— Такой маленький животик?

— Да уж никак не брюхо, — улыбнулась я. — С тех пор прошло много лет, и мы стали близкими знакомыми, можно сказать, друзьями. Он вышел на пенсию, купил мою машину, потом я жила у него столько, сколько хотела, если мне было нужно.

— У тебя есть дети? — вдруг спросил Брюхо.

— Нет.

— А хочешь?

— Абстрактно, — сказала я. — Не в ближайшие годы.

— Жаль, — сказал Брюхо.

— Почему?

— Я подумал, что если бы у нас родился мальчик, он стал бы Нобелевским лауреатом.

Я поперхнулась креветкой в чесночном соусе. Потом вымученно рассмеялась.

— Это предложение?

— Нет еще, — сказал Брюхо, — мы пока недостаточно знаем друг друга.

Я готовилась узнать Брюхо в эту ночь, нацепив на себя чулки с подвязками и красно-черную комбинацию. Внутри у меня сталкивались и копошились какие–то странные мысли, одной из которых была та, что мне вовсе не улыбалось лишаться свободы, даже таким, вроде бы достойным способом. Но с другой стороны, почетная капитуляция столь незаурядной личности, как Брюхо, влекла за собой конец всем материальным заботам. Окончательно. На всю жизнь.

Брюхо стоял на балконе, разговаривая по сотовому телефону.

— Да, Румяный, сейчас буду, — сказал он и тут увидел меня.

Я наклонила голову и бросила на него взгляд менады. Брюхо сглотнул слюну и затравленно посмотрел на полоску обнаженного тела ниже коротенького пеньюарчика и выше чулок.

— Извини, — сказал он, наконец. — Мне надо идти. Это ненадолго.

Я продолжала молчать, он схватил оба своих мобильника и выскочил из номера. Я села в шезлонг, стоявший на балконе, и вдруг расхохоталась.

Наутро я проснулась на гостиничной кровати, слишком большой для меня одной. Спустившись вниз, я без аппетита съела завтрак, зная, что он входит в стоимость номера. Потом купила в дорогом киоске водостойкий крем для загара и снова поднялась в пустую комнату. Пляж и море заняли меня до самого вечера. В этот день я впервые погрузилась на морское дно с аквалангом за спиной и увидела сказочные кораллы, пестрых рыбок, то есть, еще кое–что узнала о нашем мире, который, оказывается, мог быть прекрасным и под водой. Поверьте, смотреть на подводные съемки по телевизору, это совсем не то же самое, что самой оказаться будто бы на другой планете, где вес тела не ощущается вообще, звуки глохнут, а все окружающее становится плавным и чарующим, как волшебное сновидение. Брюхо не появился и к вечеру. Я решила, что нечего больше ждать, и набрала мобильный номер Сани.

— Он ушел где–то, в час ночи, с тех пор не возвращался.

— Что ты еще слышала? Вспомни все, пожалуйста, — Санин голос на другом конце линии был напряжен, однако спокоен.

— Какой–то Румяный, это был последний, с кем он разговаривал, — ответила я. — Больше ничего. Да я ведь не старалась прислушиваться, хоть и заметила бы что–то необычное, ну, если бы он боялся кого–то, или там был встревожен.

— Хорошо, — сказал Саня, — какой у вас номер комнаты?

Я сказала.

— Не волнуйся, — напоследок успокоил меня Саня, хоть я и не сильно волновалась. — Если что новое будет, звони.

После подводного плавания и многочисленных обычных заплывов я почувствовала, что уже сильно проголодалась. Я могла заказать ужин в номер или спуститься вниз, но торчать весь вечер в гостиничной келье было как–то глупо, а спускаться без пары в чопорный ресторан тем более не хотелось.

Поэтому я оделась попроще, как ходит большинство народа в Израиле, и, накрасив только губы, поймала такси до центра Эйлата. Здесь царила буйная атмосфера отдыха: людские толпы заполняли открытые кафе, резвились на аттракционах, обтекали бесчисленных торговцев сувенирами и бижутерией. Я несколько раз отвечала на заигрывания смуглых парней, принимавших меня почему–то за скандинавку. Один из них так настойчиво звал меня разделить с ним трапезу, что я согласилась, только сказала ему, что я туристка, у меня нет израильского телефона, а живу я с другом в гостинице. Парня это не сильно расстроило, он заказал скромный ужин с пивом в простом кафе, и мы с ним болтали о всякой всячине. Мне оказалось несложно поддерживать разговор, потому что мой новый знакомый никогда не бывал в Стокгольме, зато он весело рассказывал про местное житье, и, наполнив желудки, мы гуляли по набережной, а я решала вопрос, разрешить ему поцеловать себя, или нет. Чувствовалось, что парень, его, кстати, звали русским именем Виктор, имеет на меня серьезные планы.

Наступила полночь, из толпы исчезли маленькие дети, и празднично сверкающая набережная оказалась во власти влюбленных. Пары гуляли, целовались, хохотали, а надо всем этим радостным мирком черное небо благосклонно щурилось мерцанием близких звезд. Мы с Виктором успели побывать на двух дискотеках под открытым небом, выпили по два джина с тоником, и я, признаться, почти решилась на продолжение. В конце концов, уже много лет я не позволяла себе ничего похожего на роман. Может быть, у меня и правда что–то повредилось в мозгах. Виктор был начинающий зубной техник, не самая, надо сказать, романтическая профессия, но и не хуже любой другой. По крайней мере, его улыбка была белоснежной, глаза казались добрыми, и сложен он был так, как и должен быть сложен двадцатитрехлетний парень, недавно демобилизованный из армии. Словом, я не расстроилась, когда в руках у моего ухажера появились ключи от машины.

— Поедем ко мне, — то ли спросил, то ли предложил он.

— Ты будешь думать, что шведские девушки совсем распущенные, — кокетничала я.

— Как будет «Я тебя люблю» по-шведски?

— Их лиибен ду, — сказала я без тени смущения, слегка исказив немецкую фразу. В моем представлении эти языки отличались только тем, что шведы растягивали одни и те же слова.

— Их лиибен ду, — повторил Виктор, мечтательно глядя на меня.

— Мужчина должен говорить «Их лиибен ди», — поправила я.

— Их лиибен ди, — послушно повторил Виктор и снова перешел на английский, — ты замечательная девушка. Я никогда не подумаю, что ты распущенная.

— Мы больше никогда не увидимся, — с грустью сказала я.

— Я приеду к тебе! — пылко возразил Виктор. — По нашим паспортам ведь безвизовый въезд во все страны мира. Купил билет на самолет — и я в Стокгольме через пять часов.

— Я же говорила тебе, что я не одна, — мне было уже немного стыдно лгать ему.

— Так бросай его! — Виктор обхватил мою талию и прижал к себе. Я почувствовала, что только его джинсы едва сдерживают напор возбужденной плоти. — Видно же, что ты его не любишь!

С одной стороны это было привычно, как жужжание мухи под потолком, но с другой–то я знала, что парень увлекся мной, пусть даже моим вымышленным образом, но это было искренне и бесхитростно, а я, кажется, уже не способна вот так простодушно увлечься.

— У нас не принято принимать скоропалительные решения, — английские слова с трудом выдавливались из меня, но ведь это был не родной язык для шведки. — Мы не можем вот так, встретившись всего три часа назад, менять всю свою жизнь.

— Именно так ее и меняют! — воскликнул Виктор. — Мы же молоды, вся жизнь перед нами!

— Я совсем не богатая девушка, — продолжала я, — у меня нет отца, нет денег на счету, я не езжу на «Вольво»…

— Ты говоришь так, будто мы собираемся пожениться, а мы еще и не узнали друг друга. Может быть, мы окажемся несовместимы физически, так ведь тоже бывает.

— Женщина всегда чувствует такие вещи, — промурлыкала я. — Мы слишком хорошо подойдем друг другу.

Виктор потерял дар речи, я нежно провела подушечками пальцев по его груди, и он со стоном впился в мои раскрытые губы.

Не знаю, как мой новый знакомый довел машину до маленькой, если сравнивать с «Принцессой», гостиницы, где он жил, как мы оказались в номере, торопливо раздеваясь и бросая вещи, где попало. Правда, мы поочередно успели принять душ, прежде чем волна страсти Виктора укрыла меня с головой, и я отдалась ему, воображая себя обычной девушкой в постели с нормальным парнем.