Я также с удовлетворением узнал о ходе переговоров между Францией и Швецией, что, по всей видимости, позволит вскоре увидеть вас на стороне тех, кто сражается против Бонапарта. Это было бы очень хорошо для Франции, которая нашла бы в вас поддержку, как только она избавится от вождя, который ее обесчестил…»
Это письмо Моро представляется нам очень важным. Во-первых, потому, что отражает суровую ненависть изгнанника к Бонапарту. Во-вторых, оно подтверждает, что ярый роялист Хид де Невиль, что бы он ни говорил в своих мемуарах, не смог полностью переубедить настоящего республиканца Моро, склонив его на сторону Бурбонов. Генерал признавал возможную их власть только временно, так сказать, на переходный период и только при условии твердых конституционных гарантий. В-третьих, оно ясно свидетельствует о том, что Моро принял решение поступить на русскую службу и вступить в открытую борьбу против Бонапарта. И, наконец, в-четвертых, поступок Моро не обусловлен местью, как часто говорили многие мемуаристы, за свою жену, которая, прибыв в Бордо, подверглась нападкам императорской полиции. Моро еще ничего не знал об этом. Он даже точно не знал, покинула ли она Францию — он всего лишь наделся…
Несколько дней спустя Моро наконец получает письмо, которое его супруга передала через капитана парусника «Wilhelm Guster». В нем она сообщает мужу, что собирается вернуться в Америку. Она намеревалась подняться на борт корабля «L'Erie», отправлявшегося в Нью-Йорк из порта Ла-Рошель.
Письмо успокоило Моро. «Раз “ L'Erie ” еще не прибыл в Нью-Йорк, — думал генерал, — значит, английская морская блокада все еще заставляет американские парусники делать большой крюк южнее обычных транспортных путей. Во всяком случае, моей жены и дочери уже нет во Франции и мне не стоит более опасаться, что Бонапарт оставит их как заложников».
Итак, началась подготовка к отъезду. Дашков считал, что генерала Моро должен сопровождать кто-либо, владеющий русским и французским языками. Жан-Виктор сам выбрал молодого военного атташе при русском генеральном консульстве в Нью-Йорке. Им оказался Павел Свиньин, фамилия которого для благозвучия произносилась как Поль де Шевенен и с которым Моро уже хорошо подружился. Русский посол одобрил этот выбор. Оставалось только получить разрешение на выпуск судна из Нью-Йоркского порта у вице-адмирала Кокборна, командира английской эскадры, блокирующей восточное побережье США. Для того чтобы сохранить в секрете отъезд изгнанника, посол Дашков запросил пропуск на имя Поля де Шевенена, который отправляется с весьма важной и конфиденциальной миссией, порученной ему Российским министерством иностранных дел. Так как в то время существовали благоприятные дипломатические отношения между Россией и Англией, то вице-адмирал Кокборн подписал пропуск на имя Шевенена и даже разрешил Дашкову оставить в пропуске пустое место, куда должно быть вписано название корабля.
Оставалось только найти корабль. Это не заняло много времени. Один судовладелец, друг и почитатель Моро, предложил ему лучший из своих парусников — «Hannibal», под командованием капитана Кертиса Блэкмена из Нью-Йорка.
Погрузка прошла быстро, и вскоре Кертис Блэкмен объявил, что готов поднять якорь.
Но прежде чем подняться на борт, Моро оставил для своей жены следующее письмо:
«Милая моя подруга,
Прибыв сюда, ты будешь удивлена, что я отправился в Европу. Обстоятельства складываются самым благоприятным образом для того, чтобы вернуться на родину. Я не хочу, чтобы Франция стала жертвой иностранной оккупации при крушении Наполеона. Вот почему я принял решение помочь ей именно сейчас. Я не знаю, что с ней станет…
Два месяца назад я отправил записку, в которой прошу сформировать небольшую армию из числа французских военнопленных в России, с которыми хочу попытаться высадиться во Франции и стать опорой для всех недовольных существующим режимом. Я хочу, чтобы Бонапарт пал от руки французов — это было бы для них честью.
Здесь будут ждать твоего появления на корабле “ L'Erie ”. Ни разу приказ Бонапарта не доставлял мне столько удовольствия, как тот, что предписывает тебе покинуть Францию.
Один пассажир с парусника “Atlas” сказал, что у него есть твое письмо для меня и что накануне своего отъезда в Байонну он видел, как ты упаковывала чемоданы…
Господин де Невиль тоже хочет ехать со мной и настаивает, чтобы я принял сторону Бурбонов. Я ответил ему, что их дело проиграно. Я не встану под их знамена и не буду сражаться за них, если Франция не желает их правления. Более того, я никогда не призову их снова к власти. Их правление может быть лишь временным явлением при условии гарантии неприкосновенности собственности, приобретенной в результате продажи национального достояния, ряда свобод, необходимых для счастья людей, полной реабилитации всего того, что произошло во время революции, и неприкосновенности существующих рабочих мест…
Я думаю, ты поступишь правильно, если позволит время года и ты не заскучаешь от еще одного морского путешествия, чтобы отправиться в Англию, где найдешь все необходимое, чтобы обеспечить образование Изабель.
Дэвид Пэриш, который три дня тому назад был у меня, прибыл на корабле “Atlas” и привез мне новости из третьих рук. Говорят, что Изабель делает успехи, чем поразила весь Бордо…
Поцелуй ее за меня и не сомневайся в моей нежной и искренней привязанности».
Хид де Невиль предложил сопровождать Моро в Европу, но генерал категорически отказался:
— Мой дорогой друг, вы слишком известный последователь Бурбонов. Видя вас рядом со мной, люди подумают, что я переметнулся на сторону роялистов.
25 июня 1813 года «Hannibal», на борт которого только что поднялись генерал Моро, его секретарь Френьер и русский сопровождающий Поль де Шевенен, поднял якорь и, выйдя из залива Хелл-Гейт, устремился к берегам Европы. Кстати, Жан-Виктор не забыл взять с собой и самого преданного друга — большого датского дога по кличке Апполон.
Моро долго смотрел на удалявшуюся от него американскую землю, которая была его домом в течение долгих восьми лет ссылки и в которой навсегда осталось лежать тело его сына.
30 июня в тумане на горизонте появились смутные очертания острова Ньюфаундленд. На следующий день корабль пришвартовался в небольшой гавани для короткой остановки для того, чтобы взять на борт дополнительных пассажиров, груз и пополнить запасы пресной воды.
Во время этой вынужденной стоянки на острове Моро ловил на удочку треску и прогуливался по живописным окрестностям этого сурового, но гостеприимного острова, которому суждено будет через 188 лет за одни сутки принять свыше 150 пассажирских самолетов (аэропорт г. Гандер), возвращавшихся в США во время террористической атаки Америки 11 сентября 2001 г.
Затем в течение долгих дней пассажиры не видели ничего, кроме бескрайних просторов Атлантики. Их путь пролегал уже по проторенному пути из Америки в Европу, но проходил чуть севернее маршрута, по которому через 99 лет, только во встречном направлении, пройдет роковой «Титаник». Было что-то зловещее в этих цифрах, перевернув которые получалось дьявольское число 66. Знал ли Моро об этом? Конечно нет. Предчувствовал ли он беду? Пока нет.
Под килем было четыре тысячи метров, a «Hannibal» как ни в чем не бывало мчался на всех парусах к берегам Норвегии, оставляя за собой лишь маленькую полоску пенящейся морской воды.
Вглядываясь в бесконечную линию горизонта, простиравшуюся на востоке, Моро тоже мчался навстречу своей судьбе. Что даст ему царская дружба? Освободит ли он Францию от ига короля под названием император? Что ждет его в Европе? Сформировал ли Рапатель корпус из французских военнопленных? А что с женой и маленькой Изабель? Эти и многие другие вопросы волновали Моро.