Желающих лететь оказалось больше, чем требовалось. Отбирая летчиков, мысленно прикидываю, как искать эту проклятую высоту. Она-то ведь там не одна, на ней нет метровых цифр «168,5». Жаль, не знаю, кто из авиаторов находится сейчас на станции наведения… Со мной идут верные и старые боевые друзья Александр и Павел Карповы, Амбарнов. Из молодежи первыми вызвались на задание Игнатенко и Смирнов. Собрав группу, уточняю порядок взлета, сбора и удара по цели. Предупреждаю: каждый из нас в ответе за успех вылета. Поэтому в воздухе надо быть особо внимательными, постоянно информировать друг друга об обстановке. Об этом, впрочем, можно и не говорить, но такова обязанность командира: даже известные истины следует повторять, чтобы после боя не сожалеть.

Запущены моторы. На крыло моей «семерки» вскочил штурман дивизии майор Абрамов. Он специально для меня привез из штаба дивизии крупномасштабную карту района цели. Вкладывая карту в планшет, в знак благодарности киваю головой. Значит, в штабе дивизии придают этому заданию большое значение.

Группа идет хорошо. Волнение улеглось, и теперь мысли работают в одном направлении. На подходе к линии фронта по взаимному расположению ориентиров определяю место цели. Пора связаться со станцией наведения, получить «добро» на работу. Вместо положенного ответа «Вас понял, разрешаю!» со станции наведения поступила команда: «На подходе с запада группа „юнкерсов“. Атакуйте!». А как же основное задание? Может, изменилась обстановка? Там, на земле, она лучше известна. Приказ есть приказ, и надо его выполнять. Справа вверху я увидел около 30 вражеских бомбардировщиков. Высота у них свыше двух тысяч метров, у нас – восемьсот. Расстояние между нами пять-семь километров, оно быстро сокращается. «Юнкерсы» уже пересекают линию фронта. Повинуясь приказу, доворачиваю вправо, перевожу группу в набор высоты. С тяжелым грузом бомб делать это нелегко. «Юнкерсы» уже почти над головой, открывают люки. Нет, не дотянуться нам до гитлеровцев, поздно спохватились. Сбросить бомбы, чтобы облегчить самолет, нельзя: внизу свои войска. Такой безграмотной команды наведенца еще не приходилось встречать.

К счастью, выручила четверка «яков». Они камнем свалились на «юнкерсы» и разметали их строй. Гитлеровцы начали беспорядочно освобождаться от груза. Чтобы не попасть под бомбы, отворачиваю группу влево и ложусь на курс цели. Ругаю себя за связь со станцией наведения. Хотелось, чтобы все было как лучше, а получилось вон как! На высотке видны взрывы снарядов: это ведет огонь наша артиллерия. Но едва мы перешли в пикирование, как обстрел прекратился. Первый заход делаем холостой – надо определить линию соприкосновения войск. Прижавшись к земле, готовые к атаке наши пехотинцы машут нам руками. Сейчас, друзья, мы вам поможем! С круга по одному пикируем на вражеские траншеи, блиндажи, окопы и уходящие в тыл хода сообщения. Летчики бьют с азартом, прицельно. Бомбы разворачивают бревна блиндажей, снаряды рыхлят траншеи, пулеметы кропят свинцом окопы. Штурмовики выходят из пике у самой земли, оглушая ревом фашистов, втиснувшихся в высоту. Надо подольше подержать их в таком положении, чтобы головы не могли поднять. А наша пехота тем временем все ближе подбирается к первой траншее. Пора давать группе команду на сбор. Уже замелькали фигуры наших бойцов, ворвавшихся на вражеские позиции. Теперь наша пехота довершит дело.

– «Коршун-73», западнее пять километров – танки. Атакуйте!

Голос по радио был категоричный, и это меня рассердило. Чем атаковать? Бомбы и эрэсы сброшены, из боеприпасов остались одни пулеметные ленты! Отвечаю: «Понял!» – и объявляю сбор группы. Чувствую, как неохотно летчики отрываются от цели, от штурма обратных склонов высоты, откуда враг мог выдвинуть подкрепление. Вражеские танки мы обнаружили сразу. Но, присмотревшись, увидели, что там были и наши танки. Уже, наверное, несколько минут длился танковый бой. С двух сторон горели рыжие костры клубами жирного дыма.

Наконец на станции наведения спохватились: «Будьте осторожны, тут наши, противник дальше…» Теперь нам хорошо видны черепашьего цвета коробки гитлеровских танков. Даю команду на атаку и перевожу самолет в пикирование. Моментально небо взрывается зенитными снарядами, они пляшут совсем рядом. Но атаку уже не остановить. Брызнули пулеметные струи, кто-то запасливый приберег несколько пушечных снарядов. Выводим машины над самыми башнями вражеских танков. На бреющем увожу группу на восток.

Израсходованы последние патроны, в баках горючего – только бы дотянуть до аэродрома. Осматриваю группу. В левой плоскости самолета Александра Карпова видна дыра. Пробит руль поворота у Игнатенко. Мотор Смирнова оставляет дымный след. Все это – свежие отметины. Эта атака – дань тому «стратегу», который сидит с микрофоном у рации. Надо обязательно доложить о нем по команде. Разбирается ли он в авиации, умеет ли правильно ее использовать? После посадки первым подходит ко мне Александр Карпов. Со злостью сдергивает с головы совсем мокрый шлемофон.

– Зачем послушался его? – спрашивает меня с возмущением.

– А как бы ты поступил на моем месте?

– Плюнул бы на команду! Ведь мы были безоружными мишенями, могли половину группы потерять! Дыр привезли – техникам на всю ночь латать!

Подошли остальные летчики. Закурили, постепенно успокоились. Теперь можно поговорить без горячки.

– Да, ты прав, могли половину группы потерять, – отвечаю Карпову. – Вчера, помнишь? Шли вдоль линии фронта километров двадцать в сплошном зенитном огне. Я тоже возмущался – зачем? Оказывается, нужно было подбодрить нашу пехоту. Как знать, может, и сегодня не без пользы была наша почти холостая атака. Видел, как их танки заюлили? Думали, мы их бомбами да эрэсами…

– А мы их – горохом из пулеметов! – уже улыбается Саша Амбарнов.

– Напугали – и то добре.

Наступила разрядка. Хорошо, когда вот так, честно и прямо, летчики оценивают свои и чужие поступки. Карпов и Амбарнов – мои друзья, их мнение для меня очень важно. Молодой летчик не всегда его выскажет, помешает субординация. И командир не всегда сможет разубедить подчиненного. Убедительнее всего – совет друга. Всей гурьбой идем на КП. Докладываю о главном – задание выполнено. Подполковник Смыков жмет руки, говорит: