Только в марте 1930 года и только на Украине был зарегистрирован 521 теракт… в ЦЧО — 192, в том числе 25 убийств. В Западной Сибири за 9 месяцев 1930 года — более 1000 терактов, из них 624 — убийства и покушения. На Урале в январе—марте было 260 случаев, …в Новгородском округе Ленинградской области — 50 случаев. И это только зарегистрированная вершина айсберга. За осень и зиму 1929—1930 годов на имя Сталина и Калинина поступило из деревни более 90 тысяч писем с жалобами, протестами, описаниями творившегося насилия.
Крестьяне сопротивлялись стихийно, вымещая естественную злобу на проводниках партийной политики. Росло количество физических расправ над представителями партийных властей на местах и над так называемыми колхозными активистами, большинство которых составляли деревенские маргиналы. Эти последние, которые, как правило, не имели собственного хозяйства, с огромной энергией кинулись исполнять январское (1930 года) постановление Политбюро ЦК «О мероприятиях по ликвидации кулацких хозяйств в районах сплошной коллективизации». Тем более что Постановление ЦК не только предписывало конфисковывать у зажиточных крестьян средства производства, скот, хозяйственные и жилые постройки, семенные запасы зерна и так далее, но и прямо указывало, что 25% от конфискованных материальных ценностей «колхозные активисты» могут растаскивать по своим домам.
Сельские маргиналы вели себя сверхактивно, но росла и озлобленность тех, кого они грабили. Деревня вставала на дыбы. И генсек испугался. В феврале 1930 года ЦК партии дал директиву о неприемлемости спешки при организации колхозов и даже о прекращении раскулачивания в тех регионах, где еще не началась сплошная коллективизация.
А 2 марта 1930 года в «Правде» появилась статья Сталина «Головокружение от успехов», где он осудил стремление местных властей немедленно обобществить все, вплоть до куриц, назвал эти устремления «головотяпством» и заявил, что «надо положить конец этим настроениям». Правда, одновременно с этим сообщил, что по состоянию на 20 февраля 1930 года 50% крестьянских хозяйств уже коллективизировано и что «коренной поворот деревни к социализму можно считать уже обеспеченным».
Это не было изменение политики. Это было всего лишь временное отступление. Генсек испугался разворачивания крестьянской войны против возглавляемого им политического режима. К такому масштабному стихийному сопротивлению он не был готов. К подавлению крестьянских восстаний еще не была готова армия, НКВД, не была настроена на нужный камертон и пропагандистская машина.
Много хуже было то, что к сталинскому отступлению не был готов партийный актив на местах. Статья Сталина прозвучала для партийных властей как гром среди ясного неба. Многие из них оказались обескуражены таким неожиданным поворотом в политике ЦК. В Москву потоком пошли письма с резкими протестами. Сталин был вынужден объясняться с партийным активом на местах. 2 апреля 1930 года в низы пошло закрытое письмо ЦК ВКП(б), где было прямо сказано: «Если бы не были немедленно приняты меры против искривления партлинии, мы имели бы теперь широкую волну повстанческих крестьянских выступлений, добрая половина наших низовых работников была бы перебита крестьянами, был бы сорван сев, было бы подорвано колхозное строительство и было бы поставлено под угрозу наше внутреннее и внешнее положение».
Между тем крестьяне поняли это выступление генсека по-своему, так, как им было выгодно понять. После опубликования этой статьи коллективизация приостановилась. Начался даже процесс фактического распада колхозов, массовых выходов из них.
Но к январю 1931 года генсек подготовил соответствующим образом репрессивный и пропагандистский аппарат и вернулся к своей политике войны с крестьянством, пошел на самые жестокие меры насильственного воздействия на крестьян, чтобы загнать их обратно в колхозы. Как написал Шолохов в «Поднятой целине», «старое начиналось сызнова».
А вот крестьяне возвращаться к «старому» не хотели никак. Массовые выступления как колхозников, так и единоличников вновь прокатились по Украине, Северному Кавказу, Западной Сибири. Доходило и до вооруженных столкновений. Только за три последних месяца 1931 года было зарегистрировано 53 тысячи выступлений, а за первые три месяца 1932 года — 55,4 тысячи. Власть вела себя жестко, если не сказать жестоко. Восстания были подавлены с использованием войск ОГПУ и армии. Начались массовые выселения крестьян в Сибирь и в северные области. Гребли всех, не только так называемых кулаков, но и середняков, и бедняков, и даже членов партии, лишь бы выполнить разнарядку по репрессиям (плановые цифры таких выселений спускались сверху).
И к 1932 году с помощью армии и НКВД коллективизация фактически завершилась. 22 июня 1932 года находившийся на четырехмесячном отдыхе в Сочи, а фактически — на реабилитации (война с крестьянством ощутимо подорвала физические и нервные силы генсека) Сталин пишет Кагановичу: «…необходимо дать в “Правде” передовую об итогах весенней посевной кампании. В статье надо подчеркнуть, что сводки Наркомзема документально устанавливают полную победу колхозов и совхозов в сельском хозяйстве, так как удельный вес единоличного сектора не составляет в этом году и 20 процентов, тогда как удельный вес колхозов и совхозов превышает 80 процентов всей посевной площади. В статье надо обругать грубо и резко всех лакеев капитализма, меньшевиков, эсеров и троцкистов, а также правоуклонистов, сказав, что попытки врагов трудящихся вернуть СССР на капиталистический путь окончательно разбиты и развеяны в прах, что СССР окончательно утвердился на новом, социалистическом пути, что решительную победу социализма в СССР можно считать уже завершенной»{90}.
26 июня такая передовица в «Правде» была опубликована. В тексте ее были полностью воспроизведены слова из сталинской телеграммы.
А 7 января 1933 года, на Объединенном Пленуме ЦК и ЦКК, генсек доложил:
«Партия добилась того, что колхозы объединяют теперь свыше 60% крестьянских хозяйств с охватом свыше 70% всех крестьянских площадей, что означает перевыполнение пятилетки в три раза.
Партия добилась того, что вместо 500—600 миллионов пудов товарного хлеба, заготовлявшегося в период преобладания индивидуального крестьянского хозяйства, она имеет теперь возможность заготовлять 1 млрд. 200 млн. — 1 млрд. 400 млн. пудов товарного зерна ежегодно».
Конечно, бросается в глаза несоответствие цифр из сочинской телеграммы и из доклада на Объединенном Пленуме ЦК, но это говорит, по-видимому, только о том, что Сталин в этот период сознательно шел на искажение действительности в пропагандистских целях.
Однако многие из тех крестьян, кто избежал выселения, не перестали протестовать против сталинских методов коллективизации. Несмотря на запугивание местных властей, люди в массовом порядке «голосовали ногами»: бегство из колхозов продолжалось.
Советская пресса била в литавры по поводу «нового подъема колхозного движения», а в это же время Наркозем СССР направляет в ЦК ВКП(б) секретную записку под весьма откровенным названием: «О массовом выходе из колхозов в октябре 1931 — феврале 1932 года», где докладывает руководству партии, что на селе начался «массовый отток из колхозов». Сообщалось, в частности, что за указанный период из колхозов самотеком выбыло 167,5 тысячи хозяйств: в Казахстане — 37,2 тысячи, на Северном Кавказе — 32,4 тысячи, в Нижне-Волжском крае — 27,2 тысячи и т.д.{91} В апреле 1932 года Секретно-политический отдел ОГПУ сообщал в ЦК ВКП(б), что крестьяне сотнями тысяч без ведома правлений колхозов и сельсоветов, покидают колхозы и уходят на заработки в города{92}.
А те, кто не мог удариться в бега, слали в Центр жалобы и письма-протесты. Работавший в архивах И.Е. Зеленин пишет, что Комиссия ВЦИК установила, что только в 1931 году и только от крестьян ЦЧО во власть поступило 400 тысяч жалоб.