Не беспокойся. Я все расскажу при встрече. Ты вернешься сегодня вечером, как намечала?

— Да. Здесь все идет отлично. Хелен Рид просто великолепна. Ах, Билли, ты даже не знаешь, как мне полегчало. Я так перепугалась. Думала…

Старик похлопал меня по плечу и протянул руку к трубке. Я тут же послушался.

— Доброе утро, Бетси. У меня для тебя есть новость. Я как раз собирался сообщить Биллу, но будет лучше, если послушаешь и ты. Лэмберт уходит на пенсию. Вчера получено заключение врачей. И я пришел к выводу, что только один человек в нашей фирме способен принять у него дела. Моя милая Бетси, отныне ты жена вице-президента.

Размашистым жестом он вернул трубку на аппарат. Довольно ухмылялся до ушей.

— Пока не распространяйтесь об этом, Билл. Не хочу, чтобы это разнеслось раньше, чем будет оформлено официально. Но это дело решенное. Можете не сомневаться. Даю вам слово.

Я не питал никаких иллюзий. Сияющая мина была все той же маской, маской для Элен. Элен он купил билетом в Америку. Теперь хочет купить меня. Как бы глубоко ни увяз я во лжи, но гордости еще не утратил, и она вдруг прорвалась вспышкой гнева:

— Когда это вас осенило, мистер Кэллингем? Десять минут назад? Если это так, мне ничего не надо. Если я не заслуживаю этого места за свои собственные качества, — плевать мне на него.

Это было слишком неумно, но зато я сразу ощутил удовлетворение. Парадная улыбка тут же исчезла. На миг по лицу Старика скользнула тень угрозы. Но тут же в глазах мелькнула искорка удовольствия.

— Ну, вам, однако, палец в рот не клади. Прекрасно понимаете, что к чему. Разумеется, Билл. Разумеется, это место вполне заслужили вы сами. И теперь вы это доказали. Дэйв Мэннерс никогда бы не рискнул сказать мне нечто такое в глаза.

Он долго в упор глядел на меня. Потом его взгляд ушел в себя, лицо сразу стало усталым. И тут, словно не видя меня, он вышел из комнаты.

7

Оставив апартаменты Кэллингема, я поехал домой в такси. Время меня подгоняло. Шел одиннадцатый час; к часу Старик ждал меня на обед с управляющим нашим тихоокеанским филиалом. До этого нужно было переговорить с Элен, ибо Старик непременно поинтересуется, как все прошло. Но если я не свяжусь с Полем и Анжеликой, решающее алиби для нее останется лишь планом у меня в голове, и мое спасение окажется лишь шаткой возможностью.

Входя в квартиру, услышал из гостиной голос Элен. Вначале я решил, что она говорит с Рикки, но потом сообразил, что его еще с час назад Элен должна была отвезти в школу. Вошел в комнату. На подлокотнике кресла сидел лейтенант Трэнт.

При виде его у меня перехватило дыхание. Не ожидал, что он появится так скоро. Увидев меня, Элен тут же вскочила. Считала «неприличным» сидеть в присутствии своего работодателя — кроме, разумеется, детской. Она даже считала, что по положению ей вообще нечего делать в хозяйских комнатах. Эти мелкие знаки уважения должны были меня успокоить. Но атмосферу в гостиной определяла не Элен, а присутствие лейтенанта Трэнта. И он поднялся мне навстречу. Стоял там, улыбаясь мне все с той же ненавязчивостью, как до того у Старика. Но уже не казался мне таким неопытным и совсем не таким наивным.

— А, мистер Хардинг. Мы как раз вспоминали вас с мисс Ходжкинс. Мне хотелось бы поскорее разделаться со всем этим. — Повернулся к Элен, которая уставилась в пол, — неприметная гувернантка, пятое колесо в телеге.

— Так, мисс Ходжкинс, вашими ответами я полностью удовлетворен. Полагаю, нет нужды вас больше задерживать.

Элен вышла из комнаты. Я был почти уверен, что она до последней мелочи выполнила все указания Старика. Но все же лейтенант Трэнт меня чем-то беспокоил. Я как на иголках ждал, чтобы он наконец ушел и я мог у Элен все выяснить. Но он совсем не спешил. Более того, снова уселся на подлокотник.

— Ну, — сказал он, — еще, разумеется, рано делать выводы. Но пока что мы не слишком продвинулись.

— Это плохо, — согласился я.

— Проблема, главным образом, в том, что я до сих пор не нашел никого, кто его в самом деле бы знал. Только Брауны из того дома, и те его едва знали в лицо. Квартиру ему сдала мать миссис Браун. В Нью-Йорк он приехал только недавно. Мне кажется, из Калифорнии.

— Да, точно.

Разумеется, я предполагал, что полиция мгновенно установит связь между Джимми и Анжеликой. Но тут я вспомнил, что сказала мне Анжелика при второй нашей встрече: что она никогда не была на квартире Джимми, всегда он приходил к ней. Значит, пока единственными свидетелями Трэнта остаются Брауны, об Анжелике он вообще не узнает.

Трэнт, отвернувшись, разглядывал картину над камином.

— Такое мог, конечно, натворить заурядный грабитель, но там нет ни малейших следов взлома. Я весьма разочарован, что никто из вас не смог дать мне ни малейшей зацепки. Говорите, вы его едва знали?

— Да, точно.

— Вы познакомились в Нью-Йорке?

Этот вопрос был произнесен таким же равнодушным, таким же безразличным тоном, как и все остальное. Он даже не глядел на меня. Я был почти убежден, что все это ничего не значит, что он просто выполняет предписание и собирает информацию. Но хотя мне и полегчало в отношении Анжелики, напряжение, которое он у меня вызывал, усиливалось.

Попытался ответить в тон ему:

— Да, мы познакомились с ним в Нью-Йорке. Он был другом одного из моих знакомых по Европе. Притащил мне в контору рукопись своего романа — в надежде, что я помогу его пристроить. Именно там он познакомился с Дафной.

— Вероятно, вы можете назвать имя вашего общего знакомого по Европе, мистер Хардинг.

— Чарльз Мэйтленд, — быстро ответил я. — Но мне ужасно жаль, я понятия не имею, где он сейчас.

— Та-ак, — он снова очаровательно улыбнулся. Встав с подлокотника, подошел поближе к картине над камином, чтобы как следует ее разглядеть.

— Это Бюффе, да?

— Да, — я слегка удивился. Что это за полицейский, который разбирается в современной живописи?

Изучая картину, он продолжал:

— Кое-что мы все-таки знаем. К сожалению, немного. Вчера вечером, около шести, Брауны постучали к Лэмбу и спросили его, не пойдет ли он с ними в гости. Тот ответил, что у него уже назначена встреча. Так что, видите, в ту ночь он точно кого-то ждал, с кем-то должен был встретиться, разве что ему не хотелось никуда идти и это просто была отговорка.

Лейтенант Трэнт перестал разглядывать Бюффе и повернулся ко мне. Полез в карман пиджака.

— Единственное, что мы нашли — и к холостяцкой квартире это не слишком подходит — это вот что, мистер Хардинг. Очень сомневаюсь, что вы сможете это опознать.

Вытащил руку из кармана. На его ладони лежал перстень моей матери, который я перед свадьбой подарил Анжелике.

И тут я понял, что боюсь его. Никакого разумного повода для страха все еще не было. В тоне его не было и следа подозрения, и смотрел он на меня по-дружески, без всякой профессиональной настороженности. Но меня давило неотступное ощущение, что он не верит ни единому слову, не верит с самого начала, и оно вызывало страх, соединенный с удивлением и тоской при взгляде на перстень.