— Мама!? Где я? — изумленно спросил он.

— Я не твоя мама, а лишь ее отражение: я твой Ангел хранитель, — ответил бархатный нежный голос. — Мы добавили тебе энергии для преодоления испытаний, предначертанных судьбой. Теперь тебе пора, возвращайся.

Ее последние слова он слышал уже в отдалении, сознанием своим проваливаясь в бездну.

Генрих очнулся и огляделся вокруг. Он сидел в кабине самолета, который летел точно по курсу. «Что это со мной произошло?» — подумал он. «Как будто бы все было во сне».

Вскоре он совершил посадку на своем аэродромном поле. Вырулив на стоянку самолетов, он увидел командира эскадрильи. Генрих быстро вылез из кабины и подошел к комэску.

— Товарищ командир, задание выполнено.

— Молодец, Штайнер, уложился точно по времени. Сколько заходов над целью сделал?

— Для атаки мне хватило одного захода.

— Неплохо, сейчас специалисты проявят пленку, и посмотрим результаты.

На разборе полетов Штайнер был поставлен в пример за отличное выполнение задания.

Вечером Штайнер постучал в уже знакомую дверь. Он услышал мягкий баритон Клауса фон Фрича.

— Дорогой друг, вино уже прокисло, а горячий бифштекс уже успел остыть, но это ничто по сравнении с тем, что ты наконец пришел.

— Извини, Клаус, за опоздание, но у меня была уважительная причина.

— Не надо оправдываться, мой друг. Приходи в любое время, я всегда буду тебе рад. Сейчас редко встретишь порядочных людей. Тебя, Генрих, мне приятно видеть всегда.

— Ну, знаешь, Клаус, твое высказывание относительно моей скромной персоны ставит меня в неловкое положение.

— Ладно, Генрих, извини. Я постараюсь впредь воздержаться от своих восторженных эмоций. Гостя, как правило, словами не кормят, а посему прошу к столу.

Гость присел к столу. Внимательно оглядев вино и закуску, он был удовлетворен.

— Прости, Клаус, но я голоден, как волк.

— Тогда по бокалу моего любимого французского вина «Божеле», и примемся за еду.

— Надеюсь, вино молодое и не более двух недель выдержки?

— Этому вину уже год выдержки, — сказал барон и засмеялся.

— В таком случае сера в нем все-таки присутствует, а вместе с ней теряется особенный вкус молодого вина.

— Я вижу, ты знаток хороших вин. Откуда это у тебя?

— Пусть это остается моим маленьким секретом.

— Ценю тебя за это, Генрих, — восторженно произнес Фрич и продолжил: — А теперь хватит болтать, пора приниматься за дело.

Они выпили вина и принялись с аппетитом поглощать результаты кулинарного искусства хозяина. Утолив голод, Фрич обратился к гостю: — Генрих, у меня к тебе важное дело. Я могу на тебя рассчитывать?

— Безусловно, мы же друзья.

— То, что я тебе сейчас скажу, является секретом особой важности для Германии, а поэтому я хочу, чтобы все это осталось в тайне между нами. Ты должен мне дать честное слово.

— Даю слово чести, все, что ты мне сообщишь, останется при мне.

— Тогда слушай. Гельмут Хюбнер является агентом немецкой разведки. Один из ваших командиров работает на него. Ему доподлинно известны все секретные приказы вашего командования. Я пока не знаю, кто его помощник, но вскоре, пожалуй, смогу узнать, если ты мне в этом поможешь.

— В чем заключается моя помощь? — с интересом спросил Штайнер.

— Тебе нужно наладить контакт с руководством ОГПУ. После этого сообщить им, что среди немцев есть верный человек, который готов давать информацию. Но он опасается за свою жизнь по известным причинам, а посему посредником выбрал тебя, Генрих, потому что верит в твою честность и порядочность. При этом он должен остаться инкогнито.

— Я даже не знаю, что тебе ответить. Трудную задачу ты мне задал. Ты своей секретной информацией вогнал меня в такое положение, что невольно я стал его опасным носителем.

— Не смущайся. Ты должен мне помочь, Генрих.

— Какие уж тут смущения, здесь бояться надо.

— Не понял! Кого бояться?

Штайнер усмехнулся: — Ясно кого: ОГПУ. Их люди долго разбираться не будут, раз, два — и к стенке.

— Ты ошибаешься. Уверяю тебя, сотрудники ОГПУ заинтересуются такой информацией.

— А тебе-то какой в этом прок?

— В этом выигрываю не только я, но и ты тоже.

— Но позволь, никакие дивиденды мне не нужны.

— Прежде чем говорить нет, ты сначала выслушай. Ведь служебная карьера — это не пустой звук, к ней стремится любой уважающий себя человек.

— Это интересно! Хотелось бы послушать.

— Все очень просто, Генрих. Мой интерес — это моя карьера. В случае смещения Хюбнера я могу оказаться на его месте. Это важно для меня. Твой интерес — это твоя карьера. В ОГПУ ты станешь не только своим человеком, но и героем, тогда тебя ждет блестящее будущее. Наша с тобой связь будет подпитывать информацией твое и мое руководство.

— Постой! Ты мне предлагаешь измену, предательство, это чуждое моему разуму гнусное и коварное преступление против моего народа.

— Какого народа? «Die Russische schwai». Нет! Это не твой народ! Ты немец! Твои корни в Германии. Немцы — твой народ. И они ждут от тебя помощи. Я тебе предлагаю сделать карьеру в Германии, на своей исторической родине, и сегодня работать именно для нее. И поверь мне, у нас есть возможность вытащить тебя из России. Ты же сам говорил, что мечтаешь взглянуть на свою историческую родину.

— Ты очень убедительно говоришь, Клаус. Германия — это моя сокровенная и несбыточная мечта!

— Ты не прав, Германия для тебя — это сегодняшняя явь, и ты должен сделать к ней шаг навстречу, тем самым доказать, что ты истинный ее патриот.

— Как бы я не хотел заниматься этой грязной работой, но ради германского народа, только ради нашей дружбы я соглашаюсь с твоим предложением.

— Я лишний раз убеждаюсь в твоей порядочности.

Разговор между ними продолжался еще долго, лишь с наступлением поздней ночи Генрих покинул Клауса фон Фрича.

На следующее утро Штайнер направился в ОГПУ. Раньше положенного времени Жданович выписался из больницы и с улыбкой на лице встречал летчика в своем служебном кабинете. Генрих присел к столу и изложил собеседнику весь разговор с немецким инструктором. Жданович слушал очень внимательно, неловко повернулся и поморщился от боли.

— Не жалеете вы себя, Георгий Михайлович. Раны полагается залечивать в больнице.

— Сегодня это не важно, заживет, как на собаке. Важно другое, и это радует меня. Поверил все-таки тебе этот фон Фрич.

— Вряд ли поверил. Мне думается, здесь нечто иное. Считаю, он собирается про вести свою игру. Я его интересую, пока во мне есть определенная выгода для него. То, что мне он наговорил про немецкий патриотизм, — сплошная чепуха.

— Ты так думаешь? Выходит, он тебя использует в своих темных делах и про агента, который находится в руководстве авиаотряда, умышленно наплел?

— Полагаю, что да. Его замысел очевиден — это заинтриговать ОГПУ и устранить со своего пути Гельмута Хюбнера, — произнес Генрих.

— Гельмут Хюбнер нам интересен. В Германском штабе эта фигура пользуется доверием, и у него здесь, в Ливенске, особые полномочия, связанные с испытанием новейшей авиационной техники.

— Хюбнер здесь фигура значительная и авторитетная, — сказал Генрих, — а вот игра барона Клауса фон Фрича, вышла за рамки, и это меня настораживает.

— И меня тоже. Барон может испортить нам игру, которую мы ведем с Гельмутом Хюбнером.

— Сейчас нужно осторожно подключиться к игре, которую он навязывает, — произнес Генрих.

— Будем считать, что контакт с ОГПУ ты установил. Теперь следующий шаг за ним, — заключил Жданович.

Здание библиотечного хозяйства располагалось на окраине Ливенска, в той ее части, район которой находился недалеко от военного гарнизона, а поэтому частыми посетителями этого заведения были военные. Генрих решил навестить Матильду. Он вошел в здание и прошел в читальный зал. Там находилось несколько человек в военной форме. Он спросил у служащей библиотеки: